Эдуард Филатьев - Главная тайна горлана-главаря. Книга вторая. Вошедший сам

• Название: Главная тайна горлана-главаря. Книга вторая. Вошедший сам
• Автор: Эдуард Филатьев
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2016
• ISBN: 978-5-4425-0012-7

О Маяковском писали многие. Его поэму «150 000 000» Ленин назвал «вычурной и штукарской». Троцкий считал, что «сатира Маяковского бегла и поверхностна». Сталин заявил, что считает его «лучшим и талантливейшим поэтом нашей Советской эпохи».

Сам Маяковский, обращаясь к нам (то есть к «товарищам-потомкам») шутливо произнёс, что «жил-де такой певец кипячёной и ярый враг воды сырой». И добавил уже всерьёз: «Я сам расскажу о времени и о себе». Обратим внимание, рассказ о времени поставлен на первое место. Потому что время, в котором творил поэт, творило человеческие судьбы.

Маяковский нам ничего не рассказал. Не успел. За него это сделали его современники.

В документальном цикле «Главная тайна горлана-главаря» предпринята попытка взглянуть на «поэта революции» взглядом, не замутнённым предвзятостями, традициями и высказываниями вождей. Стоило к рассказу о времени, в котором жил стихотворец, добавить воспоминания тех, кто знал поэта, как неожиданно возник совершенно иной образ Владимира Маяковского, поэта, гражданина страны Советов и просто человека.

---

«У Ленина сложился твёрдый план:…вступить в Варшаву, чтобы помочь польским рабочим массам опрокинуть правительство Пилсудского и захватить власть».

Быть среди тех, кто сражается и побеждает и, стало быть, пользуется всеми жизненными благами, хотелось тогда очень многим. И в конце февраля 1919 года Сергей Есенин написал заявление:

«Признавая себя по убеждениям идейным коммунистом, примыкающим к революционному движению, представленному РКП (б), и активно проявляя это в моих ПОЭМАХ и СТАТЬЯХ, прошу зачислить меня в действительные члены литературно-художественного клуба Советской Секции писателей – художников и поэтов.

Сергей Есенин».

Вновь аресты

Описывая те времена в дневнике (в «Чёрной книжке»), Зинаида Гиппиус упомянула и «оппозицию», которую советская власть относила к своим врагам:

«Большевики не терпят вблизи никакой, даже пассивной, даже глухой и немой. И если только могут, что только могут, уничтожают. Непременно уничтожают студентов, – останутся только профессора. Студенты всё-таки им, большевикам, кажутся коллективной оппозицией, а профессора разделены, каждый – отдельная оппозиция, и они их преследуют отдельно».

Упомянула Гиппиус и тех, кто стал сотрудничать с советской властью. Особенно ей было обидно, что к большевикам пошли поэты Блок и Белый:

«Впрочем, какой большевик Блок! Он и вертится где-то около, в левых эсерах. Он и А.Белый – это просто „потерянные дети“, ничего не понимающие, аполитичные отныне и до века. Блок и сам как-то согласился, что он „потерянное дитя“, не больше».

Писатель Разумник Васильевич Иванов, писавший под псевдонимом Иванов-Разумник, ни в какой партии не состоял, но в своё время редактировал левоэсеровскую газету «Знамя труда» и их журнал «Наш Путь». Той поре он дал такую характеристику:

«Террор военного коммунизма был тогда в полном разгаре. Арестовывали и расстреливали „заложников“, открывали действительные и мнимые заговоры. Одним из таких был в феврале 1919 года „заговор левых эсеров“, никогда не существовавший, но приведший кряду "репрессий " – вплоть до расстрелов».

Зинаида Гиппиус:

«Если ночью горит электричество – значит, в этом районе обыски. У нас уже было два. Оцепляют дом и ходят целую ночь, толпясь, по квартирам».

В середине февраля Иванова-Разумника тоже арестовали – по делу партии левых эсеров. Он был (по его же словам) доставлен…

«… на «Гороховую 2», в здание бывшего градоначальства, в знаменитый центр большевистской охранки и одновременно с этим – пропускную регистрационную тюрьму для всех арестованных».

В три часа ночи Иванова-Разумника вызвали на допрос. Следователь (сам бывший левый эсер, перекинувшийся к большевикам)…

«… усиленное внимание обратил на мою записную книжку, а в ней – на адреса знакомых. Фамилии и адреса эти он подчёркивал карандашом, а потом стал переписывать на отдельные листки бумаги. Это мне не понравилось и, как оказалось потом, не без основания…

В пять часов утра – как я потом узнал – ряд автомобилей с чекистами подъезжали в разных частях города к домам, где жили мои знакомые, адреса которых я имел неосторожность занести в свою записную книжку (с этих пор никогда я больше этого не делал). Были арестованы и отвезены на «Гороховую»: поэт Александр Блок с набережной реки Пражки, писатель Алексей Ремизов, художник Петров – Водкин, историк М.К. Демке – с Васильевского острова, писатель Евгений Замятин – с Моховой улицы, профессор С А.Венгеров – с Загороднего проспекта, – ещё, и ещё, со всех концов Петербурга, где только ни жили мои знакомые. Какая бурная деятельность бдительных органов советской власти^.»

Самые большие подозрения у чекистов вызвал Александр Блок. Иванов-Разумник вспоминал:

«Он явно был связан с левыми эсерами: поэма „Двенадцать“ появилась в партийной газете „Знамя труда“, там же был напечатан и цикл его статей „Революция и интеллигенция“, тотчас же вышедшая отдельной брошюрой в партийном издательстве. В журнале левых эсеров „Наш Путь“ снова появились „Двенадцать“ и „Скифы“, вышедшие опять-таки в партийном издательстве отдельной книжкой с моей вступительной статьёй. Ну как же не левый эсер? Поэтому допрос Александра Блока затянулся, и в то время как всех других вместе с ним арестованных мало-помалу после допросов отпускали по домам, его перевели на чердак».

Больше всех, как писал Иванов-Разумник, повезло Евгению Замятину:

«Е.И.Замятин так рассказал о сцене допроса. Нахохотавшись вдоволь насчёт предъявленного ему обвинения, он… заполнил лист неизбежной анкеты, причём на вопрос – не принадлежал ли к какой-нибудь партии – ответил кратко: «Принадлежал»…

– К какой партии принадлежали? – спросил следователь, предвкушая возможность политического обвинения.

– К партии большевиков!

В годы студенчества Е.И.Замятин действительно входил в ряды этой партии, ярым противником которой стал в годы революции.

Следователь был совершенно сбит с толка.

– Как? К партии большевиков?

– Да.

– И теперь в ней состоите?

– Нет.

– Когда же и почему из неё вышли?

– Давно, по идейным мотивам.

– А теперь, когда партия победила, не сожалеете о своём уходе?

– Не сожалею.

– Объясните, пожалуйста, не понимаю!

– А между тем понять очень просто. Вы коммунист?

– Коммунист.

– Марксист?

– Марксист.

– Значит, плохой коммунист и плохой марксист. Будь вы настоящим коммунистом, вы бы знали, что мелкобуржуазная прослойка попутчиков большевизма имеет тенденцию к саморазложению, и что только рабочие являются неизменной классовой опорой коммунизма. А так как я принадлежу к классу мелкобуржуазной интеллигенции, то мне непонятно, чему вы удивляетесь.

Эта ироническая аргументация так подействовала на следователя, что он тут же подписал ордер на освобождение, и Замятин первым из арестованных вышел из узилища».

А чем занимался в тот момент наш герой?

Новые футуристы

Начало 1919 года Маяковский описал в статье «Только не воспоминания…»:

«… семнадцатилетняя коммунистка Выборгского района Муся Натансон стала водить нас через пустыри, мосты и груды железного лома по клубам, заводам Выборгского и Василеостровского районов.

Я читал всё, что у меня было; главным образом, «Поэтохронику», «Левый», «Войну и мир» и сатириконовские вещи».

О том, как читали стихи тогдашние поэты, оставил воспоминания Юрий Анненков:

«Я не помню никого другого, кто владел бы таким умением и такой музыкальной тонкостью чтения, какими располагала Ахматова. Пожалуй – Владимир Маяковский… Когда он читал свою поэзию с эстрады или просто в моей комнате, то можно было подумать, что слышишь ритмический грохот заводских машин».

Но Маяковский прекрасно понимал, что на произведениях, написанных до октябрьской революции, далеко не уедешь. Брикам тоже давно уже стало ясно, что для безбедной жизни в стране Советов необходима согласованность с властью. Чем больше согласованности, тем лучше! Причём согласованности не с кем-то вообще, а с теми, кто находится на самом верху, то есть с вождями большевистской партии.

А в каком положении находились в тот момент футуристы?

Практически только из них состоял тогда Изобразительный отдел (ИЗО) Петроградского Наркомпроса. Они, футуристы, выпускали журнал «Искусство Коммуны». Но им казалось, что надо ещё громче заявить о своей пролетарской сущности.

Бенгт Янгфельдт:

«Маяковский, Брик и другие члены ИЗО устроили серию лекций и поэтических вечеров в рабочих районах Петрограда. Они нуждались в социальной базе, им нужно было доказать критикам, что они так же близки к пролетариату, как сами утверждали».

Но этих «лекций» и «вечеров» тоже было недостаточно, и в январе 1919 года футуристы объявили о создании группы коммунистов-футуристов, сокращённо комфутов. Их возглавили два тридцатилетних сотрудника ИЗО Наркомпроса: Борис Анисимович Кушнер, вступивший в партию большевиков в 1917 году (Маяковский называл его Скушнером), и Осип Максимович Брик, вступивший в большевистскую партию в 1918-ом. Место коммунистов-футуристов в рядах РКП(б) они определили так:

«Комфут представляет собой внутри партии определённое культурно-идеологическое течение».

Бенгт Янгфельдт:

«Комфуты утверждали: культурная политика большевиков революционной не является, культурная революция отстаёт от политических и экономических преобразований и назрела необходимость в „новой коммунистической культурной идеологии“, что, по сути, было лишь новой формулировкой призыва к Революции Духа».