Анастасия Галатенко - Нф-100: Адам в Аду

• Название: Нф-100: Адам в Аду
• Автор: Анастасия Галатенко
• Жанр: Научная Фантастика

Золотой век бессмертия остался в прошлом. Заветная мечта человечества обернулась кошмаром. Бессмертие, консервирующее личность, оказалось клеткой для человеческой души. На него наложен строжайший запрет. Бессмертие превратилось в лейбл, в произведение искусства, в ценник. А также в предмет пристального интереса ученых. Они ищут выход из клетки. Как и те, кому пришлось воскреснуть обреченными на бессмертие в механическом теле торговой марки Adam.

---

"Я робот."

Когда-то кто-то -- наверное, профессор или Жанна, а может, это застряло в нейрокристалле осколком прошлого, -- объяснил ему, что нейрокристаллизация запечатлевает не только личность, но и состояние души. Ванька умер беспокойным. Иван Михайлович -- пьяным.

Ро умер влюбленным. И теперь прошлая влюбленность эта превратилась в его настоящее, как фильм на экране остается одним кадром, если нажать на "паузу".

В каморке было чисто. Мольберт сложен и поставлен аккуратно у стены, рядом с холстами, пыль вытерта, пол вымыт, старая диванная обшивка почищена. Ро ждал прихода Жанны. К тому же в последнее время совсем не получалось писать.

Нужно же чем-то занять бестолковую вечность, так почему не уборкой?

-- Вот тебе краски, посмотри, все правильно? -- Жанна копалась в принесенном ею пакете. -- И рубашка новая. Я знаю, тебе все равно, но эта вся испачкана краской. Так, это для Вани... А это кофе.

Кофе Ро не пил, но ему нравилось угощать Жанну, а она знала об этом.

Ро варил кофе в старой кофемашине. Когда-то ей пользовались, по-видимому, сотрудники института, а потом про нее просто забыли, как и про все остальное. Ро перетащил ее к себе -- для натюрмортов. Он любил включать ее. Она работала долго и громко, и эти ожидание и шум возвращали Ро в те времена, когда он еще был жив и свободен.

Пока кофемашина работала, Ро послушно переоделся в чистое, переложил неизменную пачку сигарет в карман новой рубашки и рассказал Жанне о Бунтаре.

Новость Жанна восприняла эмоционально.

-- Как же так? -- спросила она возмущенно. -- Кто мог это сделать?

-- Этого никто не знает.

-- Бедный Стас...

-- Ну, зато наш Бунтарь получил вторую жизнь.

-- Ты прав, наверное. Одна жизнь прервалась, другая возникла... Но это все равно ужасно. Нельзя убивать одного человека ради другого.

-- Его не убили. Его просто... изъяли, -- Ро усмехнулся, вспомнив формулировку Бунтаря.

-- Все равно, -- запротестовала Жанна. -- Он жил, думал, и тоже, наверное, боялся умирать...

Вдруг она перебежала каморку -- пять шагов -- и коснулась руки Ро. Он обернулся, удивленный и польщенный, и чуть не расплескал кофе.

-- Мы должны что-то сделать, чтобы это не повторилось, -- прошептала она, будто тот, кто убил Стаса, мог подслушать их. -- Пока вы все -- здесь.

Ро задумчиво кивнул.

Они оба правы -- и она, и Бунтарь. Похоже, и впрямь пора что-то делать.

-- Я встречалась с ним, -- сказала Жанна, сидя на диване и сжимая руками горячую чашку.

-- С кем? -- не понял Ро.

-- С Кривцовым.

Ро подошел к мольберту, выдавил на палитру новые краски и пробовал цвета.

-- Я разыскала его. Он совершенно не знал про вас, и все, что я рассказала ему, было для него как гром среди ясного неба. Но он, кажется, принял ваше положение близко к сердцу...

Она отпила кофе и нахмурилась:

-- Мы встречались вчера вечером. Обменялись координатами. И, знаешь, не успела я прийти домой, как получила от него письмо.

-- И что он написал? -- ревниво спросил Ро.

-- Он много написал. Извинился, что был так сдержан при встрече. Сказал, что после увольнения совсем отвык общаться с людьми. Что сам он сейчас как носитель нейрокристалла в клетке. И он глубоко тронут вашим положением и, конечно же, сделает все, что от него зависит, чтобы помочь нам. Это поможет и ему самому. Просил о встрече, чтобы обговорить детали... Сегодня утром, совсем рано -- у меня такое ощущение, что он всю ночь не спал, а думал о нашей проблеме. Удивительный человек!

Идея найти Кривцова принадлежала Жанне. Проводя все рабочее время в институтской библиотеке, она занялась изучением его работ и пришла от них в восторг. А читая труды по историографии профессора Чистякова, она находила все больше и больше подтверждений выкладкам Кривцова. Сама же идея выявить зависимость между красотой кристалла и красотой души вызывала в ней восторженный трепет.

-- Это доказало бы все, понимаешь? -- говорила она Ро, и глаза ее горели. -- Это сказало бы многое о нас и нашей жизни, о нашей морали, разуме, о боге... Это помогло бы нам стать совершенными не в придуманной нами самими системе ценностей, а в некоей идеальной системе. Узнав, каким должен быть человек, мы сможем понять, в чем смысл нашего существования!

-- Если только, -- подхватывал Ро, -- если только наше несовершенное эстетическое чувство позволит нам отличить шедевр в нашем понимании от шедевра в том истинном смысле, о котором ты говоришь. Первые работы импрессионистов мы считаем шедеврами, а поначалу их высмеивали. И никто не знает, что скажут про них через пару веков. Какие вкусы взять за эталон? Все меняется, и эстетические предпочтения общества не в последнюю очередь.

-- Меняются не эстетические предпочтения, а стереотипы! Мне кажется, ты упускаешь из виду, что картины пишут люди. Люди пишут, люди оценивают. А я говорю о том, что создает природа. Бог, если хочешь.

Ро пожимал плечами:

-- Цену за созданное назначают люди.

-- Да, только у людей до сих пор не получилось изменять нейрокристаллы по своему вкусу. А это значит, что кристаллы нас дождутся. Я имею в виду, дождутся, пока мы освободимся от стереотипов в достаточной степени, чтобы оценить их и сделать правильные выводы.

-- А как мы поймем, что именно сейчас мы готовы правильно все понять?

-- Когда наше понимание перестанет входить в противоречие с окружающим миром.

-- Идеалистка, -- вздыхал Ро и переставал спорить.

Ему нравилось раззадоривать ее своим скептицизмом. Ему нравилось, как она спорит -- живо, активно жестикулируя, повышая голос. Нарушая тишину и однообразие его мира, привнося в него частичку своей жизни. Ро тоже так спорил -- раньше. Пока не оказался упрятанным в клетку бессмертия.

К Кривцову он тоже относился скептически -- как к его работе, так и к нему самому. Впрочем, он признавал, что мало что знал об этом человеке. Как признавал и то, что, им необходим сильный защитник в мире людей. Тот, к кому прислушаются.

К руководству института Жанна идти опасалась. Если про здешних обитателей просто забыли в суматохе, то, вспомнив, могут спохватиться и тихо привести ситуацию в соответствие с буквой закона.

Нужен был защитник вне стен института. Возможно, даже такой, кто недолюбливал бы институт и уж во всяком случае не побоялся бы выступить против него. Желательно, понимающий, о чем идет речь и лично заинтересованный в исходе.

Кривцов, известный как своими трудами, так и обидой на и новые порядки в целом, подходил идеально. И Ро, выслушав все доводы Жанны, согласился обратиться к нему за помощью.

Хуже не будет.

-- Ты обговорила с ним детали? -- спросил, наконец, Ро, прерывая молчание.

-- Да. Утром.

-- И?

-- Я... не знаю, Родион. Но это ведь только один из вариантов!

Ро понял, что план Кривцова ему не понравится.

-- Что случилось? -- наконец потребовал он объяснений.

-- Он...

Жанна глубоко вздохнула и наконец выпалила:

-- Он хочет пригласить к себе... одного из вас.

-- То есть... как?

-- Очень просто. Я должна вытащить нейрокристалл и карту памяти из тела и принести их Кривцову. У него есть адам, такой же, как у вас. Один из вас... просто съездит в гости. Если захочет, конечно.

Ро почувствовал, словно мурашки пробежали по его телу. Чертов мозг, кожи нет, а мурашки бегают!

Вспомнился Стас.

-- Зачем ему это?

-- Говорит, хочет познакомиться. Говорит, что должен быть уверен, что вы, оказавшись на свободе, не потеряете смысл жизни, который сейчас -- в борьбе, и не запросите эвтаназии... как те, раньше. Он боится, что это будет означать конец не только для вас, но и для всех вообще...

Ро покачал головой. Это звучало немыслимо! Умереть, чтобы снова воскреснуть, пойти на это добровольно... Не это ли они все проделывали, и не раз? Но одно дело перезагрузиться, зная, что через полчаса придешь в себя в безопасной каморке, в окружении своих, и совсем другое -- отдать свою личность чужие в руки, не зная, вернешься ли. И куда вернешься.

Жанна пожала плечами:

-- А что нам остается?

Жанна встала.

-- Чашку оставь, -- сказал Ро.

-- Зачем, я помою...

-- Оставь.

Жанна послушно поставила чашку на стол.

-- Пойдем к остальным?

Ро кивнул:

-- Да. Только не говори им пока.

Жанну приветствовали бурно. Здесь ее любили. Она приносила кое-какие вещи: книги, одежду, инструменты -- все, что просили. И новости. Новости ценились в этом отрезанном аппендиксе мира дороже всего. Каждый раз пять пар глаз смотрели на Жанну с надеждой и обреченной уверенностью -- самой ожидаемой новости она им не принесет.

Но были новости поменьше и попроще, из тех, которые не способны изменить вечность, но могут ее скрасить.

Петр Евгеньевич, хоть и говорил, что перестал следить за развитием науки, считал своим долгом просматривать новые статьи. Кроме того, его живо интересовало, что делалось у него дома. Год назад он узнал, что его внучка вышла замуж, и очень переживал -- за хорошего ли человека. Узнав, что Жанна шапочно знакома с женихом -- то ли ее одноклассником, то ли однокашником, -- настаивал, чтобы она каждый раз приносила новости о молодой семье.