Александр Баунов - Миф тесен

• Название: Миф тесен
• Автор: Александр Баунов
• Жанр: Прочая старинная литература
• Год: 0101

---

Вот воспитательница нежнейшей, невиннейшей Джульетты рассказывает:

В тот день она себе разбила лобик,

А муж мой (упокой его Господь —

Вот весельчак-то был!) малютку поднял.

«Что, — говорит, — упала ты на лобик?

А подрастешь — на спинку будешь падать.

Не правда ли, малюточка?» А крошка

Утешилась и отвечает: «Да».

А вот диалог Петруччо и Катарины в «Укрощении строптивой»:

П.: Возьму и вырву жало — вот и всё.

К.: Сначала ты найди его, дурак.

П.: Известно, где оса скрывает жало.

В хвосте.

К.: Нет, в языке.

П.: А в чьем, скажи?

К.: В твоем, раз о хвосте сболтнул. Прощай.

П.: Как! Мой язык в твоем хвосте? Ну нет!

Я — дворянин!

Вот из «Гамлета» — это который весь о высоком, быть или не быть, настоящий джигит, как за папу отомстил:

Офелия: Вы колки, мой принц, вы колки!

Гамлет: Вам пришлось бы постонать, прежде

чем притупится мое острие.

Это еще в целомудренных русских переводах для совиздательств.

Ошибка депутатов

Дело, конечно, не только в том, что депутат не смотрел, не читал, не слушал «Сна в летнюю ночь», не понял, что такое шекспировская комедия, и не знает, что такое Шекспир. Дело в том, что депутат — как это типично для многих людей его круга — неправильно понимает, что такое классическая литература.

Для него классика — это то, что в детстве. То, что в школе. Ну что он, в самом деле, Пушкина, Гоголя, Шекспира, Достоевского со школы перечитывал? Депутату ни к чему. Зачем это солидному взрослому человеку. Классика — это то, что осталось далеко позади, в босоногом детстве. Как светлая сказка. И она должна этому далекому смутному воспоминанию, этому туманному представлению о чистом и нежном детском возрасте соответствовать. А если не соответствует, значит, кто-то ее испортил. Иностранцы или извращенцы, скорей всего.

По понятным причинам с детьми читают не все, а когда читают, не на всем акцентируют внимание. Был такой древний гимназический термин — чтение ad usum delfini. Да и вообще — из взрослого состояния детство кажется невинней, чем оно было на самом деле. Поэтому когда взрослый человек обнаруживает, что у Пушкина, Чехова, у Шекспира есть секс, есть всякие — сами знаете какие — намеки, есть «метастазы», он не сомневается, что это Пушкина, Чехова, Шекспира извратили.

Ведь для него классика — это литература детства. Детская литература. Классика же вообще нужна только для преподавания в школе. Зачем она еще-то нужна? Не читать же.

Классику и детскую литературу путают потому, что и то и другое читали тогда, давно, а с тех пор нет. Вот, кстати, и простой ответ, почему Олден перенес действие «Сна» в школу. Для многих англичан Шекспир тоже ведь школьный автор.

Открою глаза депутату, пусть он как вице-спикер передаст это маленькое откровение остальным депутатам Думы, а они — дальше, тем немногим, до кого смогут донести, по цепочке. Классика — для чтения, смотрения, слушания, а не чтобы по ней училке отвечать. И она для взрослых.

НОВАЯ КОНЦЕПЦИЯ ОТЕЧЕСТВА

Концепция отечества снова переменилась. Только, года так с 2013-го начали привыкать к тому, что мы-то и есть настоящая Европа, не сбившиеся с верной дороги хранители европейских ценностей, как объявлено новое: мы теперь вообще не Европа, а другая, особая цивилизация.

«Россия должна рассматриваться как уникальная и самобытная цивилизация, не сводимая ни к Западу (Европе), ни к Востоку. Краткой формулировкой данной позиции является тезис: “Россия не Европа”, подтверждаемый всей историей страны и народа», — пишут создатели новой культурной политики. «В преподавании истории у нас доминирует “прозападный ценностный подход” и “одномерная концепция тоталитаризма”», — беспокоятся авторы официального доклада об обучении детей прошлому.

Мы-то знаем, что тоталитаризм богат и разнообразен: хватит европоцентризма в учебниках, где Россия меряется с Западом — то догоняет его, то отстает. Почему точка отсчета не Индия, не ацтеки, а про Наполеона всегда больше, чем про его современника императора Цзяцина.

Побыли старой, настоящей Европой — и хватит. Европа оказалась неблагодарной, не поверила, что мы ее спасители. Пришли к своим, а свои не приняли. Мы за это обиделись и передумали быть своими. Им же хуже, найден новый выход, еще более блестящий: мы теперь совсем не Европа, вовсе не Европа, никакая не Европа и никогда не были. Знать не знаем, ведать не ведаем. Сидим на астероиде, поливаем розу, починяем вулкан.

Добавление минарета

Новая дефиниция отечества — настоящее избавление для всех, кто управляет Россией. Все их проблемы оттого, что в нас видят часть Запада. И требуют, чтобы было похоже. А поскольку желаемой степени слияния не происходит, возникает зазор, а из него стон и скрежет зубовный: ну когда уже, наконец, когда же все будет как у людей?!

А ведь давно все как у людей, и даже лучше, чем у людей, только не западных, а восточных. Стоит отплыть от Европы, как тут же из плохого Запада превращаешься в хороший Восток.

Я много спрашивал у европейских и американских интеллектуалов и чиновников, почему к Китаю, арабам, индийцам, малайцам они не так требовательны, как к России. «Это другая цивилизация, другой и спрос», — отвечали интеллектуалы. Наконец это дошло до министров и депутатов.

Стоит отгрести от Запада, и требования «будьте как мы» теряют силу. Нет больше ПАСЕ и Страсбургского суда, укоризны за геев и запрещенного мата, можно даже вернуть смертную казнь — еще и порадуются, что не через повешение. Бывшая пустота станет полнотой.

Хорошо, например, всем народом принять ислам — как предлагал в начале двухтысячных экспат-провокатор Марк Эймс. Если всей Россией принять ислам, наши недостатки немедленно превратятся в наши достоинства. Мы тут же окажемся самой светской страной Востока, где геи свободны, как нигде в исламском мире. Наша женская эмансипация уже опередила остальной Восток на десятилетия. Во внешней политике из неправильных, агрессивных европейцев мы в один миг превратимся в оплот мира — мусульманскую ядерную державу, которая не враждует с Индией и признает государство Израиль. Даже наши гражданские права и свободы, наша политическая система, наши печать, интернет, радио, культурная жизнь — все это окажется образцом свободы, либерализма, прогресса на Востоке. Возможно, с нами даже начнут переговоры о вступлении в ЕС.

Осталось убедить остальных, что мы не Запад. И вот мы начинаем твердить: мы не Запад, мы не Запад, скифы мы, с соответствующим разрезом и выражением глаз.

Но разве министр и сенаторы не чувствуют грозной опасности этой концепции? Это европейцев нельзя убивать или позволить им убивать друг друга, а неевропейцев — вьетнамцев, афганцев, иракцев, хуту и тутси — можно без счету.

Европа внутри

Переход на Восток, в другую цивилизацию, снял бы к нам все вопросы. Однако пока министры и отцы-сенаторы доказывают, что мы не Европа, в центре Москвы стоят пасхальные городки, неотличимые от западноевропейских Weihnachtsmärkte, рождественских базарчиков: ставенки, цветочки, фахверк, а не кибитки, не юрты, не чумы, не избы серые твои, — и народ радуется именно таким, не чувствует себя в них чужим.

После сыгранного в Ленинке спектакля «Публичное чтение», где два актера, поговорив о книгах, взбираются на стол зала периодики Российской государственной библиотеки голыми, как Адам и Ева у Кранаха, ненадежно прикрывшись библиотечным фикусом, оператор госканала (георгиевская ленточка на камере) спрашивает пожилую библиотекаршу с завивкой на голове: «Вам понравилось?» — «Понравилось, — отвечает библиотекарша, — интересно, молодежно». Оператор спрашивает с иронией (мы-то, настоящие культурные люди, понимаем, как это все несерьезно), а библиотекарша отвечает со снисхождением: «Да, не разговор Эккермана с Гете (те к тому же беседовали одетыми), но если для того, чтобы привлечь молодежь к книге, нужно взгромоздить на стол голых парня и девицу, пускай лучше так придут в наши замечательные библиотеки, чем никак». Пришли: несмотря на полночь, заняты все столы, как раз молодежью, правда, судя по лицам, уже знакомой с книгой до представления. Но в зале периодики Ленинки, а может, и в ней самой, многие и правда впервые. Голый Кранах на столе — очень европейская «Библионочь», невозможная ни в Пекине, ни в Дели, ни в Джакарте.

В московский Манеж у Кремля с трудом пробивает себе дорогу выставка мастера монументальных наглядных пособий Ильи Глазунова, а в это время народ там развалился на подушках среди экранов гигантского видеоарта модерниста Питера Гринуэя про европейский прорыв русского авангарда 1920-х в поэзии, живописи, кино, театре, музыке, архитектуре и фотографии.

Этот авангард, однако, существует только в европейской, западной системе координат. Для Индии и Китая того времени авангардом были стул, комод, паровоз, линейка, галстук, пиджак, носки, дамские перчатки, ионическая колонна, рисунок с перспективой и светотенью, фортепиано, а не геометрические фантазии Кандинского и ракурсы Родченко.