Иоганн Гёте - Учение о цвете. Теория познания

• Название: Учение о цвете. Теория познания
• Автор: Иоганн Гёте
• Жанр: Философия
• Год: 2012

Вниманию читателей предлагается книга великого немецкого поэта, философа и естествоиспытателя Иоганна Вольфганга Гёте (1749–1832), содержащая его учение о цвете. Автор начинает свой труд с рассмотрения различных физиологических и природных явлений, влияющих на зрительное восприятие человеком окружающего мира, а затем переходит к историческому анализу учения о цвете, обращаясь как к теориям древнейших времен, так и к учениям Нового времени, в частности, рассматривает и подвергает критике учение Ньютона о цветах. Кроме того, в книге в разделе, озаглавленном «Теория познания», содержатся статьи и наброски разных лет, а также афоризмы И. В. Гёте, которые помогают создать портрет личности великого поэта и мыслителя.

Книга будет интересна как специалистам — физиологам, психологам, философам, искусствоведам, так и широкому кругу читателей.

---

Среди ученых, оказывавших мне поддержку, я насчитывал анатомов, химиков, литераторов, философов, как Лодер, Земмер- ринг, Гетлинг, Вольф, Форстер, Шеллинг [20]): и ни одного Физика.

С Лихтенбергом я переписывался некоторое время и послал ему несколько двигавшихся на подставках экранов, на которых можно было удобно представить все суб'ективные явления; равным образом и несколько статей, правда, еще довольно необработанных и топорных. Одно время он отвечал мне; но когда я под конец стал настойчивее преследовать внушавшую мне отвращение ньютонову белизну, он перестал писать и отвечать относительно этих вопросов; да, у него не хватило даже любезности упомянуть о моих статьях «К оптике» в последнем издании своего Эркслебена! [21]). Так я снова был предоставлен своему собственному пути.

Очевидное арегг; п — точно привитая болезнь: от нее не отделаешься, пока не переможешь ее. Уже давно начал я читать по этому предмету. Крохоборство руководств скоро опротивело мне, а их ограниченное однообразие слишком бросалось в глаза. И вот я приступил к ньютоновой Оптике, на которую ведь, в конце концов, каждый ссылался, и был рад тому, что софистичность, — ложность его первого эксперимента уже наглядно выяснялась мне моими таблицами, и что я мог легко решить всю загадку. Удачно овладев этими Форпостами, я проник в книгу глубже, повторил эксперименты, развил и упорядочил их и нашел очень скоро, что вся ошибка покоится на том, что в основу положен сложный Феномен, и из сложного выводится более простое. Потребовалось, однако, не мало времени, чтобы пробраться сквозь все ходы лабиринта, в которые Ньютону заблагорассудилось запутать своих преемников. В этом оказались мне очень полезны Lecliones oplicae, как написанные проще, с большой искренностью и убежденностью автора. Результаты этих работ изложены в моей Полемической части.

Если я вполне убедился, таким образом, особенно после точного рассмотрения явлений, ахроматичпости, в пеосповательности ньютонова учения, то стать на новый теоретический путь помогла мне та первая интуиция (Gewahrwerden), согласно которой в призматических цветовых явлениях имеет место явное расхождение, противоположение, разделение, дифференциация или как там ни назвать это явление; я охватил его краткой Формулой полярности, убежденный, что ее можно провести и относительно остальных цветовых. Феноменов.

Между тем, если мне не удавалось в качестве частного лица возбудить участие в человеке, который присоединился бы к моим исследованиям, воспринял бы мои убеждения и разрабатывал бы их дальше, то теперь я хотел попробовать то же самое в качестве автора, выносящего вопрос на арену более широких кругов публики. Я сопоставил поэтому самые необходимые рисунки, ко- корые нужно было положить в основу субъективных опытов. Они были черные и белые, чтобы служить в качестве прибора, чтобы каждый мог тотчас же рассмотреть их сквозь призму; были и другие, пестрые, чтобы показать, как эти черные и белые рисунки изменялись призмой. Близость карточной Фабрики побудила меня избрать Формат игральных карт; описав опыты и дав тут же средства произвести их, я сделал, думалось мне, все, что нужно, чтобы вызвать в чьем — либо уме то арегси, которое с такой живостью подействовало на мой.

Но я еще не знал тогда, хотя и был уже не так молод, всей ограниченности ученых цехов, того их ремесленного духа, который может, правда, сохранять и выращивать что — либо, но ничего не может двигать вперед; кроме того, было три обстоятельства, послуживших мне во вред. Во — первых, я озаглавил свою брошюру «К оптике». Скажи я — к хроматике, — дело было бы невиннее, так как оптика преимущественно математична, то никто не мог и не хотел понять, как может работать в оптике человек без всяких математических притязаний. Во — пторых, я дал понять, хотя и очень осторожно, что теорию Ньютона я не считаю достаточной для об’яснения изложенных Феноменов. Этим я восстановил против себя всю школу; и тут уже тем более изумлялись, как это человек, лишенный более высокого понимания математики, решается противоречить Ньютону: что существует независимая от математики Физика, этого, казалось, не хотели уже понимать. Древпюю истину, что математик, вступая в поле опыта, подвержен заблуждению подобно всякому другому, никто не хотел призпавать в этом случае. Из учепых органов, журналов, словарей и руководств на меня взирали с гордым сожалением, и никто из гильдии не поколебался еще раз отпечатать тот вздор, который вот уже почти сто лет повторяли как символ веры. Более или менее высокомерное самодовольство выказали Грен в Галле, готские научные газеты, иснская Всеобщая литературная газета, Геллер и особенно Фишер в Физических словарях. Геттингенские ученые ведомости (Anzeigen), верные своему заглавию, поместили о моей работе заметку такого рода, которой она тотчас же и навеки предавалась забвению.

Я издал, нимало не смущаясь этим, вторую статью «К оптике», содержащую субъективные опыты с пестрой бумагой, тем более важные для меня, что ими для каждого, кто хоть сколько — нибудь желал заглянуть в предмет, вполне разоблачался первый эксперимент ньютоновой Оптики, и все дерево подрывалось у корня. Я присоединил сюда изображение большой водяной призмы, которую снова привел среди таблиц настоящего сочинения. Тогда я сделал это потому, что собирался перейти к об’ективным экспериментам и освободить природу из темной комнаты и от крохотных призм.

Воображая, что людей, занимающихся естествознанием, интересуют явления, я приложил ко второй статье таблицу в лист величиною, — г как в первой статье пачку карт; на этой таблице все случаи светлых, темных н цветных плоскостей и изображении были нанесены таким образом, что их оставалось только поставить перед собою и рассматривать сквозь призму, чтобы сейчас же обпаружить все, о чем говорилось в статье. Однако, эта предусмотрительность оказалась как раз помехой для дела и третьей из совершенных мною ошибок: эту таблицу было еще неудобнее запаковывать и пересылать, чем карты, так что даже некоторые заинтересовавшиеся любители жаловались на невозможность получить через книжную торговлю мои статьи вместе с приспособлениями.

Самого меня увлек иной образ жизни, иные заботы и развлечения. Походы, путешествия, жизнь в чужих местах отнимали у меня в течение нескольких лет бдлыную часть времени; тем не менее, раз начатые наблюдения, раз взятое па себя дело — а делом и стало для меня это занятие — не забывались даже в самые подвижные и рассеянные моменты; дгц я находил случаи подмечать в вольном мире явления, увеличивавшие мое понимание и расширявшие мое воззрение.

После того как я долго нащупывал явления в их широте и сделал разного рода попытки схематизировать и упорядочить их, я дальше всего подвинулся вперед, когда понял закономерность Физиологических явлений, смысл явлений, вызванных мутной средой и, наконец, изменчивое постоянство химических действий и противодействий. Этим определилось то деление, которому я, признавая его наилучшнм, всегда оставался верен. Однако, без метода массу опытных данных нельзя было ни разделять, нн соединять; у меня возникали, поэтому, разные теоретические способы об’яснения Фактов, и я прокладывал свой путь через гипотетические заблуждения и односторонности. Но я не упускал из рук всюду сказывающуюся противоположность, уже однажды выраженную полярность, тем более, что с помощью этих принципов я чувствовал себя способным сблизить учение о цветах с некоторыми соседними областями и поставить в один ряд с некоторыми более удаленными. Таким образом, возник предлагаемый «Набросок учения о цветах».

Было вполне естественно, если я стал разыскивать все, что имеется по этому предмету в книгах, и мало — по — малу извлек и собрал весь этот материал — от древнейших времен и до нашего времени. Благодаря моей собственной внимательности, благодаря доброй воле и участию некоторых друзей, в мои руки попадали и сравнительно редкие книги; но нигде не подвинулся я сразу так быстро, как в Геттингене, благодаря дозволенному мне — с необыкновенной предупредительностью и при весьма деятельной поддержке — пользованию бесценным собранием кпиг. Постепенно накопилась огромная масса выписок и извлечений, из которых были составлены «Материалы для истории учения о цветах»; часть их ждет еще дальнейшей обработки.

Так, почти сам того не замечая, я попал в чуждую мне область: от поэзии я перешел к пластическому искусству, от последнего к исследованию природы, и то, что предполагалось только в качестве вспомогательного средства, привлекало меня теперь как цель. Но достаточно долго пробыв в этих чуждых областях, я нашел удачный возвратный путь к искусству в Физиологических цветах и в их нравственном и эстетическом действии вообще.

Один из моих друзей, Генрих Мейер, которому я уже раньше в Риме был обязан многими сведениями, по своем возвращении вновь принял участие в разработке намеченной задачи, которую он и сам все время не упускал из виду. Согласно данным опыта, со — гласно изложенным принципам, оп делал не мало экспериментов с цветными рисунками, чтобы пролить больше света на то, что сообщается в конце моего «Наброска» об окрашивании, и, по крайней мере, самому убедиться в этом. В «Пропилеях» мы не преминули указать на некоторые пункты, и кто сравнит сказанное там с настоящим обстоятельным изложением, от того не ускользнет и внутренняя связь.