Семён Кирсанов - Поэтические поиски и произведения последних лет

• Название: Поэтические поиски и произведения последних лет
• Автор: Семён Кирсанов
• Издательство: Художественная литература
• Жанр: Поэзия
• Год: 1976

В четвертый том Собрания сочинений Семена Кирсанова (1906–1972) вошли его ранние стихи, а также произведения, написанные в последние годы жизни поэта.

Том состоит из стихотворных циклов и поэм, которые следуют в хронологическом порядке.

---

А может быть, они записывают свои предания на холодных лентах летних течений Черного моря? И через Босфор переправляют их в Мраморное? Или складывают свои записи в темных подводных яминах? Или высекают их хвостами на отполированных скрижалях морских камней и читают их детям через увеличительные стекла медуз? Но это так — аллегории…

В детстве, загорелый и голый, я подражал им, кувыркаясь в кудрявых черноморских волнах, и нырял, воображая себя дельфином. Иногда они подплывали ко мне и что-то дружески насвистывали. Потом, удивляясь моей непонятливости, удалялись, издали оборачиваясь на меня. Но я улавливал некий смысл в их свисте…

Теперь это стало несколько проще. Каждое воскресенье я разговариваю с ними в бассейне через электронного переводчика. По-русски и по-дельфински их речь записана на звучные черные диски. У них своя Книга Бытия, свое сказание о Потопе…

Среди толпы
                      блестящих спин
играет с сыном
                      мать-дельфин,
то погружаясь,
                     то взлетая,
изогнуто,
                   как запятая;
как тень
              когда-то стройных ног
хвоста
              раздвоенный клинок.

Бело, как чайка,
                    ее лоно,
спина
          из черного нейлона;
напоминают
                     плавники
движенья
               некогда руки;
скорее женское,
                     чем рыбье,
ее блаженное улыбье.

А сын,
            не зная ни о чем,
собой играет,
                как мячом;
она ему дает
                     свободу
всплывать
             и погружаться в воду
и, объясняя
                 жизнь ему,
внушает
           по-дельфиньему:

— Ныс,
               тьсап
ньусыв
               хревв!
(Сын,
        пасть
высунь
            вверх!)

Тьашыд
                ботч.
(Чтоб
            дышать.)
Худзов
              жевс.
(Воздух
               свеж.)

Хылпетв
               хагзырб
ужок жьен.
(В теплых
                 брызгах
кожу нежь.)

Нифьлед
             ныс!
(Сын−
дельфин!)
Идюл
            окзилб!
(Люди
           близко!)
Мчись,
          ныряй
вниз,
            вниз!
(Йярып,
             сьичм
зипв,
        зипв!)

Они спускаются
                   под волны
в мир безопасный,
                    мир подводный,
ежей,
             кораллов пестрый сад,
где спруты
             люстрами висят,
где рыбы
              с красными усами
без батареек
                   светят сами,
на дно,
            в убежища свои,
в полупрозрачные
                          слои.
Но там нет воздуха,
                        нет неба,
нет солнца,
          нет дождя,
                            нет снега,
и хочется наверх —
                                домой,
спешить
            за вспененной кормой.

Мы, дельфины,
                    опускаемся в глубины,
огибаем
                невзорвавшиеся мины,
якоря,
            уже рябые от ракушек,
доски палуб,
                почерневших и распухших.
Нас подводные
               встречают острова,
где дельфина
                     не достанет острога,
где, раздут,
                   свинцовоног
                                    и одноглаз,
ищет золото пиратов
                                   водолаз,
и спускается
                      утопленник нагой
с грузным камнем
                        под разбухшею ногой.

Эти толщи водяные,
                                    эти глуби
мы родными не считаем
                                  и не любим,
и кефаль,
              и скумбрия,
                                     и камбала —
никогда
               роднёю нашей не была,
только люди,
                    только люди,
                                        только вы
нам близки
                     среди холодной синевы.
И дышать
                    мы подымаемся отсюда,
безземельные
                             морские чуда-юда,
для игры,
             или охоты
                                и любви —
будто люди,
               будто люди,
                                   будто вы…

Так,
             вплывая в прибережную теплынь,
с нами хочет объясниться
                                      мать-дельфин,
чтобы ультразвуковая
                                       ее речь
помогла ей
               дельфиненка уберечь.

— Наших мучеников
                                 дни и жития,
и отплытия,
                     и стран открытия,
и с акулами
                         кровавые бои
сохранили
                   полушария мои.
Наши Библии,
                записанные в них,
долговечнее
                    пергаментов и книг,
и глубокие
                 извилин письмена
в память к сыну
                      переходят из меня.

Я, как Ева
                  вашей Книги Бытия,
девять месяцев
                           ношу свое дитя,
и, как Авеля,
                   но с черным плавником,
я кормлю его
                        соленым молоком,
и неписаную
                         Библию свою
в плоть из плоти
                         я ему передаю:

«В начале пошел лед,
и стали тонуть звери,
и треснул земной свод.

Покинул нору крот,
покрылся водой берег;
мы стали вязать плот.

В потопе тонул слон,
и мертвые львы плыли,
и гром заглушил стон.

Затопленные холмы
исчезли в речном иле,
и в море ушли мы…»

Диск третий

Уже светало. Чуть рябя,
дышало море сонной грудью,
как будто радуясь безлюдью
без берегов, без корабля.

Я молча двигался, гребя
к скале, стоящей одиноко;
надел я выпуклое око
и два баллона на себя.

И погрузился в те края,
где в слой песчаный затянуло
корсаров пушечные дула,
обломки мачт и якоря.

Размахивая своими лягушечьими ногами в резиновых ластах, я достиг подножья скалы. Вокруг нее на подводных камнях расположилось все племя дельфинов с запасом воздуха на время действия. Здесь, в день весеннего равноденствия, ставилась их мистерия, их Книга Бытия. Подножье скалы — затопленный наводнением остров в дельте реки, где древние жили предки дельфинов — люди. Время действия — всемирный Потоп. Место действия — плот, на котором они спасаются от Потопа в разлившейся дельте. Лица — вожак племени Амад, жена его Аве, сыновья Инак и Ваель, их жены, дети.

Амад

До верхней тверди Дельта поднялась.
Ни берегов, ни быстрой середины.
А с севера, где буря поднялась,
плывут, переворачиваясь, льдины
и, оплывая, тают подле нас.
На них — волчата, кролики, кроты,
ища спасенья, суши, теплоты.

Вот так и наши слабые плоты,
скрипят их ненадежные крепленья;
на них мое встревоженное племя,
в корзинах наспех снятые плоды,
горшки, где племенные наши клейма,
и кучи сена — жалкие постели,
и топоры, какие взять успели…

Еще вчера на острове моем
костры полупогашенные тлели.
Внезапно я почувствовал, что дом
захлестнут разрушительным дождем,
что молнии змеятся между елей.
Я выбежал. По Дельте шла вода
с обломками сверкающего льда.

Я понял: это движется сюда,
и поднял всех — в мешки бросайте хлебы!
И вверх взглянул, ища укрыться где бы.
Но с севера шли мутные стада
угрюмых туч, и вот не стало неба,
и ливень смыл строения мои
и крова не оставил для семьи.

По грудь в воде плоты вязали мы,
нагих детей искали жены с воплем.
К утру наш остров был полузатоплен.
Свой скарб мы потащили на холмы,
об очаге скорбя, о ложе теплом.
Потом холмов не стало. Нас бросало
на трех плотах на ледяное сало.

Унялся ливень. Жены спят устало.
Лишь сыновья дежурят на плотах.
Я их веду. Водой весь мир устлало.
Над нами крики бесприютных птах.
Где гнезда их? Куда их гонит страх?
И нас куда?.. Но юг как будто светел.
Мне кажется — нас к морю гонит ветер.

Эй, сыновья! Инак, Ваель, — пора!
По два весла в уключины проденьте!
Лавины льдин идут на нас по Дельте,
грозящая приблизилась гора.
Не выпускайте из руки багра,
отталкивайте льдины, ибо вскоре
погибнем, если не пробьемся в море.

Инак