С. Моргенштерн - Принцесса-невеста

• Название: Принцесса-невеста
• Автор: С. Моргенштерн
• Жанр: Фэнтези
• Год: 1973

Классическая сказка о настоящей любви и невероятных приключениях. Добро пожаловать в фантастический мир прекрасных замков, жутких подземелий, бескрайних океанов, лесов и гор. Чтобы спасти свою возлюбленную, прекрасную невесту, отважный герой преодолевает немыслимые препятствия и совершает невероятные подвиги. Полное название книги - The Princess Bride: S. Morgenstern's Classic Tale of True Love and High Adventure. Она представлена как сделанная У.Голдманом адаптация более ранней книги писателя С.Моргенштерна — великого флоренского сатирика. "...Восхитительная, динамичная, насыщенная приключениями сказка о любви и мести, преданности и коварстве и, конечно, о том, что любовь сильнее смерти. Книга написана с отменным чувством юмора,  стиль чрезвычайно увлекательный. Оторваться невозможно..." 

---

– Я ничего не пропустил. Я прочёл слова. Слова здесь, я прочёл их, спокойной ночи, – и он ушёл.

– Эй, прошу, нет, – окликнул я его, но он упрям, и в следующую секунду уже вошла моя мать, говоря: «Твой отец сказал, что у него болит горло; я говорила ему не читать так много», – и она подоткнула мне одеяло и взбила подушку, и, как бы я не боролся, это был конец. Больше никакого чтения до завтра.

Всю ту ночь я думал, что Лютик вышла за Хампердинка. Это просто потрясло меня. Как бы это объяснить, мир так не работает. Хорошее притягивается к хорошему, злое вы топите в сортире, только так. Но их свадьба – она не была логичной, как бы я о ней ни размышлял. Господи, как же я старался. Сначала я думал, что, возможно, Лютик как-то фантастически повлияла на Хампердинка и превратила его в кого-то похожего на Уэстли, или что Уэстли и Хампердинк оказались разлучёнными в детстве братьями, и Хампердинк был так рад воссоединиться со своим братом, что сказал: «Слушай, Уэстли, я не знал, кто ты, когда женился на ней, поэтому как насчёт того, чтобы я развёлся с ней, и ты женился на ней, и тогда мы все будем счастливы». Мне кажется, и по сей день я не был более изобретателен.

Но это не срабатывало. Что-то было не так, и я не мог от этого отделаться. И внезапно появилось какое-то недовольство, подтачивавшее меня до тех пор, пока не образовалось достаточно места, чтобы оно могло прочно обосноваться, и тогда оно свернулось клубочком и осталось во мне, и до сих пор оно таится где-то внутри меня, когда я пишу эти строки.

Следующим вечером, когда мой отец продолжил чтение, и свадьба оказалась лишь сном Лютик, я крикнул: «Я знал это, я всё время знал это», – и мой отец сказал: «Вот теперь ты счастлив, теперь всё в порядке; мы можем продолжать?» – и я сказал: «Продолжай», – и он продолжил.

Но я не был счастлив. О, мои уши были счастливы, думаю, моё чувство сюжета было счастливо, и моё сердце тоже, но в моей, пожалуй, придётся назвать это «душе», – там было это чёртово недовольство, качающее своей тёмной головой.

И этому не было объяснения до тех пор, пока я не стал подростком, и в моём родном городе жила эта чудесная женщина, Эдит Нейссер, сейчас-то она уже мертва, и она писала великолепные книги о том, как мы вредим своим детям – одна из её книг называлась «Братья и сёстры», другая – «Старший ребёнок». Опубликованы Харпером. Эдит не нужна реклама, ведь, как я сказал, она уже не с нами, но, если среди вас есть те, кто беспокоится о том, что может быть, вы не идеальные родители, прикупите себе какую-нибудь из книг Эдит, пока ещё есть время. Я знал её, потому что её сын Эд стригся у моего отца, и она была писательницей, и подростком я уже знал, что тоже хочу стать писателем, хотя не мог никому об этом сказать. Это было слишком смущающее – сыновья парикмахеров, будучи достаточно упорными, могли, пожалуй, стать торговыми агентами IBM, но писателями? Ни за что. Не спрашивайте как, но в конце концов Эдит обнаружила мою тссссссссссс амбицию, и с тех самых пор мы с ней время от времени разговаривали. И помню, что однажды мы, беседуя, пили холодный чай на их крыльце, и совсем рядом с крыльцом был их бадминтонный корт, и я смотрел, как какие-то дети играли в бадминтон, и Эд только что победил меня, и, когда я уходил с корта на крыльцо, он сказал:

– Не волнуйся, всё будет хорошо, в следующий раз ты выиграешь у меня, – и я кивнул, и тогда Эд сказал: – А если нет, так победишь в чём-то другом.

Я пошёл на крыльцо и пил холодный чай, и Эдит читала ту книгу, и не отложила её, когда произнесла:

– Это не обязательно правда, знаешь ли.

Я спросил:

– Что вы имеете в виду?

И тогда она отложила свою книгу. Посмотрела на меня. И сказала:

– Жизнь несправедлива, Билл. Мы говорим своим детям, что мир справедлив, но это подло. Это не просто ложь, это жестокая ложь. Жизнь не справедлива, никогда такой не была и никогда такой не будет.

И это было для меня, словно когда в комиксах над головой Волшебника Мандрагоры зажигается лампочка.

– Она несправедлива!– сказал я так громко, что напугал её. – Вы правы. Она несправедлива. – Я был так счастлив, что, если бы умел танцевать, обязательно бы начал это делать. – Разве это не отлично, разве это не замечательно? – Думаю, в этот момент Эдит подумала, что я продвигаюсь к тому, чтобы съехать с катушек.

Но для меня было так важно сказать это, вслух, свободно, восторженно – я понял, что это и было то недовольство, что я испытывал, когда мой отец прекратил читать. Это было то самое примирение, которого я пытался и не мог достичь.

И именно об этом, как мне кажется, и говорит эта книга. Все эти колумбийские эксперты могут сколько хотят разглагольствовать о восхитительной сатире; они безумны. Эта книга говорит «жизнь несправедлива», и я говорю вам всем, вам лучше поверить этому. У меня толстый испорченный сын – он не наложит руку на мисс Рейнгольд [12]. И он всегда будет толстым, даже если он похудеет, он всё равно будет толстым и всё равно будет испорченным, и жизнь никогда не сделает его счастливым, и, возможно, это моя вина – вините меня во всём, если хотите – но суть в том, что мы не созданы равными, ведь даже богатые поют, что жизнь несправедлива. У меня холодная жена; она гениальна, она побуждает к действиям, она великолепна; у нас нет любви; и с этим тоже можно смириться, если перестать ожидать, что всё как-то сравняется для нас, прежде чем мы умрём.

Послушайте. (Взрослые, пропустите этот абзац.) Я не хочу сказать, что у этой книги трагичный конец, я уже в самом первом предложении сказал, что она – моя любимая в мире. Но впереди много плохого, пыток, к которым вы уже подготовлены, но есть вещи и похуже. Впереди смерть, и вам лучше понять кое-что: некоторые не те люди умирают. Будьте к этому готовы. Это вам не Любопытный Джордж на горшке. Никто не предупредил меня, и это была моя собственная вина (вы скоро узнаете, что я имею в виду), и это была моя ошибка, поэтому я не позволю тому же произойти и с вами. Не те люди умирают, некоторые из них, и причина такова: жизнь несправедлива. Забудьте всю чушь, что говорили ваши родители. Помните Моргенштерна. Вы будете намного счастливее.

Ладно. Достаточно. Обратно к тексту. Время кошмаров.

На следующую ночь ей приснилось, что она родила первенца, и это была девочка, красивая маленькая девочка, и Лютик сказала: «Мне жаль, что это не мальчик; я знаю, что тебе нужен наследник», – и Хампердинк сказал: «Милая любовь моя, не думай об этом; просто посмотри, какого прелестного ребёнка даровал нам Господь», – и затем он ушёл, и Лютик поднесла младенца к своей совершенной груди, и ребёнок сказал: «У тебя кислое молоко», – и Лютик сказала: «О, прости», – и дала новорождённой другую грудь, и ребёнок сказал: «Нет, это тоже кислое», – и Лютик сказала: «Я не знаю, что и делать», – и младенец сказал: «Ты всегда знаешь, что делать, ты всегда точно знаешь, что делать, ты всегда точно знаешь, что будет лучше для тебя, а для остальных хоть трава не расти», – и Лютик сказала: «Ты говоришь об Уэстли», – и младенец сказал: «Конечно, я говорю об Уэстли», – и Лютик терпеливо объяснила: «Видишь ли, я думала, что он умер; я дала слово твоему отцу», – и ребёнок сказал: «Я умираю, в твоём молоке нет любви, твоё молоко убило меня», – и тело ребёнка затвердело и растрескалось, и прямо в руках Лютик обратилось в ничто, в сухую пыль, и Лютик кричала и кричала; даже проснувшись за пятьдесят девять дней до своей свадьбы, она всё ещё кричала.

Третий кошмар не заставил себя ждать, он пришёл следующей же ночью, и в нём снова был ребёнок – на этот раз сын, чудесный сильный мальчик – и Хампердинк сказал: «Любовь моя, это мальчик», – и Лютик сказала: «Я не подвела тебя, слава богу», и тогда он ушёл, и Лютик спросила: «Могу ли я увидеть своего сына?» – и все доктора тут же столпились у дверей её королевской комнаты, но мальчика ей не принесли. «В чём дело?» – спросила Лютик, и старший доктор сказал: «Я не совсем понимаю, в чём дело, но он не хочет вас видеть», – и Лютик сказала: «Скажите ему, что я его мать и королева, и я приказываю ему прийти», – и тогда он появился, и более красивого младенца нельзя было и пожелать. «Закройте её», – сказала Лютик, и доктора закрыли дверь. Младенец стоял в углу, так далеко от её кровати, как мог. «Подойди сюда, дорогой», – сказала Лютик. «Зачем? Ты собираешься убить и меня?» «Я – твоя мать и люблю тебя, подойти сюда; я никогда никого не убивала». «Ты убила Уэстли, ты видела его лицо на Огненном Болоте? Когда ты ушла и оставила его? Именно это я называю убийством». «Когда ты подрастёшь, ты поймёшь многое, я не буду повторять тебе – подойти сюда». «Убийца» – прокричал младенец. «Убийца!»– но к этому моменту она уже встала с постели и держала его в своих руках, и говорила: «Перестань, немедленно прекрати; я люблю тебя», – и он сказал: «Твоя любовь – яд; она убивает», – и он умер у неё на руках, и Лютик заплакала. Даже проснувшись за пятьдесят восемь дней до своей свадьбы, она всё ещё плакала.