Валентина Чемберджи - XX век Лины Прокофьевой

• Название: XX век Лины Прокофьевой
• Автор: Валентина Чемберджи
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2016
• ISBN: 978-5-4467-2544-1

Первая жена великого русского композитора Лина Кодина-Прокофьева прожила длинную, почти в целый век, жизнь. Она вместила двадцать лет жизни с Прокофьевым в Америке, Европе, а потом в Советском Союзе, общение с Рахманиновым, Стравинским, Горовицем и Тосканини, Дягилевым и Бальмонтом, Пикассо и Матиссом, Мейерхольдом и Эйзенштейном… Ей довелось пережить крушение семьи, арест, тюрьму и советские лагеря.

Она была выдающейся личностью, достойной своего гениального супруга. Однако до самых последних лет мы ничего не знали о ней: советская цензура вычеркнула Лину и из жизни Прокофьева, и из истории.

Книга Валентины Чемберджи, хорошо знавшей всю семью Прокофьевых, по сути – документированная биография Лины Ивановны, основанная на ранее не публиковавшихся архивных материалах.

---

На другой день продолжили путешествие, проехали Канн, Ниццу, не отрываясь от окон. Напрасно было ждать в это время южного тепла, было прохладно и моросил дождь. В отеле был прекрасный вид на море, которое, по словам Прокофьева, было синим даже в серую погоду. Вечером гуляли и сидели в вестибюле казино, наблюдая за выходившими оттуда людьми, старались по выражению лица угадать, выиграл или проиграл тот или иной посетитель. «Впечатление тяжёлое: многие выходили в трансе, шаркая ногами, ничего не видя; ужасные старухи…».

Однако не все путешествия проходили в идиллической обстановке. Всё же характеры у супругов были разными (недаром Сергей Сергеевич уповал на Christian Science), да и Лина не была ангелом, вспыльчивая, резкая, и, как это часто бывает, присутствие третьего человека (три – в общении очень плохая цифра) вносило лишнее раздражение. Племянник Владимира Набокова, композитор Николас Набоков, большой друг Лины, живо описал в своих воспоминаниях одно из так называемых «гастрономических путешествий». Кажется, он не вполне справедлив к Сергею Сергеевичу, упрекая его в отсутствии интереса к статуям и соборам. Всё же какая-то часть атмосферы передана. Не исключаю, что реакции Сергея Сергеевича были вызваны протестом против всяческой восторженности.[20]

«У неё была слабость к симпатичным маленьким трактирам в живописных окрестностях, среди зелёных холмов или притулившимся к очаровательным пригоркам, а он предпочитал останавливаться в городах, в самом лушем отеле, рекомендованном гидом Мишлин. Ни музеи, ни замки, ни катедрали его совершенно не интересовали. И так как мы должны были строго следовать тому, что он называл „правильным ритмом“ и пр., у него становился совершенно непроницаемый и индиферентный вид при любом нарушении. Всё, что он сказал о Шартрском соборе, было: я всё время задаю себе вопрос, как это им удалось взгромоздить эти статуи так высоко, чтобы они не упали. Но когда ему в руки попадало меню, он совершенно преображался и начинал заказывать для нас „блюдо дня“, по специальности того или иного дома и выбирал вина по карте. Надо сказать, что Прокофьев водил машину неровно: то он вёл с чрезмерной осторожностью, очень медленно, то вдруг внезапно дёргал машину с места.

Мы путешествовали в его маленькой новой машине по дорогам Франции, и всё наше путешествие было разделено на отдельные этапы. Он сообщил, что на другое утро мы должны выехать в 9.30 и ни одной минутой позже. И так как мы с Линой Ивановной хотели посетить дом, где родилась Жанна Д'Арк, музей и базилику, мы договорились встретиться с ней в 8.30, пока Прокофьев брился. Посмотрев все уродливые памятники, мы прибыли к монструозной базилике и между прочим в крипте этой базилики нашли очень интересную достопримечательность города, подаренную Музею Жанны Д'Арк маршалом Кохом: редкие монеты, в том числе серебряные русские времен Петра Великого и его дочери Елизаветы. Мы покинули крипт чуть позже 9.30 и помчались к отелю, зная, что нас ожидает. Прокофьев в самом деле ждал нас зелёный от злости. Во время взрыва его гнева Лина Ивановна расплакалась, это обозлило его ещё больше и он начал кричать: „Что это за манера? – кричал он, – и за кого вы меня принимаете? Я просто ваш слуга, чтобы выполнять ваши приказы. Можете взять свой чемодан и сесть на поезд.“ Это продолжалось полчаса, в течение которых портье с олимпийским спокойствием заряжал аккумулятор и готовил машину. Мы снова пустились в дорогу. Я сидел рядом с Прокофьевым впереди. Никто рта не раскрывал. Он хранил ещё большую непроницаемость, чем обычно, крайне недовольный, на заднем сиденье его жена плакала горючими слезами и не могла остановиться. Час прошёл в этой приятной атмосфере, пока я не повернулся к Прокофьеву и не сказал ему: „Сергей Сергеевич! Ну хватит! Или прекратите всё это немедленно или действительно остановите машину в следующем городе. И я сяду на поезд.“ Он не ответил, потом на его лице появилась улыбка, и он сказал: „Да, забавно, не правда ли?“

Пунктуальность Прокофьева обросла множеством мифов.

Святослав Сергеевич рассказывает: „По возрасту Набоков ближе к папе, хотя разница между мамой и папой всего шесть лет. Набоков описывает в своей книге, как однажды встретился с папой на улице, и Прокофьев пригласил его пройтись. Он выработал маршрут прогулки (обход всего комплекса Инвалидов с остальными зданиями), давал комментарии и когда они возвратились домой точно или на несколько секунд раньше, папа был очень доволен. Тогда как раз изобрели такой инструмент – шагомер – и папа им очень увлекался“».

Полное счастье испытывали супруги во время путешествий с приезжавшими из Москвы друзьями Сергея Прокофьева, Асафьевым и Ламмом[21]. С ними Сергей и Лина ездили по Швейцарии и Франции. Восторги разделялись, чувства и мысли всех участников сливались в унисон. Прокофьев и Лина были счастливы доставить удовольствие друзьям, а те платили сторицей своей способностью восхищаться, удивляться, радоваться.

Впервые после двухлетнего перерыва Лина начала выступать в концертах. В мае она пела в Льеже. Приехали туда шестого мая, а концерт был седьмого. В первом отделении Сергей Сергеевич играл «Картинки с выставки» Мусоргского, во втором Лина пела романсы. Прокофьев был сравнительно спокоен, Пташка очень волновалась и не дотягивала ноты в романсах Прокофьева, русские же романсы исполнила удачно и имела большой успех. Прокофьев пишет, что не меньше чем у него самого. Критики единодушно хвалили её, музыку Прокофьева недопоняли.

24 мая Прокофьевы устраивали последний приём в Бельвю, так как истекал срок контракта, и хозяин торопил. Гостями были Пташкины американки и итальянцы, М-ме Кусевицкая, Дукельский. В центре внимания находился Святослав, который только-только начал ходить самостоятельно. Кусевицкая дразнила Прокофьева, говоря, что Святослав красивее него. Потом поехали все вместе к Боровским.

Дни напролёт Прокофьев работал, сочинял, корректировал, играл, концерты с исполнением его новых произведений происходили чуть ли не каждый день. Невозможно было найти время, чтобы переехать! И вот наконец:

2 июня 1925 года.

«Утром колоссальная укладка и к двенадцати часам выехали в грузовом автомобиле, нагруженном двадцатью пятью вещами. Поселились 32, rue Cassette; у нас очень хорошо, большая комната, у Святослава и няни – маленькая.

Пташка мечтает о квартире в Париже, чтобы иметь постоянный угол, а то эти переезды действительно мучительны. Я хотел бы под Парижем кусок земли в 3000 кв.м., с небольшим домом.»

Денег на такую покупку не было, но Прокофьев мечтал получить их после поездки в Америку.

А пока идя навстречу пожеланию Дягилева сделать балет о Советской России, Прокофьев написал «Стальной скок». Прокофьев сочинял либретто вместе с художником Якуловым, – работа была трудной, одно время казалась обречённой на неудачу. На горизонте появился вездесущий Эренбург, но сотрудничество с ним не состоялось. Якулов всё же справился, Дягилев одобрил замысел, Прокофьев работал не покладая рук и к сентябрю закончил балет в клавире.

Следуя день за днём за жизнью семьи Прокофьева, ощущаешь, насколько же это была счастливая жизнь, полная, насыщенная всем, что вносит смысл и красоту в творческое, семейное и дружеское сосуществование. Прокофьев был широко признан как композитор, пианист, дирижёр – европейский, американский, русский. Он находился в плодотворнейшем периоде своего творчества. Из-под его пера появлялись на свет всё новые и новые произведения, во всех жанрах музыкального искусства, оперы, балеты, фортепианные и скрипичные концерты, фортепианные пьесы, камерные и вокальные сочинения, исполненные новизны, мелодизма, остроумия. Они звучали во множестве стран, на самых известных сценах мира. Рос Святослав, в семье царила любовь, преданность, взаимопонимание. Лина искала свои пути на сцену, ей сопутствовали и удачи, и неудачи. Важной частью жизни были и постоянные радости общения с природой, домашние спектакли, встречи с самыми выдающимимся современниками, с друзьями, которым Прокофьев и Лина оставались преданы на протяжении всей жизни.

Перед американскими гастролями Прокофьев отправился в Голландию, а жена осталась ещё на шесть дней: уроки, туалеты и укладывание вещей. Всё имущество надо было уложить в три сундука, два ящика и несчётное количество чемоданов. «Господи, когда же у нас будет постоянный угол?» У Прокофьева болело сердце, он искал помощи, и снова небезуспешно, в Christian Science. Потом приехала Пташка, и хотя встреча была очень нежной, но жена была нервная и усталая.

В самом конце 1925 года Сергей и Лина отправились в Америку. Переезжали через океан на французском пароходе «Де Грасс». Пароход качало, дул холодный ветер. Но супруги не теряли бодрости духа. Прокофьев работал над переложениями для фортепиано, отвечал на письма, принял участие в шахматном турнире и выиграл все партии. Тут же честно сообщается, что противники были слабыми. Пташка перенесла качку хорошо. «За ней пытались ухаживать буквально все мужчины, включая капитана», – с гордостью сообщает Прокофьев.