Хаим Граде - Цемах Атлас (ешива). Том второй

• Название: Цемах Атлас (ешива). Том второй
• Автор: Хаим Граде
• Издательство: Текст, Книжники
• Жанр: Современная проза
• Год: 2014
• ISBN: 978-5-7516-1225-2, 978-5-9953-0311-4

В этом романе Хаима Граде, одного из крупнейших еврейских писателей XX века, рассказана история духовных поисков мусарника Цемаха Атласа, основавшего ешиву в маленьком еврейском местечке в довоенной Литве и мучимого противоречием между непреклонностью учения и компромиссами, пойти на которые требует от него реальная, в том числе семейная, жизнь.

---

Портнихи, работавшие на дому, и фабричные работницы оставляли на минутку своих парней и врывались в группку ешиботников, которые начинали жаться друг к другу, растерянные и взволнованные. Девицы знали, что ешиботнику нельзя прикасаться к чужой женщине, они смеялись над этими хнёками и нарочно хватали их за руки. В эту минуту, как из-под земли, вырастал Янкл-полтавчанин — он шел все время сзади, чтобы не оставлять учеников одних со светом, — и нахалки катились прочь, как красные помидоры, высыпавшиеся из корзины. Растрепанные и общипанные девицы смотрели на красивого сильного юношу, расшвырявшего их во все стороны. Чтобы не стать посмешищем, они отступали вместе со своими кавалерами. После такой победы Янкл-полтавчанин посылал своих учеников на акцию, требовавшую еще большего мужества. Они заходили в аптеку и придурковато спрашивали, нет ли там на продажу керосина, спичек, коробочек с железными гвоздями. Аптекарь пробуждался от оцепенения, не зная, сошли ли молодые мусарники с ума или же смеются над ним. Старшие ешиботники смотрели на Янкла-полтавчанина искоса. А у Мойше Хаята-логойчанина снова было о чем поговорить на кухне за едой.

— Что бы сделал Янкл, если бы у наревского аптекаря действительно нашлись в продаже керосин, спички и железные гвозди? Что бы он делал, если бы улица не смеялась над его мальчишками с кистями видения, вытащенными наружу? Пришел бы конец всем новогрудковским свершениям. Янкл и другие бездельники уверены, что у мира нет никаких забот, кроме как выдумывать, каким образом заманить ешиботников в сети. Сумасшедшие! Да вы вообще не нужны миру!

В начале семестра учебой занимались какое-то время и ищущие пути, постоянно работавшие над переламыванием своих качеств, но Янкл не открывал Геморы, а его ученики подражали ему. По полдня они кричали в доме мусара, а вторую половину дня ходили по Нареву, чтобы показать свое пренебрежение к миру. В ешиву они приходили только к «бирже», когда каждый старший ученик медленно произносил слова поучения двум младшим, шедшим по обе стороны от него, как ягнята, трущиеся у ног пастуха. Один Янкл носился по синагоге, как ураган, а его компания вилась вокруг него, наступая всем на ноги, размахивая руками и громко галдя:

— Надо раз и навсегда вырвать мир из себя! Еще лучше, когда мир с самого начала не впускают в себя. Тогда потом нет необходимости вырывать его!

Старшие ешиботники жаловались главе ешивы, что Янкл не дает их ученикам заниматься с другими мусарниками. Глава ешивы отвечал им с озорной искоркой в глазах:

— Реб Цемах-ломжинец тоже в свое время вел отдельный хейдер в нашей ешиве. Теперь ученик идет по пути своего ребе.

Реб Симха Файнерман явно не боялся конкуренции со стороны полтавчанина, он не преследовал его так, как некогда ломжинца.

В начале зимы, когда Хайкл уже считался учеником наревской ешивы, приехал еще один виленчанин — Мейлахка. Последние три года он учился в валкеникской начальной ешиве у реб Менахема-Мендла Сегала и заметно вырос в изучении Торы. Мейлахке было уже четырнадцать, и ростом он тоже стал выше, но его личико все еще оставалось по-детски круглым, с розовыми щечками. По возрасту он принадлежал к группе Янкла-полтавчанина. Однако, как только его туда посадили, он увидел, что по сравнению с другими учениками он в изучении Торы просто Мар бар рав Аши[132]. Янкл-полтавчанин, со своей стороны, разнюхал, что в его группу попал единственный сынок, гордец и упрямец. Янкл очень развеселился: он переворачивает целое местечко в два счета и устраивает в нем начальную ешиву, так неужели он не перевернет какого-то виленского мальчишку? Он затащил Мейлахку в уголок и взялся за него:

— Не встал и не двинулся с места перед ним[133]. Точно так же, как праведник Мордехай не встал перед нечестивцем Аманом, так и сын Торы не должен преклоняться перед миром!

Мейлахка-виленчанин пожал плечиками и ответил, вставляя в свою речь арамейские и древнееврейские цитаты из святых книг:

— Непохоже, что это подходящий пример. Мудрецы наши, да будет благословенна память о них, рассказывают, что у Амана, сына Хемдаты, на сердце висело изображение божка. Вот Мордехай и не захотел кланяться идолу. Но что умного в том, чтобы ходить по наревским переулкам с выпущенными наружу кистями видения? С тех пор как способен выучить про себя лист Геморы с Тойсфойс, я больше не занимаюсь тем, чтобы делать что-то назло людям с улицы.

— Вы разговариваете так, словно вы из мирской ешивы или даже из клецкой, — вскипел глава группы реб Янкл. — Коли так, — сказал он, — то виленчанину не надо было приезжать в Нарев. У новогрудковцев в Нареве принято укреплять дух.

— Я приехал из начальной ешивы в большую ешиву учиться, — сухо ответил Мейлдхка. Но он все еще не мог преодолеть свою старую слабость, и у него выступили на глазах слезы. — Может быть, вы правы. Может быть, мне надо было поехать в Радунь в ешиву Хофец-Хаима.

От таких речей глава группы реб Янкл схватился за голову:

— Так скажите открыто, что вы хотите устроить тут номер! Господи, спаси и сохрани! Паренек, который хочет сменить Нарев на Радунь, словно берет в руки большой нож и сам себя режет насмерть!

Однако мальчик прикусил свои губки и продолжал настаивать на своем:

— Я приехал в Нарев не для того, чтобы устраивать тут дикие выходки, чтобы горожане смеялись надо мной. Я хочу слушать уроки главы ешивы и учить Тору.

— Ты приехал, чтобы учить Тору? — воскликнул реб Янкл и принялся выговаривать нахальному ученику, что сказано: «как капли дождя на траве»[134]. Виленский гаон говорит на это, что Тора подобна дождю. Дождь падает на фруктовые деревья — растут фрукты; дождь падает на тернии — растут тернии. Мейлехка-виленчанин, конечно, думает, что одним пшатом можно все объяснить, а одним замысловатым комментарием все запутать. Ему, наверное, представляется, что в Нареве его будут считать таким же аристократом, как и в валкеникской начальной ешиве или в Вильне у мамы. Вместо того чтобы увидеть, в чем состоит его собственный недостаток, он видит недостатки в своих товарищах, освящающих Имя Господне…

Тут Мейлахка расплакался, и Янклу-полтавчанину пришлось остановиться. Этот единственный сынок действительно может, чего доброго, сбежать к похожим на ягнят ученикам ешивы Хофец-Хаима в Радуни. Тогда глава наревской ешивы скажет: «Вы разгоняете нашу ешиву!» Поэтому глава группы сразу же пошел на попятную. Конечно-конечно! Пусть Мейлахка день и ночь занимается набиванием своей головы Талмудом и трудами комментаторов. Однако при этом Янкл-полтавчанин подумал: этот писклявый единственный сынок еще покажет себя, он у него еще переломит свою собственную волю так, что мир закачается!

Глава 9

Наревские обыватели долго ворчали, выражая свое недовольство новогрудковской компанией, захватившей синагогу Ханы-Хайки на Белостоцкой улице. Мусарники лупили кулаками по стендерам и ломали их. Все святые книги были растрепаны и разорваны. Когда ни зайдешь в синагогу, они всегда заняты разговорами и беготней туда-сюда. Когда же они сидят над Геморой и учатся? Во время тихой молитвы «Шмоне эсре» они орут и мечутся как припадочные. Почему эти молодые люди всегда такие мрачные? Однако понемногу обыватели начали понимать, что у мусарников есть и большие достоинства. Они были парнями деликатными, богобоязненными и добросердечными. Целую неделю они обходились постной едой, лишь изредка видя на кухне ешивы кусочек рыбы или мяса. Ходили оборванными и спали в тесноте на жестких лежанках. Но никогда не жаловались на свое положение. И обыватели из синагоги Ханы-Хайки начали думать, что им, пожалуй, надо быть довольными, что эти ешиботники сидят в их святом месте и что голос Торы там никогда не умолкает.

Только староста благотворительной кассы реб Зуша Сулкес не примирился с присутствием мусарников. У реб Зуши Сулкеса в синагоге Ханы-Хайки было доставшееся ему по наследству от отца место. А теперь там усаживался какой-нибудь ешиботник и начинал обрезать ногти, а заодно и кусочки дерева, чтобы бросить их вместе с ногтями в огонь, согласно обычаю. А сколько раз реб Зуша Сулкес находил в ящичке своего стендера сверток грязного белья! Какой-то ешиботник его там оставлял, возвратившись в пятницу днем из бани! Однако сколько бы реб Зуша Сулкес ни кричал, мусарники продолжали вести себя все так же, хоть и молчали в ответ на его упреки. Глава ешивы велел им: осторожность и еще раз осторожность! Он не желает, чтобы этот еврей стал их врагом. Поэтому даже Янкл-полтавчанин крепился и ничего не отвечал реб Зуше Сулкесу.

Глава группы и его ученики сидели во внутренней комнате синагоги Ханы-Хайки. Заходил староста с серебряной цепью от часов поверх сюртука и со связкой ключей в руке. Дважды в неделю благотворительная касса открывалась. Женщины приходили вернуть старые долги и получить новые ссуды. Реб Зуша Сулкес выгонял молодых мусарников и их руководителя. Сначала глава группы реб Янкл-полтавчанин подмигивал ученикам, чтобы они шли вслед за ним в большой зал синагоги. Однако потом каждые десять минут возвращался, всякий раз под каким-нибудь новым предлогом. То якобы искал какую-то книгу, то потерявшегося ученика, а то и прямо подходил к старосте: