Андрей Валентинов - Рубеж

• Название: Рубеж
• Автор: Андрей Валентинов
• Жанр: Фэнтези
• Год: 2002
• ISBN: 5-04-006652-Х

...И вот они встретились: заклятый герой-двоедушец и чернокнижник Мацапура-Коложанский, отважная панна сотникова и мститель-убийца Иегуда бен-Иосиф, Блудный Ангел и волшебница Сале Кеваль — а вдобавок еще и новорожденный «чертов сын», будущий то ли Спаситель, то ли Антихрист. Они встретились на своем последнем рубеже, и содрогнулись величественные Малахи, чья плоть — свет, а душа... а души у них нет. И вот они встретились: «философский боевик» Г.Л.Одди, тонкая лирика М. и С.Дяченко, криптоистория А.Валентинова — звездный состав авторов. Малороссия гоголевских времен, древне иудейское мистическое учение Каббала, экзотика фэнтезийных земель и реальность горящих хат под Полтавою; и человек, обыкновенный человек, который стремится найти свою судьбу и свое достоинство, желая выйти за границы дозволенного, — это все «Рубеж».

---

— Бог весть, — писарь пожал плечами. — Вроде бы комонные, в татарском платье. Так что ехать надо. Людей мало, в Валках я троих оставлю да Агмета твоего в придачу, остальных с собой беру. А вы дома сидите!

— То есть как? — возмущение Яринино не только не улеглось — до небес выплеснулось. — Дядько Лукьян! Да как же это так! Я чего — верхами ездить не умею? Да я с глазами завязанными лозину рублю!

Пан Еноха невозмутимо кивнул:

— Мне батька твой то и говорил — насчет лозины. Не будет, мол, моя Яринка слушаться, лозину возьми да отдери по филейным частям. И не от локтя бей, а с замахом — так, чтоб год садиться не могла. А потом снова отдери, да солью сыпани, чтоб верещала громче!.. Сказано — дома сидеть, значит — дома! А ты,

Хведир, за старшего остаешься!

— Я… Батька, я…

Бурсак растерянно моргнул, но дверь уже хлопнула. Хведир неуверенно потоптался, затем махнул рукой и бухнулся на лежанку. Ярина подумала — и присела рядом.

— Татары? Откуда тут татары? — растерянно проговорил парень. — С ханом у нас мир, да и засека надежная. Еще бы сказали — турки!

Девушка вздохнула и внезапно, не утерпев, погладила парня по щеке.

В зале было полутемно. Немецкую лампу зажигать не стали, обошлись свечой — единственной, едва прогонявшей ночной мрак. Хведир пристроился на отцовом месте — у закрытой книги; Яринка забилась в угол, в самую черную тень.

В доме было тихо.

Тихо — и страшновато.

Пан Лукьян не вернулся, прислав гонца, что остается в Хитцах, потому как в лесу поблизости и вправду чужаков видели, не десяток, не два — больше. С тех пор никаких известий не было, хотя ночь на исходе и где-то совсем близко уже пропел первый кочет…

Хведир встал, подошел к маленькому, подернутому морозом окошку.

— Иди спать, Яринка! Если что, разбужу. Девушка помотала головой — спать не хотелось. То есть, конечно, хотелось, но…

— Это ты иди спать. А я постерегу — чтоб татары не украли! Она шутила, хотя на душе было не до шуток.

Ярина, конечно, не утерпела. Весь вечер вместе с верным Агметом ездила по Валкам, дабы и людей подбодрить, и самой осмотреться. Городок почти вымер — пан Лукьян забрал с собой не только Черкасов, тех, что в поход не ушли, но и дюжину подсоседков, и просто охотников. Остальные забились в хаты, боясь показаться на улицу. Даже рогатки, выставленные поперек шляха, остались без охраны. Да и кому охранять? В городе и до войны меньше тысячи жило, из них Черкасов — служивых и абшидных — сотня с небольшим. Теперь даже их не осталось. Остальные — обычные мугыри, которые и смотреть на шаблю боятся.

Девушка почувствовала, как страх, сидевший где-то глубоко, начинает наползать, подступать к горлу.

— Хведир! — не выдержала она. — Не молчи! Расскажи что-нибудь!

— О чем?

В голосе бурсака тоже не слышалось особой уверенности.

Ярина усмехнулась:

— Ну… Про фольклор свой. Написал байку? Про Гонтов Яр?

— А-а! — послышался тихий смех. — Написал! Пану Гримму понравится. Позавчера из Гонтова Яра выборный тамошний приезжал — к отцу, бумаги выправлять насчет винокурни. Так знаешь, о чем там болтают?

— Снова черти заглянули?

Почему-то в присутствии Хведира-Теодора о таком говорить было совсем не боязно — даже в темноте.

— Нет, другое, — бурсак вновь усмехнулся. — Может, не говорить? Ночь ведь, страшно!

— Ах ты! — девушка вскочила, махнула рукой. — А кто еще в детстве перед сном нам про Черную Руку рассказывал? И про Дядька Лысого? Забыл?!

Сама Ярина забыть такое не могла. После каждой истории она забивалась под перину и дрожала полночи. А на следующий вечер вновь просила рассказать — и снова дрожала.

— …Пришла Черная Рука, — замогильным голосом начал Хведир. — Открыла дверь — и стала искать маленькую девочку Яриночку… А ведь это мысль! Представляешь, Ярина, такое записать, а? Пан Гримм с кафедры свалится! А в Гонтовом Яру всякое болтают. Будто из Гриневой хаты голоса доносятся, будто вокруг кони невидимые скачут. Ну и мамка его еще приходила.

— Мамка? — удивилась девушка. — Его же матушка померла! Ребятенка родила и…

— Вот я и говорю… То есть соседи говорят — приходила. Хату обошла, потом внутрь заглянула — искала. А наутро пес сдох. Помнишь пса? Его еще Агмет заговорил?..

Ярина закусила губы. Страх, уже ничем не сдерживаемый, сжал сердце, холодом прокатился по спине. Мертвая мать ищет сгинувшего сына. Ищет — и не находит…

— А на следующую ночь ее снова видели. Поп — отец Гервасий — не побоялся, с крестом выскочил. Так она зубами заскрипела, руки протянула — не дотянулась, а после обратно на погост пошла. А наутро…

— Прекрати! — не выдержала девушка. — Как ты можешь! Такое… Такое говорить!

— А что? — Хведир явно удивился. — Обычная история! У этих посполитых вечно то мать к сыну с погоста является, то муж к женке. Потому и обычай есть, чтоб долго не оплакивать…

— Прекрати! — повторила Ярина и, подумав, добавила: — Чурбан! Бурсак, недоумевающе пожав плечами, замолк. Ярина отвернулась — слушать страшилки расхотелось.

— Ну ты чего? — Хведир подошел ближе, присел рядом. — Мало ли что лапотники эти болтают! Темные они!

— А ты — светлый! — огрызнулась девушка.

— Ну, не такой уж светлый, — развел руками парень. — Но байкам этим не верю. Если и есть что-то необычное, то это не черти и не призраки, а тонкие энергии, которые наш мир окружают. Про то и блаженный муж, учитель мой Григор Варсава, писал…

Страх вновь спрятался, и Ярина внезапно почувствовала, как смыкаются веки. Сон только и ждал — перед глазами поплыли странные серебристые нити, закружились, сплетаясь в пушистые коконы. Уж не тонкие ли это энергии, о которых Григор Варсава толковал?

— Ярина! Проснись, Ярина!

Девушка открыла глаза. В зале светло, сквозь окошки белеет утро. Кажется, она так и заснула — сидя. Вот и покрывало: не иначе Хведир догадался — укрыл.

— Ярина! — голос парня звучал странно. — Батька… Батька погиб!

— Что?!.

На полу — мокрые следы; на плечах Хведира — кожух. Наброшен наскоро, даже на крючок не застегнут. В глазах под толстыми стеклами — ужас.

— Батька… Погиб батька. И все погибли…

— Мой… Мой отец? И сотня?

Почему-то сразу же подумалось об отце — о сотнике Загаржецком. С Дуная давно не было вестей, а какие и приходили — не радовали. Парень вздохнул, качнул головой. Дужка окуляр сползла с уха.

— Мой батька — Лукьян Олексеич. И все, кто с ним поехал. В Хитцах. В село… Погинуло село…

Ярине показалось, что она все еще видит сон — страшный, тягучий. Хорошо бы проснуться, поскорее проснуться!..

Проснуться не получалось.

Юдка Душегубец

Я скинул окровавленный жупан прямо на пол и взглянул на руки. И здесь кровь — но не моя. Чужая. На шаблю и смотреть не стал: хоть протирал снегом, а все равно — чистить и чистить!

Хотелось упасть, как был, прямо в сапогах, на лежанку и провалиться в черную пустоту. Как хорошо, что мне никогда не снятся сны! Там, в темной пропасти, я недоступен — ни для пана Станислава, ни для тех, кого встретила моя шабля за эти долгие годы, ни для всевидящих Малахов.

Уснуть!

Но я знал: не время. Хотя пан Мацапура уже извещен — я специально послал хлопца на свежем коне впереди отряда, — но придется докладывать самому. Таков порядок, таков обычай. Хоть и не в войске, а вроде того.

Я кликнул джуру, отдал ему шаблю — чистить до белого блеска — и велел принести таз с теплой водой. Кровь плохо отмывается; особенно зимой, особенно если она смешана с грязью.

С грязью — и с пеплом.

Теперь — свежая рубашка, штаны, каптан с белой подкладкой, кипа. Дворецкий — тот, что был до нынешнего, — все рожу морщил: негоже-де при пане зацном с головой покрытой ходить! О своей бы голове подумал, прежде чем болтать пустое! Где она сейчас, его голова?

Застегиваясь и надевая пояс, я вновь перебрал в памяти все, что должно рассказать пану. Когда я на службу поступал, пан Станислав сразу предупредил: говорить надо лишь о самом главном — четко и ясно, без лишних словес. Так-то оно так, да только сам он любит о таком расспрашивать, что порою дивишься — к чему? То ли пан зацный попросту любопытен, то ли видит в мелочах что-то важное, нам, сирым, непонятное. Ну, скажем, моргала ли голова после того, как на снег свалилась? Как у того дворецкого. Три года назад это было, тогда тоже на дворе месяц — лютый стоял.

Может, пан Мацапура в детстве страшные сказки любил?

— Пан Юдка! Пан надворный сотник!

Задумался! Даже не услышал, как джура постучал, как дверь открыл.

— Пан Юдка! Пан Станислав вас в банкетную кличут! Он там с гостями. Поспешить просит!

Я мельком отметил: «просит». Странное дело, пан Станислав действительно вежлив! И не только со мной. Даже с теми, кого в замок волокут.

Итак, кличут.

Обычно пан не завтракает и не обедает — отсыпается после ночи, лищь на ужин зовет гостей. Что-то сегодня изменилось! Впрочем, гости, как известно, бывают разные.