Кирилл Еськов - Америkа (reload game)

• Название: Америkа (reload game)
• Автор: Кирилл Еськов
• Жанр: Альтернативная история

Роман «Америkа (reload game)» сам я, пожалуй, обозвал бы «альтернативной историей» («Что было бы, если…»), густо замешанной на «стим-панке» (эпоха «пара и электричества», романтизированная и мифологизированная до градуса Средневековья в фэнтэзи) и разлитой по детским формочкам новелизации компьютерных игр (любителям переигрывать «неудачные развилки» в стратегиях Сида Мейера, вроде меня самого – должно понравиться…)

Давайте обратимся к самой, пожалуй, затоптанной (чтоб не сказать – заплеванной) нашими фантастами «альтернативной развилке» отечественной истории: состоявшаяся таки Русская Америка. Сколько раз лицезрели мы уже нашего державного орла, грозно расправляющего крыла над Американским континентом и глупого пиндоса, робко прячущего тело жирное в утесах! Только вот почему-то никому не приходит в голову элементарное, лежащее на самом виду соображение: если некий вариант Русской Америки и впрямь окажется жизнеспособным (в отличие от мертворожденной русской Аляски из «текущей реальности») – дело-то там наверняка дойдет и до своего варианта «Бостонского чаепития» с «Декларацией независимости»…

Так вот, действие романа как раз и происходит в ту самую пору, когда «американские колонии, не столько в силу собственных устремлений, сколько в силу закона тяготения, отрываются от Метрополии» (Б.Шоу). Впрочем, «невероятные совпадения, случайности или неожиданные решения, принятые оказавшимися в центре событий измотанными людьми» (Т.Флеминг) и в этот раз могут в одночасье изменить весь расклад – причем в любую из сторон. Ну, мы же помним с детства: «…Лошадь захромала – командир убит// Конница разбита – армия бежит// Враг вступает в город, пленных не щадя// Потому что в кузнице не было гвоздя».

---

– Я уверен, всё будет в порядке, сэр, – вытянулся распорядитель; достаточно было хоть разок встретиться взглядом с Азиатским Гостем, чтобы уразуметь: в его разбойном приграничье приняты совсем иные расценки на человеческую жизнь – хоть чужую, хоть свою, – нежели в европейских столицах. – Вы с вашим юным другом в полной безопасности, уверяю вас!

Направляясь уже к выходу, был почтительнейше остановлен группкой персон, озабоченных Судьбами России (даже тут без этого – никак…): что думает Иностранный Гость о перспективах Этой Страны стать хоть когда-нибудь хоть сколько-нибудь Цивилизованным Государством? и не служит ли главной помехой тому беспросветная темнота податных сословий, навсегда отравленных Азиатским Рабством и оттого вечно чающих Русского Бунта, Бессмысленного-и-Беспощадного?

– По моим наблюдениям, господа, – с приличествующей случаю снисходительностью улыбнулся ротмистр, – главная проблема вашей страны – не в низших классах, а как раз в высших. Знаете, что отличает, по моим наблюдениям, британского джентльмена от российского дворянина? Британец при необходимости сперва стреляет, а потом уже рефлексирует, а русский сперва рефлексирует – а потом так и не стреляет… Всего доброго, господа, честь имею!

– Дела службы? – продемонстрировал проницательность один из резко погрузившихся в задумчивость собеседников. – Бенгальского Штаба?

– Если я скажу, что меня ждет дама, вы ведь всё равно не поверите, не так ли? Всего доброго джентльмены, до встречи! – и засим продолжил движение к выходу, провожаемый высказанной вполголоса и уже по-русски сентенцией: «Вот ведь, господа! Всего лишь обер-офицер шпионского ведомства – а сколько достоинства, какая глубина и независимость суждений! Вот это Держава, я понимаю – не то, что у нас…»

Кстати, подумалось вдруг ему, насчет «меня ждет дама»: это ведь могло бы оказаться и чистой правдой! Он вполне предметно обдумывал возможность контакта с «Валькирией революции» и ее карбонариями, но по здравому размышлению идею ту отверг. Риск убиту быть, даже невыслушанным – крайне велик, а прикуп, что он может получить из того общения, внятной игры все равно не обеспечивает, и к задуманному им блефу мало чего добавляет. Всё равно, решает сейчас всё – время: он пока опережает всех на полшага, но с окончанием ночи эта его карета обратится в тыкву… Ладно хоть вывести из игры Сашу ему, похоже, удалось: парень проникся важностью задания (при том, что врученные ему бумаги – в общем-то чепуха, «блеф внутри блефа»), а ускользнуть успеет по любому; одной головной болью меньше.

…Всё с самого начала пошло иначе, чем он ожидал; не то, чтоб хуже – просто не так, совсем. Он, к примеру, был готов к пространным объяснениям с охраной особняка (начиная с самОй необходимости будить его могущественного хозяина в пятом часу утра), но в ответ на его представление: «Расторопшин Павел Андреевич, Генерального штаба ротмистр, в отставке» последовало лишь лаконичное и тем еще более сбивающее с толку: «Пожалуйте, господин Расторопшин. Вас ожидают». Общупали, правда, бесцеремонно и со всей дотошностью – два покушения, как-никак.

Хозяин особняка, встретивший ротмистра на пороге гостиной и коротким кивком скомандовавший заходить, явно был поднят с постели не сию минуту, а свирепое выражение на его бульдожьей физиономии с тяжелыми носогубными складками было вполне штатным и не относилось, похоже, к конкретному визитеру.

Генерал-майор Отдельного корпуса жандармов, шеф столичного политического сыска Петр Иванович Чувырлин поднялся из низов, можно даже сказать – из самых низов. Смутьянам, злопыхающим в своих брошюрках, будто, дескать, в Российской империи плохо обстоит с социальными лифтами, надо бы почаще предъявлять генерала живьем – как наглядное опровержение этих ихних инсинуаций: там, где надо, лифты те работают так, как надо. Или как раз – где не надо, но это уж как поглядеть… Кроме того, Чувырлин являл собою не слишком частый в российской практике случай профессионала на своем месте и солдата, нашарившего-таки на дне своего ранца маршальский жезл: службу он когда-то начинал «на земле», сыщиком в Сенной части.

В гостиной у жарко горящего камина (хозяин, стало быть, встал давным-давно, а может и не ложился вовсе) отогревались двое, в промокших от дождя жандармских мундирах; на столике – три пустые кофейные чашки и початая бутылка коньяка. Жандармы разом обернулись к вошедшему, и Расторопшин понял, что погиб, безвариантно – узнав в правом из них своего знакомца Иванова-Петрова. Весь план его строился на том, что «майор Иванов» работает не от Конторы, а от себя; если же полковниковы экзерсисы санкционированы (хоть и негласно) с самого верху, то торговать с генералом ему попросту нечем. Можно, конечно, допустить, что полковник, затеявший собственную Игру, только что узнал о погроме на своей конспиративной квартире и в ужасе примчался сюда к отцу-командиру – каяться; вряд ли, однако, означенный отец-командир станет распивать среди ночи кофеи (да еще и с коньячком) с подчиненным, допустившим такой эпический провал: угробил в итоге той самочинной Игры всю опергруппу, в полном составе, и растерял всех подследственных и охраняемых свидетелей...

– Ну что, господин Расторопшин – будем оформлять ваш визит как явку с повинной? – усмехнулся генерал, жестом предлагая ему венское полукресло у столика.

– Осмелюсь заметить, ваше превосходительство, – покачал головой ротмистр, – что мой визит лучше бы не оформлять вообще никак. При любом его исходе.

– Рад, что вы это ясно понимаете – насчет «любых исходов», – до чего же пошлый литературный штамп: «Глаза его обратились в пару револьверных дул», но что поделаешь, коли это правда...– Мы вас внимательно слушаем.

«Мы», стало быть...

29

– Примите мои поздравления, ваше превосходительство! – начал ротмистр, как двинув пешку е2-е4: открытый дебют.

– Поздравления – с чем?

– С успехами вашего расследования, разумеется! Мой добрый знакомец майор Иванов получил за эти дни, как я вижу, полковничьи погоны.

– Ах, это!.. Ну, в вашем ведомстве тоже случаются довольно внезапные продвижения по службе. Вот был армейский штабс-капитан Попов – и вдруг генерального штаба ротмистр Расторопшин, через два чина разом. Правда, в отставке – но насчет последнего есть некоторые сомнения.

– Сомнения? Ну, тогда вам известно больше моего...

– Это моя профессия, ротмистр: знать о людях больше, чем они сами, – мгновенная пантомима с глазами-дулами повторилась. – Впрочем, мы отвлеклись, а время дорого. Что случилось в том доме? где мальчик и собака? – ваша версия.

– А нельзя ли мне для начала выслушать официальную?

– Пожалуйста. Вы совершили побег с конспиративной квартиры, перебив всех, кто там находился. Детали уточняются.

– Мальчишку и собаку я, стало быть, тоже убил? и съел?

– Господь с вами, ротмистр, – а съедать-то было зачем? Там река, вроде, под боком...

– Кстати, а в каком качестве я пребывал на той конспиративной квартире, и как туда попал? В рамках официальной версии, я имею в виду.

– Ну, думаю, наше ведомство как-нибудь решит этот вопрос. С прокуратурой и бывшим вашим ведомством, я имею в виду, – небрежно отмахнулся генерал. – Ладно, господин Расторопшин: наши сотрудники живы, но привести их в сознание не удается, и мы не имеем пока сколь-нибудь внятных версий происшедшего. Так что у вас и впрямь есть неплохой товар для торговли с нами, но товар этот весьма скоропортящийся – я бы, на вашем месте, приступил уже к делу!

Да, судя по отменной вежливости генерала и полному отсутствию попыток перевести разговор в принятую модальность: «Здесь вопросы задаем мы!», дела у коллег обстояли неважно...

– Слушаюсь, ваше превосходительство. Всё началось с того, что принесший мне ужин сотрудник ни с того ни с сего вознамерился меня застрелить, из табельного револьвера. Мне удалось его обезоружить и оглушить. Судя по особенностям поведения, а также по реакции зрачков, тот не контролировал свои поступки: видимо, находился под воздействием наркотиков. На верхнем этаже дома тем временем начались крики и стрельба. Я заключил, что дом подвергся нападению, вероятная цель которого – ликвидация свидетелей, в том числе и моей персоны. Вооружившись револьвером оглушенного, я поспешил на выручку к вашим людям. Оба обнаруженных мною оперативника пребывали уже к тому времени в бессознательном состоянии; ранений и ушибов я при визуальном осмотре не заметил. Что же до происшедшего дальше, в столовой, то вам, полагаю, лучше ознакомиться сначала со свидетельством Александра Лукашевича: вот, извольте, – и с этими словами он почтительно протянул генералу Сашин рапорт.