Игорь Морозов - Феномен куклы в традиционной и современной культуре. Кросскультурное исследование идеологии антропоморфизма

• Название: Феномен куклы в традиционной и современной культуре. Кросскультурное исследование идеологии антропоморфизма
• Автор: Игорь Морозов
• Жанр: Культурология
• Год: 2011
• ISBN: 978-5-91674-114-8

Данная монография посвящена исследованию роли антропоморфных артефактов в жизни людей и в истории человеческой культуры.

Особое внимание уделено «идеологии антропоморфизма», которая позволяет использовать антропоморфные игрушки в целях «социального конструирования», то есть для формирования и развития «пространства личности» ребенка, осознания им своего «Я», противопоставленного «Другому», преодоления возрастного этапа «аутизма», формирования гендерной, социальной и этнокультурной принадлежности и желательных стандартов поведения.

Автором проанализирован широкий круг источников: обрядовые, магические и религиозные практики, примеры из мемуарных, литературных и современных источников (пресса, массмедиа, реклама, кино). Основу исследования составляют материалы автора, относящиеся к русской традиции и включенные в широкий круг кросскультурных параллелей.

Книга предназначена для специалистов по социальной и культурной антропологии и будет полезна представителям смежных дисциплин – от кросскультурной психологии и философской антропологии до этнолингвистики, а также широкому кругу читателей.

---

Аргументацию против этого сопоставления приводит О. А. Черепанова [Черепанова 1983, с. 128, 133]. Однако доводы, основанные на констатации различий в семантике слов кикимора и шишимора, нельзя принять, так как в данном случае гораздо важнее тот факт, что эти слова имеют общие значения или даже отождествляются [см., например: Даль 1882б, т. 4, с. 636]. Модификация же семантики близкородственных слов (даже практически не отличающихся по форме) – слишком распространенное явление, чтобы использовать это как аргументацию в пользу их различного происхождения. Сама О. А. Черепанова приводит массу примеров принципиальных семантических различий той же лексемы кикимора в разных регионах России и славянского мира (например: кикимора „злой дух в женском облике; непричесанная, плохо одетая, уродливая женщина“ и кукумара „божья коровка“ и т. п.). Показательно, что как и в случае с куклой и чучелом, общеиндоевропейской семантикой признается «идея изогнутости формы», а при конкретизации значения – «признак горбатости, скрюченности, маленького роста и, шире, уродливости вообще» [Черепанова 1983, с. 131]. Вообще эти значения присущи обширному кругу лексики со значением узла [Маковский 1996, с. 334–375], который, как мы указывали выше, в свою очередь нередко соотносится с куклой [см. еще: Уварова 2009].

Илл. 24

Примыкает по общей семантике к кукле и огородное пугало [см.: Бушкевич 1997, с. 14–17], которое также часто называют чучелом. Конструкция пугал обычно достаточно примитивна – см. илл. 25, 26 [ЛА МИА, пос. Залегощь Орловской обл.]. «Чучело – вот поставят палку и палку привяжут [=поперек], и платье или фуфайку (ну, старенькое платье) повесют, чтобы ворон и кур пугали…» [ЛА СИС, с. Юлово Инзенского р-на Ульяновской обл.]. «Ну, „пужaло“ – это всюду их делали!.. У нас токо делали, это называлося „пугaло“ на загороду уносили… Вот там птицы какие вот налетали, чё-то выклёвывають, дак, бывало, это ещё я помню, уже бабы ‹…› делали „пужaло“ вот такое – этак вот руки. Да. На огороде „пужала“ устанавливали. Там тряпки навешають: „пужала“, а потом тряпки что ли. Платок накрывали. Поставют к забору к какому-то там да накроють яе – как человек стоить. И руки так во распростёрты… Да. Вот и так делают, как „пужалу“ тогда огородную – как женщина как всё равно что. ‹…› Погремушечки делали, бывало. У подвале вот заводится чтой-то, я помню вот (я не ставила это ни разу и ни хочу говорить, да), а говорить: „А это вон звенить, это чтобы ничёго у подвал не зашло“, – так-то…» [ЛА МИА, д. Тигинёво, Городцы Трубчевского р-на Брянской обл.]. «Это тогда были засеяны конопи. Ставили тама [пугала], щёбы пужали курятых. Алёнка она. Ну, её нарядють вот: с палкой сделають вот так-то вот. И на голову это напутливають чёго-нибудь, в шаль какую-нибудь. Чудять это. Да. Нарядють, она вот стоить, раскрылилась: „О-о-о! Там вон в конопях нарядили Алёнку!“ И она пужаеть их…» [ЛА МИА, с. Желанное Шацкого р-на Рязанской обл.]. Пугала, предназначенные для отгона хищных птиц, нередко достаточно реалистичны – см. илл. 24 [ЛА МИА, с. Валгуссы Инзенского р-на Ульяновской обл.].

Илл. 25

Прагматика пугала связана прежде всего с устрашением и запугиванием, в том числе в обрядовых контекстах – ср. костром. пугалишка „окрутник, наряженный о святках“ и свадебный обычай пугать молодых – «встречать их свекру и свекрови в вывороченных тулупах по приезде из церкви для богатого житья» [Даль 1882, т. 3, с. 535]. Это следует из самого названия данного объекта, которое в разных языках образуется не только от слов «пугать/пужать» (ср. нем. Die Scheuche, англ. Scarecrow, фр. l“épouvantail и под. „пугало“), «лякать» (ср. ляка „пугало“), «полохать» (ср. полохало, полохайло „пугало, чучело на огороде от птицы“) и «шугать» (ср. шугай, шугало „пугало в огороде“), но и от названий и имен различных мифологических персонажей – ср., например, рязанские названия пугала русалка или Алёна, владимирские и ярославские – кострома, архангельское аюкла „уродина, пугало, в которого, впрочем, иные верят как в лешего“ [Даль 1880, т. 1, с. 32; 1881, т. 2, с. 286; 1882, т. 3, с. 265, 535; РТК 2001, с. 78], а также чеш. hastrman – „водяной“ и hastroš – „пугало, чучело“. Впрочем, чучело также часто используется для устрашения – см. «Куклы и чучела в молодежных подшучиваниях и розыгрышах», а в обиходе пугало нередко называют чучелом.

Илл. 26

В традиционном быту огородное пугало часто использовалось для запугивания детей и подростков, чтобы принудить их к послушанию. «Поставють крястом палку вот так вот. Шапку наденуть и хоть какой махор, пинжак. И в просо становили „русалку“. Да и „русалка“ и Алёна. Ребятишкых пужають: „Ой, Алёна! Вон, щас Алёну привядём!“ Да. Эт ребятишкых пугали…» [ЛА МИА, с. Завидное, прож. в с. Желанное Шацкого р-на Рязанской обл.]. «Эт стращали, это было: „Не ходи на огород! Не рви ни бобы, ни моркошку – она ещё молодая! А то там русалка!“ Они вот делають вот палки и вот надявають какую-нибудь рубаху на неё, на этую, на палку. Как руки – вот так растопырены. И привяжуть какой-нибудь ей шабóл: она ветром так машет: „Ой, ой! Вот это вот бирюк, – скажуть, – тама!“ – Да. „Волк там, в конопях! Там вот русалка! Не ходитя!“» [ЛА МИА, с. Казачья Слобода Шацкого р-на Рязанской обл.].

Специализированные функции пугала отражаются на его конструкции. В отличие от чучела, которое изготавливают с соблюдением пропорций и деталей человеческого тела, нарядно одевают, причем часто в настоящий праздничный костюм, украшают лентами, бусами, венками из живых или бумажных цветов и т. п., пугало, как правило, имеет очень примитивную конструкцию с очень условными пропорциями и обычно, в полном соответствии со своим предназначением, выглядит устрашающе и безобразно. Некоторые, так называемые «динамические» конструкции пугал, не имеют с обликом человека практически ничего общего [Бушкевич 1997, с. 14–17]. Охранительные и отгонные функции зоо– и антропоморфных чучел характерны для магических и обрядовых практик разных народов и имеют универсальный характер [Календарные обычаи 1989, с. 276, тибетцы; Иванов 1970, с. 123, селькупы].

* * *

Как видим, применяемые в ритуально-обрядовых практиках антропоморфные предметы (чучела и пугала) не только имеют существенное внешнее сходство с куклами в узком смысле слова, но и пересекаются с ними по семантике и функциям. Хотя для носителей русской традиции в ряде случаев существенно различие между этими объектами по размерам и обрядовым действиям, совершаемым с ними, в некоторых случаях эти различия нивелируются и игнорируются. Разница в размерах может быть мотивирована целью обрядового действа. Для публичных зрелищных акций во время обрядов выпроваживания или акций запугивания более подходят ростовые куклы, подчеркивающие сходство данных артефактов с заменяемыми ими персонажами и лицами. В магических и обрядовых практиках с участием узкого круга лиц (семейно-родственная, возрастная или гендерная группа), целью которых является проведение акций, не предназначенных для посторонних (например, удаление персонифицированной в кукле болезни), чаще употребляются небольшие, часто условно-символические типы кукол. Разница в прагматике обуславливает и форму такой специфической группы антропоморфных предметов, как пугала. Детализация и более тщательная проработка облика характерна для пугал, употребляющихся в различных действиях (запугивание, розыгрыш), направленных на людей. Пугала, предназначенные для отгона птиц, обычно стремятся к более абстрактным символическим формам, в них на первый план выходят те атрибуты, которые увеличивают их практическую пользу (звуковые и визуальные эффекты, кинетические конструкции и т. д.).

Кукла с точки зрения социальной антропологии и психологии

По-видимому, чтобы в полной мере оценить значение феномена куклы, необходимо рассмотрение ее с точки зрения двух фундаментальных дисциплин. Первая из них, социальная антропология, дает возможность рассмотреть функциональные возможности этой вещи, различные аспекты ее употребления в различных социальных структурах и в разных типах культур, в том числе связь ее с характерными для этих культур мировоззренческими системами, вписанность ее в их мифологию и идеологию. Вторая из дисциплин – психология, помогает приподнять завесу над коренящейся в самых сокровенных уголках человеческого «Я» тайной возникновения феномена куклы как такового.