Сергей Дмитрюк - Агнец в львиной шкуре

• Название: Агнец в львиной шкуре
• Автор: Сергей Дмитрюк
• Жанр: Социально-психологическая фантастика

Роман «Агнец в львиной шкуре» повествует о дальнейшей судьбе героев романа «Чаша Огня». Земляне попадают в мир, стонущий в отчаянии, разрушенный бессмысленной войной и объятый пламенем революции, за знаменами которой скрывается совсем не то, что гордо начертано на ее полотнищах. В наивном желании помочь создать новое справедливое устройство, люди земли сталкиваются с безмерным коварством, предательством и смертью. И только любовь способна победить все на этом пути. В борьбе с несправедливостью и злом главный герой сражается, чтобы больше никогда не брать в руки оружие…

Те, кто знаком с творчеством Ивана Антоновича Ефремова и читали его знаменитый роман «Час Быка», наверняка помнят сюжетную линию этого произведения: на далёкой планете Торманс, куда волею судьбы попадают переселенцы с Земли, установилась жестокая олигархическая диктатура. Спустя две тысячи лет сюда прилетает экспедиция с коммунистической Земли, целью которой является изучение ситуации и помощь угнетённому народу Торманса, попытка пробуждения в тормансианах желания изменить ход истории на своей планете, чтобы создать здесь справедливое общество, освобождённое от горя и страданий. В своём романе Ефремов попытался найти ответы на сложные вопросы, постоянно полемизируя сам с собой. В результате по сюжету усилия землян приносят свои плоды, и пред отлётом один из них остаётся на Тормансе, чтобы помочь местным борцам с диктатурой совершить революционные преобразования. А спустя сто лет Земля получает известие о том, что Торманс освободился от власти инферно и чтит память о её героях.

Ефремов, стеснённый цензурой, вынужден был о многом умалчивать, в результате чего концовка романа вышла у него несколько скомканной и полемичной. Поэтому, при прочтении «Час Быка», у меня возникало много вопросов о результатах экспедиции землян и достоверности той информации, которую получает Земля с Торманса спустя сто лет. Сам текст романа в этом отношении весьма неоднозначен и спорен.

Спустя какое-то время у меня возникла мысль переосмыслить историю того самого «смутного столетнего периода» перехода от тотальной диктатуры к свободному высокоразвитому обществу, который сам Иван Антонович оставил без деталей и конкретики. Использовав эпилог его романа, как стартовую идею, для которой возможно многовариантное будущее, я постарался смоделировать свой мир, охваченный революционными изменениями, которые, в конце концов, приводят к неожиданным, хотя и вполне закономерным результатам.

Вначале мне думалось, что описать данные события я смогу в одном произведении. Написание его заняло у меня около восьми лет (долго не давалась концовка, которая виделась мне смертью главных героев). Но совсем недавно совершенно неожиданно для меня самого родилось продолжение той истории.

И тогда я понял, что обе повести лучше соединить в одну большую книгу, сделав их частями единого повествования. Так история землянина Максима Новака и его возлюбленной будет выглядеть более цельной, логически и сюжетно законченной.

Поэтому всем, кто уже успел прочитать здесь повесть «Лава» и повесть «Щит Ахилла», данный роман будет уже не интересен (хотя, после окончательной редактуры в них и произошли определённые изменения). Для тех же, кто ещё не читал эти произведения я представляю свой новый роман цикла «Лицом к Солнцу» — «Агнец в львиной шкуре».

Не стоит воспринимать его, как продолжение или подражание роману И.А. Ефремова «Час Быка». Нет, это отнюдь не фанфик и миры Ефремова для меня являются лишь яркой вспышкой, разбудившей вдохновение. Мой роман вполне самостоятельное произведение, хотя знатоки ефремовских текстов, возможно, смогут разглядеть в нём «прозрачные мостики», намеренно перекинутые мной в творчество выдающегося советского писателя-фантаста.

---

Теперь она сидела в кресле, подле меня, — присмиревшая, утомленная и бесконечно счастливая, — а я старался не выпускать из рук штурвала, только дивясь тому, как это мы не разбились во время этого безумства. Внизу по-прежнему расстилались бескрайние просторы иссушенной солнцем равнины, уходившей к далекому темному горизонту. Серебристые травы под нами разбегались широкими волнами, и казалось, что мы плывем по таинственному сказочному морю.

— Как ты думаешь, Максим, — нарушила молчание Юли, — душа действительно вечна, как нас учат в школе, или же она умирает вместе с нами?

— Душа? — Я посмотрел на нее. — Думаю, никому не дано истребить то, что стоит намного выше всего остального мира, даже всей Вселенной, как нельзя уничтожить солнечный свет! Душа каждого из нас проживает множество жизней, постоянно воплощаясь в новых обличиях, прежде чем уйти в иной, неведомый нам при жизни, мир тонких энергий, в котором слита вся энергия мира. Наше тело — лишь временное пристанище для нашей души в ее бесконечных скитаниях по Вселенной, так же, как для нас, для всех, пристанищем является наша Земля.

— А что будет, когда истекут все эти жизни? Душа умрет?

— Не знаю… Не думаю. Энергия не может умереть.

— Но что же тогда? Что? — допытывалась она. — Что тогда смерть? Где начинается ее граница и заканчивается ее власть? Я хочу понять, почему раньше люди так страшились смерти, если их души вечны, всегда жили, и будут жить? Откуда этот страх?

— Ты тоже боишься смерти? — Я внимательно посмотрел на нее.

— Смерти?..

Какое-то время она думала, отрешенно глядя за стекло кабины. Наконец, призналась:

— Не знаю… Иногда мне кажется, что ничего уже не будет: ни света, ни птиц, ни цветов, ни солнца, ни тебя — ничего! И тогда мне становится страшно. Я не хочу лишиться всего этого, Максим! — зрачки ее расширились.

— Ты стала часто думать о смерти, малыш! — Я нежно обнял ее за плечи, и попытался заглянуть ей в глаза.

— Да, — без улыбки согласилась она. — Последнее время, я очень много думаю об этом (она почему-то побоялась произнести роковое слово). Особенно по ночам. Здесь ужасные ночи! Смотрю в темноту и думаю, думаю… Ты спишь, а я все думаю… И страх все больше охватывает меня! Ведь если нашим душам суждено жить на Земле, то куда же они денутся здесь, когда мы умрем? Ведь мы не на Земле, Максим! — Она испытующе посмотрела на меня, словно, только сейчас сделала это важное открытие. — Им не в кого будет вселиться снова, а значит, мы с тобой умрем по-настоящему?

Я молчал, не зная, что ей ответить.

— Ну… ведь здесь тоже живут люди…

— Но здесь не Земля, Максим, не Земля! — горячо возразила она, и ее громадные глаза наполнились такой горечью и отчаянием, что я спохватился. Осторожно спросил:

— Ты хочешь домой?

— Хочу! — быстро сказала она, и в ее голосе прозвучало упрямство капризного ребенка, совсем не знакомое мне. — Я хочу умереть на нашей Земле! Среди ее полей, в ее травах, под ее небом! Я хочу возвращаться туда снова и снова! Ведь я еще ничего не успела сделать в своей жизни для Земли, для людей. Что вспомнят обо мне?.. Да и будут ли вспоминать вообще? — с горечью усмехнулась она.

— Да с чего ты взяла, что мы будем здесь до самой смерти?! — не выдержал я, и с досады стукнул кулаком по подлокотнику своего кресла.

— Я знаю… я чувствую это! — совсем тихо промолвила она и замолчала, глядя на далекий горизонт.

Я не нашелся, что ответить ей на это, и лишь еще больше расстроился. Совсем недавно такая веселая, теперь Юли сидела, не проронив ни слова, и только упрямая морщинка, обозначившаяся на гладком лбу между бровей, выдавала ее невеселые мысли. Когда на горизонте появилась узкая темная полоса, Юли немного встрепенулась, и, указав на нее пальцем, спросила:

— Что это?

— По всей видимости, город. — Я сверился с картой на дисплее. — Да, здесь должен быть город. Невеселое название — Аполлион!

— Действительно, — согласилась Юли, и как-то странно посмотрела на меня.

Я понял, что мои слова прозвучали подтверждением ее мыслей о смерти. Чтобы самому не думать об этом, стал всматриваться в приближающийся горизонт.

Спустя полчаса весь город был, как на ладони. Приземистые, прямоугольные дома с плоскими крышами и стенами из белого песчаника образовывали узкие улочки, переплетавшиеся ходами лабиринта. К восточной окраине города почти вплотную примыкали густые леса, изгибавшиеся крутой дугой и уходившие на юг, к отдаленным горным хребтам, горевшим на закатном солнце недобрым алым огнем. Где-то за ними, если верить карте, должна была располагаться южная столица Гивеи.

Странно, но город, к которому мы приближались, с высоты нашего полета казался каким-то безжизненным. Как ни всматривался я, нигде на еще освещенных солнцем улицах не видел ни людей, ни повозок, ни каких-нибудь других признаков жизни. Мертвый город… Я слышал, что здесь, в южных провинциях, такие встречаются нередко. Люди уходили с обжитых мест в поисках лучшей жизни и уже не возвращались больше назад. Вот и стояли эти мертвые селения, продуваемые ветрами, внушая скорбь и страх…

Я вдруг поймал себя на мысли, что невольно снова вернулся к теме обреченности и смерти. Что это со мной? В это время Юли настойчиво затрясла мою руку. Я недоуменно посмотрел на нее, и удивился еще больше, увидев ее испуганные глаза.

— Что? Что случилось?!

— Смотри! — Она указала рукой куда-то в сторону приборной панели.

Взглянув в указанном направлении, я почувствовал, как колючий холодок пробежал у меня по спине. Там оранжевый светящийся квадратик высотомера, словно, испуганный кем-то, быстро прыгал вниз по шкале. Что за ерунда? Мы падаем!

Едва указатель достиг критической трехсотметровой отметки, как вспыхнула, и замигала красная лампочка в сопровождении отрывистого сигнала тревоги. Юли смотрела на меня широко раскрытыми испуганными глазами, прося помощи. Но если бы я знал, что с нами происходит! Лихорадочно перебирая тумблеры на приборном щитке, я почувствовал, как холодный пот струиться у меня по лбу. Оранжевый квадратик миновал критическую отметку и неуклонно полз вниз.

— Пристегни ремни! — прохрипел я и, видя, что в растерянности и оцепенении Юли не может пошевелить рукой, сам защелкнул замки на ее кресле.

Едва я успел откинуться на спинку сидения и вжать голову в плечи, как стремительный вихрь подхватил меня, бросил куда-то вверх и в ту же секунду я увидел темнеющее вечернее небо у себя над головой, затем изогнутую дугой линию горизонта, словно залитую кровью. В следующую секунду я почувствовал резкий толчок, — это раскрылся парашют. Огляделся по сторонам, насколько это позволяло посадочное кресло. Юли катапультировалась чуть раньше, и сейчас купол ее парашюта был прямо у меня под ногами. А где же гравиплан? Я поискал его глазами, но не увидел. Лишь мгновение спустя, по звуку оглушительного взрыва и ослепительной зарнице за спиной понял, что гравиплана больше нет.

Теперь все мое внимание было сосредоточено на Юли. С замиранием сердца я следил за тем, как ее парашют приближается к земле. Вот, наконец, мягкий толчок, облачко пыли, подхваченное ветром, и громадный белоснежный купол стал медленно опадать, ложась на сухую землю. Я приземлился метрах в пятидесяти от нее. Непослушными от нетерпения пальцами отстегнул ремни и со всех ног бросился к ней.

Юли все еще сидела в кресле, потрясенная случившимся. Я помог ей разомкнуть замки, заглянул в ее глаза.

— С тобой все в порядке?

Она посмотрела на меня бессмысленным взором, и вдруг разразилась громкими рыданиями, давая разрядку накопившемуся напряжению.

— Ну-ну!.. Не надо!.. Все хорошо, — пытался успокоить ее я, крепче прижимая к своей груди и нежно гладя по волосам. — Слышишь? Все хорошо!

— Что… что это было, Максим? — все еще захлебываясь рыданиями, спросила она.

Хотел бы я знать! Но, чтобы не волновать ее еще больше, спокойно, как будто речь шла о пустяке, ответил:

— Видимо, какие-то неполадки в управлении. Здесь такое часто встречается. Успокойся! Все уже позади.

Она подняла ко мне лицо, посмотрела покрасневшими от слез глазами. Спросила, всхлипывая:

— Как же нам теперь быть?

— Ничего, как-нибудь доберемся.

Я осмотрелся. Темнело. Ночь наступала стремительно и неуклонно. Нужно было что-то предпринимать. Заброшенный город казался вполне подходящим местом для ночлега, но какое-то, до конца не осознанное предчувствие, предостерегало меня входить в него. В конце концов, пересилив себя, я поднялся на ноги. Положение наше было не из лучших: ни рации, ни пищи, ни воды. При мне остался только пистолет с запасной обоймой, да несколько сигнальных ракет. Окажись мы в подобной ситуации на Земле, помощи долго не пришлось бы ждать, — по аварийному сигналу личного датчика нас вскоре нашли бы через спутник, и эвакуировали на ближайшую спасательную станцию. Здесь же, на разоренной войной планете, такое было невозможно. До нас никому не было дела, и полагаться приходилось только на себя. Ожидать, что кто-то вдруг появится помочь нам в этом безлюдном пустынном районе, значило тешить себя несбыточными надеждами.