Ян Отченашек - Гражданин Брих. Ромео, Джульетта и тьма

• Название: Гражданин Брих. Ромео, Джульетта и тьма
• Автор: Ян Отченашек
• Издательство: Художественная литература
• Жанр: Современная проза
• Год: 1988
• ISBN: 5-280-00300-X

В том избранных произведений чешского писателя Яна Отченашека (1924–1978) включен роман о революционных событиях в Чехословакии в феврале 1948 года «Гражданин Брих» и повесть «Ромео, Джульетта и тьма», где повествуется о трагической любви, родившейся и возмужавшей в мрачную пору фашистской оккупации.

---

— Есть у тебя еще что-нибудь на сердце, дружочек? — насмешливо спросил он, проведя ладонью по лицу; потом сказал сдавленным голосом: — Видали докторишку! Я всегда считал тебя безобидным дурачком, Брих! Сколько уже лет? Четырнадцать! Времени достаточно, чтобы распознать глупца и болтуна. — Он выдавил из себя ледяной смешок. — Мечтатель! Я знал тебя нищим, в рваных портках, этаким забавным ручным зверенышем — ты жрал из рук!

— Что еще? — спокойно спросил Брих.

— Погоди — не так все просто… Здесь кончается наша дружба, и между нами — пропасть! Смотри не сломай шею. А это не трудно… Я списывал у него сочинения, господа и дамы, он был прилежным ученичком, право. Неглуп. И стал интеллигентом. Интеллигент! Когда-то он развлекал меня своим тупым идеализмом. Да, докторишка, мир наполнен стремлением к справедливости! Да здравствует социализм! Знаю я это — вспомни, ты упрямился еще несколько дней назад, а в конце концов постучал в мою дверь, словно испуганная собачонка, с нищенским узелком в руках… Но сейчас, братец, дело обстоит серьезнее! Меня бы теперь не смутило, если б ты решился прострелить свою путаную башку! Я даже помог бы тебе. Но посадить нас — всех нас, присутствующих здесь, — посадить нас в лужу — это тебе не удастся, мальчик мой, нет! Да ты и не посмеешь! Знаешь, я не сентиментален…

— Говори что хочешь, — посмею, — ответил Брих, переступая на месте.

Раж разразился холодным смехом, показывая на бывшего друга:

— Я знаю, что надо делать, друзья! Сохраняйте спокойствие — я сам с ним справлюсь. Сам выкормил его — и сам прострелю ему башку, если это понадобится. А ты не теряй разума, слышишь? У меня ведь тоже есть нервы, ты не выйдешь отсюда, даю голову на отсечение!

Брих повернулся к двери и протянул руку к скобе. Два, три шага! Его охватил озноб, но он не поддался.

Поднялось смятение.

Все похватали свои чемоданы и рюкзаки, готовясь сломя голову бежать в лес. Слышно было, как Калоус бешено расталкивает Ханса, сует ему в руку банкноты; Борис незаметно приблизился к брату, Калоусова зажимает рот сыну, он отбивается, лягаясь. Лазецкий ринулся к двери, заслонил ее широкой спиной и раскинул руки, словно требуя, чтобы его распяли.

— Не теряйте голову, ради бога! Тихо! Не шумите, друзья! — По лицу его стекали струйки пота…

— Стой! — прозвучал резкий окрик. Все замерли. Брих почувствовал, как страх сдавил ему горло и душа дрогнула от гневной печали.

— Ни шагу дальше — предупреждаю! — сказал Раж. — Ты меня знаешь!

Он шагнул к Бриху, опустил руку в карман и вынул револьвер. Это произвело впечатление. Лица окаменели от страха, любовница Тайхмана заткнула уши и закрыла глаза. Калоус тупо таращился на револьвер, раскрыв рот. Маркуп приподнялся, наклонившись вперед, словно приготовился к прыжку.

— Где Ирена? — оглянулся Брих. И не нашел ее. — Где она?

Нащупал дверную скобу, — Лазецкий охотно выпустил ее и отошел от того места, куда может попасть пуля. Скоба холодила ладонь Бриха. По спине катился холодный пот. Наступила тишина. Затишье перед бурей. Тишина в конце дружбы, за которую он, быть может, заплатит жизнью. Он пристально смотрел в черное отверстие. Впервые смерть с такой настойчивостью глядела ему в глаза. Не сон ли это?

Недобрые секунды — в каждую их них проживаешь целую жизнь.

— Брих, — услышал он словно издалека, — не заставляй меня… Ты сошел с ума…

В дверь хижины ударил порыв дождя, ветер ворвался в щели, заколебал пламя. Тишина! И в ней свистящий голос Бориса:

— Что за церемонии, к чему… Стреляйте же, трус! Он предатель! Шпик красных!.. Пристрелить, как собаку!..

Борису хотелось кричать, бить все вокруг — он чувствовал, что нервы изменяют ему и бессильный ужас подбирается к горлу, высасывает силу… подстегивает ноги — бежать! Чего ждет этот болван?

Тишина… Эва поднялась механически, как кукла, встала около Ража, опустив плечи; ее деланное спокойствие улетучилось, искаженное лицо вздрагивало от внутренней борьбы. Она старалась не встречаться ни с кем взглядом. Ханс тупо уставился в пространство — все это его не касалось. Калоус так и забыл закрыть рот. Ему хотелось убежать отсюда, пока не поздно! Что сейчас произойдет? Лазецкий застыл у койки, как житель Помпеи, застигнутый извержением вулкана.

— Друзья, спокойно, мы должны договориться… образованные люди…

Брих стоял ошеломленный, ничего не понимающий! Только — выдержать! Не рухнуть от страха на пороге! Где Ирена? Он напрягал зрение, стараясь разглядеть ее в зеленоватом сумраке, и не нашел. Где же она? Думай, останови это смятение мыслей! Сказать ей наконец… заговорить! Ах, сколько недосказанного! Патера, Бартош! Как сказал тот странный человек: понять — и действовать! Действовать! Жаль, они не узнают… Отчаянная жалость сдавила горло — жалость к человеку, к некоему Бриху… И — ярость! Яростное возмущение этим страшным миром, который накинул ему на голову сеть… в последнюю минуту! Что сделать? Броситься с криком, слепо, подставить грудь?.. Нет! Он не имеет права! Надо жить, теперь он должен жить — теперь, когда начал понимать…

Скоба заскрипела, стон ее проник до костей.

— Брих!

Вперед! Но как? Он повернулся и, собрав жалкие остатки отваги, просчитывал свой прыжок на волю, самый трудный и, быть может, самый дорогостоящий прыжок в его жизни. Дыхание его участилось, сердце металось, — но он не отступил. На лбу Ража жемчужинками выступил пот.

Борис бросился на Ража, как взбесившийся пес, вырвал из рук револьвер и завизжал истерически:

— Сдохни… сдохни тогда! — Но в момент, когда он нажал на спуск, кто-то толкнул его под руку: Эва. Глухой звук выстрела, зажатый стенами, не дал эха — лишь звоном отозвался в барабанных перепонках. Пуля вонзилась в деревянный косяк возле руки Бриха.

Он непонимающе оглянулся на Эву. Она прижимала ладони к вискам, по лицу ее катились слезы. Ослабев, опустилась на скамью.

Раж грубо оттолкнул Бориса, которого била лихорадка, вырвал у него оружие и снова…

Только сейчас Маркуп опомнился от испуга и ринулся на Ража всем телом, словно бык.

— Сумасшедший… убийца! Не позволю!

Лазецкий обхватил его сзади медвежьими лапами, поволок в угол — Маркуп бешено отбивался ногами. Вскоре этому крепышу удалось повалить адвоката, и оба покатились, хрипя в тесном объятии. Борис пришел в себя, закричал на Ража:

— Трус! Видали? Не может выстрелить! Чего ждете? Пока все тут сбесятся? Я хочу выйти отсюда живым! Прочь отсюда!

Черный глазок снова нацелился на грудь Бриха. Это — конец, блеснуло в его отуманенном мозгу, но уже без печали.

Он опять нажал на скобу…

7

Когда он позже вспоминал об этом, все представлялось ему бесконечным горячечным сном. Как же все было?

В душную тишину хижины донесся снаружи шум. Быть может, это ветки шуршат под ветром и дождем?.. Нет, под рукой человека! Шарканье подкованных башмаков по камням, потом… осторожные, крадущиеся шаги за порогом. Они приближались.

Тихо!.. Мы пропали!

Брих обежал глазами спутников. В их лихорадочно расширенных глазах отражалась лишь тупая покорность судьбе.

Пойманы! Ноги уже не в силах сдвинуться с места…

Раж твердой рукой перевел дуло пистолета на дверь.

Кто-то снаружи нажал на скобу, и Брих быстро снял с нее руку; дверь медленно приоткрылась, словно входил человек с нечистой совестью. Вот из темноты на желтый свет вынырнуло мужское лицо с маленькими глазками, щурившимися на лампу, лицо, заросшее черной щетиной, с выступающими скулами и низким лбом под дешевым кепи с мягким козырьком. Ондра изумленно опустил револьвер, и человек змеиным движением проскользнул внутрь. Раскачивающейся походкой подошел к лампе, настороженно и нагло рассматривая недоумевающие лица.

— Na was…[39]

Все следили за незнакомцем с немым изумлением — в сердцах зародилось робкое предчувствие спасения. Один только Ханс оживился, встал со своего стула.

— Aber — das ist doch Hermann![40] — сказал он на своем гундосом наречии.

Брих получил возможность скрыться — в наступившей суматохе никто о нем не вспомнил. И он кинулся в свистящую тьму ночи — ветер уперся ему в спину и толкал вперед, жадными пальцами теребя волосы. Прочь отсюда!

Его поглотила темнота — густая, непроницаемая; он пробивался через нее, как слепец, спотыкаясь, уходил по неровной тропке, единственной, ведущей к хижине через густые заросли кустов. Шел на ощупь, хвостатые ветки били по лицу. Тропка круто спускалась, сыпались из-под ног мелкие камни. Брих очень медленно пробирался вперед. Зацепился за выступающий корень, упал в мокрые папоротники.

Попробовал зажечь спичку, она не загорелась — коробка отсырела. Встал, потащился дальше.

Впереди хмуро громоздилась черная стена леса. Туда!