Валентин Овечкин - Том 2

• Название: Том 2
• Автор: Валентин Овечкин
• Издательство: Художественная литература
• Жанр: Советская классическая проза
• Год: 1989
• ISBN: 5-280-00797-8

Во второй собрания сочинений вошли «Районные будни» и пьесы: «Бабье лето», «Настя Колосова», «Навстречу ветру».

---

Порывом ветра донесло с центральной площади городка из уличного динамика арию князя Игоря: «О, дайте, дайте мне свободу, я свой позор сумею искупить!..»

— Тьфу, черт! — выругался вслух Мартынов. — И музыка, как по заказу!..

«Много заделано — мало сделано. Партия, партия и еще раз партия — вот ключ ко всему!.. И вот появился в районе человек, который взялся доделывать его недоделки. Что ж, спасибо ему. По всему видно, этот Долгушин — большой человек. И председатели колхозов из Надеждинской МТС реже стали ездить к нему в больницу с тех пор, как Долгушин вошел там в курс дела. С ним, с директором МТС, решают все трудные вопросы… Так, значит, теперь он, Мартынов, уже не «первая голова» в районе? Что же делать, если он вернется из больницы на старое место в райком? Как будут они работать с Долгушиным? «Два медведя в одной берлоге»? Уживутся ли? Кому у кого занимать ума и умения руководить людьми? Не придется ли одному медведю вылезать из берлоги?..»

8

До кузнеца Сухорукова с Мартыновым лежал в палате учитель из Семидубовской средней школы, а еще раньше — колхозный бухгалтер. И после Сухорукова вторая койка не пустовала — с ним положили одного рабочего райпромкомбината. Новые люди — новые темы для разговоров, новые вопросы для раздумья. Ходячие больные из других палат часто заглядывали к нему решить какой-то спор или просто побеседовать.

Ни звонков из обкома, ни телеграмм, ни заседаний. Лежи и думай… Тут только, в больнице, понял Мартынов, что и для мозговой работы требуется время и более или менее спокойная обстановка. В сутолоке райкомовских будней, где все соображаешь и решаешь на бегу, мелькнет иной раз новая мысль — как крысиный хвостик из норы покажется — и тут же исчезнет. Не удержал ее сразу, не додумал до конца — завтра забудется. А здесь лежи на спине, смотри в потолок и тащи эти ускользавшие было когда-то мысли «за хвостик», сколько тебе нужно!

По старой журналистской привычке Мартынов записывал эти мысли в блокноты. Заносил туда и всякие меткие выражения, услышанные от собеседников, их рассказы. Для этого пришлось учиться писать левой рукой, да еще лежа, примостив блокнот к стопке книг на табуретке у койки, — трудное дело! Но свободного времени у него хватало, можно было записывать не торопясь, хоть по одному слову в минуту.

Вот некоторые заметки из его блокнотов.

«Он из тех людей, которые дважды об одну и ту же кочку не спотыкаются». Хорошо сказано! Самая лучшая характеристика, какую только можно дать человеку!»

Приписано другим карандашом, вероятно, через несколько дней:

«Хотелось бы и себе заслужить такую характеристику в народе».

«Из разговоров с бухгалтером Корзинкиным.

Мы наложили на систему организации и оплаты труда колхозников столько латок, что под ними уже не видно самой системы, как, бывает, под заплатами на зипуне не видно того основного материала, из которого сшит зипун. По таким-то культурам — особое постановление, особый расчет, за то-то — такие-то привилегии, там — дополнительная оплата, там — премия, — а где же основная оплата обыкновенного колхозного трудодня? Иной раз по дополнительной оплате колхозник получает больше, чем по трудодням. Надо отодрать все латки и посмотреть — осталось ли под ними что-нибудь от самого зипуна? Или, может быть, надо весь зипун шить заново?»

«Приезжал лектор в Семидубовку с путевкой райкома читать лекцию на тему: «Есть ли жизнь на других планетах?» Народ собирался медленно, и лектор с заведующим клубом успели раз пять сходить в закусочную. Пока началось, завклубом был уже так хорош, что объявил собравшимся: «Сейчас товарищ из района прочитает вам лекцию о загробной жизни». Кто же это приезжал? Надо выяснить».

«Некрасов:

Кто живет без печали и гнева,
Тот не любит отчизны своей».

«Оказывается, еще Герцен называл идиотским закон, одинаково карающий и взяточника и взяткодателя, так как это связывает их круговой порукой молчания».

«Помню выражение этого Масленикова: «Пропустите сегодня за ночь через бюро человек пятнадцать председателей колхозов по хлебопоставкам!» «Пропустите»! Как будто у нас какой-то санпропускник!»

«Жизнь человека — целый роман, а мы иногда пытаемся втиснуть ее в несколько строчек решения об этом человеке, в докладную записку».

«Учитель Сорокин:

Раньше бывало, если у кулака сын учился в городе в гимназии, то от хозяйства все же не отрывался, на каникулы приезжал домой и отрабатывал отцу вдвое расходы по учению. Пахал, косил, возил снопы наравне с батраками. А сейчас иногда получается так. Девушка, дочь колхозников, потомственных хлеборобов, заканчивает в селе десятилетку и не умеет сено грести, снопы вязать. Восемнадцать лет парню, вырос в колхозе на маминых трудоднях, — с грехом пополам лошадь запряжет, заставят его телегу смазать — жмет ключом гайки в одну сторону, не знает, что на левой стороне левая резьба на осях».

«Хвалим человека: «Напористый товарищ! Энергичный!» Только по этим качествам иногда и судим о человеке: «Годится! Силен! Потянет!» А куда потянет? Разве при Николае Втором не было энергичных чиновников?»

«Юлиус Фучик: «Герой — это человек, который в решительный момент делает то, что он должен сделать».

«Социализм отличается от капитализма, кроме всего, еще тем, что здесь общество, в противоположность капиталистическому, берет на себя ответственность за личную судьбу каждого человека».

«Колхозы для нас не только производители хлеба, мяса, молока, овощей и прочего. Колхоз — это люди, полторы, две тысячи людей, которые хотят жить хорошо. Не для упрощения лишь хлебозаготовок создали мы колхозы, а для самих крестьян, для улучшения их жизни. Мы, партия и советская власть, взяли на себя ответственность за судьбы нашего крестьянства, обещали им в колхозах справедливую, материально обеспеченную, культурную жизнь, и мы должны добиться этого всюду!»

«Критика должна стать у нас безвозмездной» (пожарник Костин)».

«А народ наш сейчас уже не удивишь и не напугаешь высоким чином. Разговор двух больных из седьмой палаты: «Что ты говоришь?! Разве так можно его ругать? Он же депутат!» — «Депутат? Ну что ж, значит, плохой депутат. Ошиблись, когда голосовали за него».

«Все же холуй и угодник урожая не сделает. Урожай скорее сделает строптивый и колючий председатель, спорщик, «нарушитель», а не такой что: «Чего изволите?»

«Но что же все-таки нам делать с Советами? Кричим о параллелизме, о том, что партийные и советские органы занимаются одними и теми же делами, что райкомы подменяют райсоветы, а где же выход, по какому направлению должна пойти перестройка? Давать большую самостоятельность Советам? Укреплять права и авторитет советских органов? Как укреплять?.. Об этом еще надо думать и думать!..»

«Только слабый, неуверенный в себе, в своем авторитете руководитель может бояться политической активности масс, инициативы, демократизма».

«Председатель «Искры» Федосей Григорьев сказал библиотекарше: «Зачем нам книжки читать? Все, что надо делать, нам райком подскажет». Вот как привыкли! Ах ты ж, Федосей! Погоди, поправлюсь, я тебе подскажу, что делать!»

«Это огромной важности задача и дьявольски трудная: направить на производство тех людей, что высвободятся из сокращенных управленческих аппаратов и всяких ненужных ликвидированных учреждений. Таких людей будет много, среди них и высокопоставленные в прошлом. Я бы создал что-то вроде резерва, как в армии, и томил бы их там на минимальном содержании, на «тыловом пайке», пока сами не запросились бы в колхозы и на заводы».

«Шутки шутками, но, видимо, придется открывать какие-то особые учебные заведения, без ограничения приема по возрасту, где человек, ничему не научившийся пока, кроме как «руководить», мог бы и в сорок лет приобрести какую-нибудь полезную производственную специальность. И надо это дело ставить с большим государственным размахом. Иначе мы не вылезем из этих бюрократических проблем».

«Фельетон в стихах Степана Олейника:

Да какие ж то мужчины?

Я хочу в связи с уборкой
Вспомнить малость про мужчин,
Проберу их речью горькой
Неспроста, не без причин.
У соседей все мужчины —
Кто за жнейкой, кто на ток.
А у нас — не та картина:
Видно, сила им не впрок!
На собранья ходят дружно.
(А особенно — в буфет!)
Но когда работать нужно,
Будто их в артели нет.
В страдный день с утра до ночки,
Пусть там ливень или зной,
В поле белые платочки,
А фуражки ни одной!..
Возле дуба чешут спины,
А вокруг кипит страда.
То ли это не мужчины?
То ли нет у них стыда?
Тут работа с жаром, с пылом,
А они как индюки.
— Вон, глядите, тот верзила
Чинит сети у реки.
Тот — учетчик (глянуть любо:
С метром шествует раз в день).
Тот — оратор, тот — завклубом,
Тот в саду сидит, как пень…
Мы в полях, мы у машины,
Им — поспать бы да поесть…
Да какие ж то мужчины?
Бабы — вот они и есть!
Бабы, бабы! — хоть и носят
Широченные штаны,
А не грузят и не косят,
Юбку просят у жены… — и т. д.

Здорово! Надо перепечатать в районной газете. А размер стиха такой, что можно петь, как песню. Попросить какого-нибудь композитора, чтоб положил на музыку. Да чтоб девчата во всех колхозах разучили! Пусть ходят по селу и поют под окнами у тех, кто «возле дуба чешут спины». Вот такая песня действительно «строить и жить помогает», она сработает в колхозах за полсотни уполномоченных! Молодец Степан Олейник, спасибо ему!»