Николай Оцуп - Океан времени

• Название: Океан времени
• Автор: Николай Оцуп
• Издательство: СПб.: «Logos»; Дюссельдорф: «Голубой всадник»
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1993
• ISBN: 5-87288-035-9

В книгу включены стихотворения из сборника «Град» (Пб., 1921 г.), «В дыму» (Берлин, 1926), «Жизнь и смерть» (Париж, 1961), автобиографическая поэма «Дневник в стихах», а также цикл мемуарных эссе о писателях-современниках «Петербургские воспоминания».

Примечание. Оцифровщик благодарен Алексею Соболеву за подаренную книгу Н. Оцупа.

---

«Я не люблю, когда любовь немая…»

Я не люблю, когда любовь немая.
Но Делия, её смешно винить:
И платье через голову снимая,
Она не перестанет говорить.
Рисунок звёзд и крыльев Серафима
Засеребрил морозное стекло.
Закрой глаза: на побережье Крыма
Блеснёт волна и белое весло.

«В Алуште жил художник итальянец».
Я слушаю не разбирая слов.
Трещат дрова, на потолке багрянец,
И на камине тиканье часов.
Весёлое и лёгкое свиданье
Какими же стихами опишу.
О Делия, старинное прозванье
В счастливом забытьи произношу.
Любовь одна, и всё в любви похоже:
И Дельвиг томно над Невой бродил,
И это имя называл, и тоже
Смотрел в глаза и слов не находил.

1921

«Где тот корабль? Волна бежит вослед…»

Где тот корабль? Волна бежит вослед.
Где ветер? Прошумел и вот затих.
И небеса, которым дела нет
Ни до меня, ни до стихов моих.

Лежит Нева, а дальше острова.
Слова, слова. Любовь еще жива,
Но вот утолена, и ты скучаешь,
И этих слов ты завтра не узнаешь.

1922

«Опять поля и длинные туманы…»

Опять поля и длинные туманы,
И в мокром ветре тощий березняк,
В зеленых лужах глинистый большак
И, через речку, мостик деревянный.

Среди необычайной тишины
Пронзительные хлюпают подковы.
Замшелые зевают валуны,
Подумай-ка: период ледниковый.

Вот, пролетев из невысокой ржи
Сквозь ветерка небыстрые движенья,
Прилипли к небу камешки-стрижи
Противу всех законов притяженья.

Вот пахарь, уменьшаясь постепенно,
Вдали, как птица, …………… поёт.
И кляча перешла на небосвод,
А за крутым холмом — конец вселенной.

1922

Пантум

Лежат в прозрачном сентябре
Дома и тротуары,
И тихо тает на дворе
Цыганский звон гитары.

Дома и тротуары,
Сиянье в равнодушных днях
Цыганский звон гитары
О зное, о полях.

Сиянье в равнодушных днях,
Мы разлюбили оба.
О зное, о полях
И о любви до гроба.

Мы разлюбили оба,
Я ухожу, прощай,
И о любви до гроба,
Мой друг не забывай.

Я ухожу, прощай,
Чуть серебрится иней,
Мой друг, не забывай
Любовь и степь и купол синий.

Чуть серебрится иней
И тает на дворе.
Любовь и степь и купол синий
Лежат в прозрачном сентябре.

1923

Дон Жуан

Ширится луна сырая,
За шлагбаумом скрип телег,
Крышу рыжего сарая
Придавил тяжелый снег.

У платформы станционной
Двадцать два ломовика.
Привезли трески соленой
С песнями из городка.

Там живет рыбачка Эдит
С милым и простым лицом.
Муж на буэре уедет —
Тень качнется под окном.

Лес гудит, в сосновом доме
Дверь запела. Два часа.
Разметалась на соломе
Темно-рыжая коса.

Скоро у Невы широкой
Плечи Анны целовать,
О рыбачке светлоокой
Благодарно забывать.

Тките медленнее, пряхи,
О любви далеких стран!
В храме, черные монахи,
Был зарезан Дон-Жуан.

Тело опустили в море,
Теплый ветер зашумел,
Странный миф о Командоре
Эту землю облетел.

Мстительное привиденье
Снова жертву стережет,
Сердцу шепнет подозренье,
Нож ревнивцу подает.

***

На сребристом океане
Узкий Ледяной Топор.
На мысу в густом тумане
Снег шипит, трещит костер.

Лосось оплывает мрежи,
Ждет лисицу западня,
Север спит в дохе медвежьей,
Кто-то ходит у огня.

Наклонился, пробуждает
Дремлющего рыбака,
Каменную длань встречает
Сонная его рука.

«Скоро звезды перестанут
Мне дорогу освещать,
Просыпайся, ты обманут…» —
«Отвяжись…»

«Что же, спи, сомненье старит,
Сини очи рыбака,
А жена ему подарит
Черноглазого щенка».

«Полно, Эдит не такая!» —
И в затылке почесал.
Крепкий воздух рассекая,
Мерзлый парус застучал.

Дует ветер из Севильи
В Ледовитый океан.
Спит любовница в бессильи,
Встал зевая Дон-Жуан.

На стекле заиндевелом
Разрастается заря,
Полумрак над милым телом,
Память сняла якоря,

И любовник вдохновенный
Прямо в прошлое глядит:
На другом конце вселенной
Море теплое шумит —

Там волна его качала
Бездыханного — и вот
Снова жизнь, и все сначала,
И любовь в груди растет.

***

«Эдит, ветер завывает,
Эдит, кто-то к нам идет!»
Длань вожатый простирает,
Дверь томительно поет.

Заскрипела половица,
Дышат дегтем сапоги…
«Сударь, стоило трудиться,
Под глазами то круги».

У кровати два стакана.
«То-то! подпевал вином!» —
И, взглянув на Дон-Жуана,
Замахнулся топором.

Прокричал петух трикраты,
Ветер за окном вздохнул,
Дрогнул каменный вожатый,
В белом утре потонул.

Солнцем залилась лачуга,
Брызнул резвый лай собак,
Посмотрели друг на друга.
Усмехается рыбак:

«Вижу, человек столичный.
Эдит, повезло тебе.
Что же, сударь: дом кирпичный
Не ровня простой избе.

Увози свою голубку!»
Рыжекудрая жена
С пола подбирает юбку,
Плечи рдеют: смущена

Эдит странным приговором,
Мрачен Дон-Жуан… Туман.
Над сияющим Босфором
Прожужжал аэроплан.

Гор расколотое чрево,
Океанов темный вой,
Это бомба в Сараево
Разорвала шар земной.

И в пространства мировые,
В ночь с разодранного дна
Льются чудища морские,
Трещина озарена:

Пропадая под морями,
Роковая полоса
Голубыми огоньками
Дразнит темные леса.

* * *

Не береза ветви клонит —
Душно, не передохнуть —
Саблю выронил и стонет
И хватается за грудь.

Под зелеными ветвями
Дни и ночи перед ним
С изумленными глазами
И похожие на дым.

«О воды, воды, Елена,
Царскосельский соловей».
Но услышит ли Елена:
«Умираю, пожалей!»

В белом платье беглой тенью
Столько лет и до сих пор.
Вот обрызганный сиренью
Металлический забор.

«Душно, уходи, другая —
Ольга, жарко на песке».
Загорелая, босая.
Ропщет море вдалеке.

Мелочь лодок просмоленных,
Парус меньше, чем платок;
Ветер, сосен воспаленных
Сплошь дырявый потолок.

Сколько их? но кто услышит
И, покинутых подруг,
Только ветер тронет крыши
Стройных зданий и лачуг.

***

Кто-то рядом пробегает,
И винтовка на весу.
Пламя. Трещина зияет,
Привидение в лесу:

Не отбрасывая тени,
Вдаль протянута рука,
Не сгибаются колени,
Шляпа круглая легка.

К раненому наклонился.
«Кто ты, не гляди в упор.
Мой клинок переломился,
Падай, падай… Командор…»

Холодно и бело, бело…
Сети мерзлые, весло…
Окровавленное тело
В той лачуге, сквозь стекло.

Кто она? глаза открыла.
Стонет, падает без сил.
«Ты исчез, она грустила
И рыбак ее убил».

Раненый уже не бредит.
Пламя по небу. Закат.
Мох шуршит. «Бедняжка Эдит,
Только я не виноват.

Но тебя, о Соглядатай,
Вижу я не первый раз.
Изойди огнем, проклятый!
Даже в этот темный час

Не хочу я сожаленья,
Жил бы только для любви».
Страшен голос привиденья:
«Мы сочтемся — поживи!»

Петербург — Берлин, 1922–1923