Владимир Лучосин - Человек должен жить

• Название: Человек должен жить
• Автор: Владимир Лучосин
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Медицина
• Год: 1962

Владимир Иванович Лучосин (Мошковский) — врач. И первую свою повесть он посвятил будущим врачам.

Действие повести развертывается в течение двух недель, но как много интересного происходит в жизни ее героев. Три студента медицинского института попадают на практику в больницу в районном центре. Здесь впервые им пришлось действовать самостоятельно, принимать решения в сложных случаях, борясь за жизнь человека. В необычных условиях они спасают жизнь мальчику. Будущие врачи на деле познают, как ответственна, благородна и романтична избранная ими профессия.

Лучосин родился в 1921 году в Смоленске, в семье учителя. Был участником Великой Отечественной войны. После демобилизации из армии он поступил в Московский мединститут и, закончив его, работал несколько лет в Кировской области.

Первые его очерки и рассказы были напечатаны в яранской районной газете и областном альманахе «Кировская новь».

---

— Как вам нравятся наши вечерние конференции? — спросил Чуднов.

— Нравятся, — сказал я. — Они очень краткие и никого не обременяют. Да и польза есть.

— Хорошо сказали. Мне доставляет удовольствие, Игорь Александрович, слышать это от вас. Свежий человек замечает многое из того, к чему мы, старожилы больницы, привыкли и чего уже не замечаем — плохое оно или хорошее.

— А вот утренние конференции… — заикнулся я.

— Ну, говорите же! — попросил Чуднов.

— Может, я и не прав, но… длинные они, по целому часу… и утомительные, иногда скучные. — И для убедительности добавил: — Захаров тоже так думает.

— А Гринин? — опросил Чуднов.

— С ним не беседовал, — сказал я, — но, наверное, и он такого же мнения.

— Интересно. Ну, а предложение не созрело у вас? Вы смелее, Игорь Александрович. За смелость никто не осудит.

— Два раза в неделю, а не каждый день, — сказал я.

— Два раза? А может быть, хватит и один? Ну, например, в субботу? Будем собираться и подводить итоги работы за неделю. Как?

— Это еще лучше, — сказал я. — Все врачи будут довольны. У каждого освободится целый час.

— Решено! Еще кое с кем посоветуюсь и…

— До свидания, Михаил Илларионович, — сказал я, заметив, что дверь кабинета приоткрылась и в щели появился глаз Захарова.

Я на цыпочках вышел.

— Опять главврачу лекцию читаешь? — Гринин деловито жевал папиросу.

— Опять.

— На какую тему, если не секрет?

— О влиянии погоды на нашу практику.

— О! Тема актуальная!

Придя в больницу, я первым долгом забежал в свою палату.

Краснов лежал на третьей койке от окна и смотрел на меня. Значит, приняли. С моей подписью приняли.

— Лекарство давали? — спросил я.

— Давали, Игорь Александрович. Спасибо за заботу.

Ночь пролетела незаметно, как один час, и снова мы в больнице.

Зная чудновскую точность, мы старались никогда не опаздывать. К восьми утра мы пришли в приемный покой и сели на свои обычные места: Гринин на кушетку, а я и Захаров на стулья возле часов. Разговорились о футболе и не заметили, что уже десять минут девятого.

— Что же это такое? — спросил Захаров. — Почему никого нет?

Сверили часы. Часы в порядке. На лицах Гринина и Захарова недоумение. И тут я вспомнил о вчерашнем разговоре с Чудновым и рассказал товарищам.

Мы пошли по своим отделениям.

Я зашел в ординаторскую за историями болезней. Чуднов, заметив меня, вытащил за цепочку из кармашка брюк часы и сказал:

— Опаздываете.

Я сказал, что все мы сидели внизу, в приемном покое и не сразу догадались, что утренней конференции не будет. Я не думал, что уже сегодня ее может не быть.

— Так, так, на первый раз прощаю, — сказал Чуднов и коротким взглядом посмотрел на меня. Затем одной рукой он приоткрыл брючный кармашек, второй начал опускать туда за цепочку часы, словно ведро в деревенский колодец. Потом снова посмотрел на меня и спросил: — Вы куда это с папкой собрались?

— В палату, — сказал я.

— Завтракать идите. Теперь завтракать в восемь будете, а не в девять. Предупредите товарищей.

После завтрака я приоткрыл дверь палаты, где лежал Коршунов. Он сидел на кровати. Возле него на стуле сидел Гринин. Я закрыл дверь и пошел к своим больным.

Белов неподвижно лежал на спине. Лишь глаза его двигались, наблюдая за мной.

— Как ваши дела? — спросил я, подходя к нему.

— Лучше, Игорь Александрович. Надоело лежать на спине, но ничего не попишешь. Надо ведь?

— Обязательно, — сказал я, считая пульс. Затем я выслушал его сердце и легкие.

— Как? — Он смотрел, повернув ко мне глаза.

— Есть некоторый сдвиг к лучшему, — сказал я.

Подошел к Руденко. Как всегда, бледный и злой.

— Болит поясница? — спросил я.

— Хоть и меньше, но я не надеюсь. Мне не выкарабкаться. Не зря в нашу палату каждый день заходит морговский доктор… Как его…

— Вадим Павлович, — подсказал Иванов.

«Разведали, все-таки разведали, — подумал я. — Кто мог им сказать?»

— Вот-вот, Вадим Павлович зайдет и смотрит на меня, а я нарочно глаза прикрою, чтоб его порадовать. А сам все вижу. Постоит он и уйдет. Не дождется, бедный… Вот аппетита нет, и голова болит.

— Аппетит появится, и голова пройдет, и вообще вы поправитесь и выпишетесь из больницы в полном здравии. — Я говорил это, опираясь на мнение Чуднова. — Нельзя так мрачно смотреть на жизнь. — Я измерил у него кровяное давление, выслушал сердце и легкие, слегка постучал по пояснице и сказал: — Вот сегодня уже лучше.

Я побеседовал со всеми старыми больными и заполнил дневники, потом подошел к Краснову и развернул пустую еще историю болезни. Я заполнял ее час и десять минут. Когда я уже закончил, вошел Чуднов и взял у меня историю болезни, сел на стул, прочел внимательно и, глядя на меня, сказал:

— Все папироски подсчитали! И сколько граммов алкоголя употребляет в месяц и в неделю. И описали всю жизнь от рождения. И когда женился, и на ком, и здоровье жены, и сколько имеет детей. И сам Краснов каким ребенком по счету родился. Биография. Вся жизнь как на ладони. Хорошо, Игорь Александрович.

Он похвалил меня и все же, словно не совсем доверяя, выслушал Краснова, задал несколько вопросов. Потом он осмотрел всех других больных моей палаты. В коридоре сказал, чуть улыбаясь:

— Вы молодцом у меня. Из вас выйдет прекрасный терапевт. Конечно, учиться еще и учиться, но фундамент у вас заложен прочный. Не скрою, я мог бы дать вам таких больных, в которых вы запутались бы… даже мы, врачи, зачастую не можем как следует разобраться, вызываем консультантов из Москвы, но зачем я буду давать вам сейчас таких больных? Учиться надо прежде всего на типичных, студенческих случаях. Не так ли?

— Конечно, Михаил Илларионович.

— Вот доучивайтесь, кончайте институт и приезжайте к нам на постоянную работу, — сказал Чуднов. — С удовольствием возьму вас к себе. Квартиру дам. Не комнату, а квартиру. Как?

Я не знал, что сказать. Впереди еще два года учебы. Кем я захочу быть: терапевтом, хирургом или… Мало ли кем?

— Может быть, я буду не терапевтом…

— Конечно, конечно! Это уж вам решать. У вас будет еще время подумать. Взгляды и наклонности формируются не за один день и не за один год. Кем бы ни были — приезжайте!

— Спасибо, Михаил Илларионович. — Я был тронут до глубины души. Еще немного, и у меня навернулись бы слезы. С двенадцатилетнего возраста со мною не случалось такого. Я сказал: — Если буду терапевтом, приеду к вам. Ну, а если хирургом — не обещаю: Золотов… Золотов не даст жить…

Мы сидели в ординаторской. Чуднов молча смотрел в окно на сосны и дымил, дымил…

— Михаил Илларионович, зачем вы курите? — спросил я. — Другим запрещаете, а сами курите. Больные люди поневоле с сомнением относятся к словам врачей.

— Давнишняя привычка, надо сказать, вредная привычка. Несколько раз бросал, но более трех месяцев не выдерживал. Силы воли не хватало. Вы не курите, кажется?

— Нет.

— Вы просто паинька. Ваше счастье, что не приучились, а то, может, тоже не бросили бы.

— А вот Захаров в прошлом году бросил, — сказал я. — Он курил с четырнадцати лет.

— Очень похвально. Было бы, конечно, неплохо, если бы законом запрещалось курить и пить водку медикам. Вы, Игорь Александрович, правильно сказали: мы лекции читаем, ведем пропаганду за здоровый быт, а сами порой… Уж в крайнем случае кури, только дома. Вот тогда ты можешь с чистой душой идти в аудиторию, на народ. Читай лекцию — и тебе поверят. Кстати, по программе практики студенты должны и лекции читать. Вы знаете? Так что прошу… прочтете лекцию о вреде курения и алкоголя, а вторую… а вторую по собственному выбору. Подумайте над темой и мне потом скажете. Набросайте конспект.

— О раке, — сказал я.

— Можно. Интересная тема. Вот и готовьтесь. Скажете вашей участковой сестре, она найдет вам объект и подготовит аудиторию. А теперь идите и исследуйте у Краснова желудочный сок, кровь, мочу… все, что полагается. И не забудьте взять кровь на реакцию Вассермана. Мы берем у всех независимо от диагноза. Полезно. И посмотрите, как ставится реакция. Впитывайте, впитывайте все возможное…

Я дослушал до конца, встал и вышел. В коридоре встретилась Валя.

— Игорь Александрович, Иванов просит ветчины! Можно купить? — Валя смотрела куда-то в сторону. Она все еще дулась на меня.

— Почему ему захотелось ветчины? Потому что в больнице не дают?

— Доктор должен знать. — Валя все еще не смотрела на меня, мяла поясок халата.

— Ну, купите, если просит! Этакое дело, ветчина.

— А можно ему? — спросила Валя, ее бровки поднялись вверх, и она кротко взглянула мне в лицо, но не в глаза, а куда-то в подбородок.

— Можно! — выпалил я.

— А Чуднов ругать не будет? — Валя чуть заметно улыбалась.