Данила Зайцев - Повесть и житие Данилы Терентьевича Зайцева

• Название: Повесть и житие Данилы Терентьевича Зайцева
• Автор: Данила Зайцев
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2015
• ISBN: 978-5-9614-3649-5

Автор книги – русский старообрядец-часовенный из Аргентины Данила Терентьевич Зайцев, родившийся в 1959 г. в Китае. Это долгое и увлекательное повествование о жизни старообрядцев, сопоставимое с семейной хроникой-романом, написанное живо, с юмором. Книга – произведение светское, но созданное человеком с религиозным сознанием, которое определяет жизненные сюжеты, отношение к событиям, людям, самому себе. В «Повести…» отражена история многих старообрядческих родов, их бегства из большевистской России в Китай, а из «колхозного» Китая – в Южную Америку в 1959 г. События происходят в Китае, Аргентине, Бразилии, Уругвае, Чили, Боливии, США, России. В центре повествования – жизнь автора и его семьи, с подробным рассказом о неудавшейся попытке переселения в Россию в 2008 г. Д. Зайцев пишет о непростых отношениях в общинах, связанных с внутриконфессиональными разногласиями между «синьцзянцами» и «харбинцами», приводящими порой к ссорам, недопониманию и личным трагедиям. Но главное в книге – рассказ о повседневной жизни русских людей, живущих по стародавним заветам, ради соблюдения которых они, как и положено верующим христианам, готовы переносить страдания, терпеть нищету и лишения. И еще: на русском диалектном языке, который во всей своей первозданной силе звучит в книге, и сегодня говорят староверы Южной Америки.

---

Шарыповы хотели утаить, что Евлампий погиб невинный, но шило в мешке не утаишь: погиб он именно в воскресенье на работе. А его жена Таня через десять лет спустя уехала в Россию, в монастырь на Дубче́с, постриглась в инокиню, через сколь-то лет преставилась.

У Якова Васильевича Шарыпова последни года в США родился сын, назвали его Евгением. Когда приехали в Аргентину, ему было семь лет, весёленькяй, но сразу видать, изнеженной последышек. И вот девчонки у их все вышли за порядошных людей, и все живут, ничего худого про них не слыхать.

20

Мы приехали в Аргентину. Евдокея с Германом уже уехали в США, Степан по-прежнему жил в Германовым дому, тятя с мамой жили на Степановой земле в суседьях, мы устроились в тятиным дому, успели посадить огород. Марфа 16 декабря 1992 года в больнице принесла сына: сын родился хорошенькяй, но у Марфе его забрали, и она слыхала, как он ревел. Когда его принесли, он весь был истыченной, и не давали его сосить, Марфа сосила украдкой. Но оне снова забирали, и снова был рёв. Марфа спорила, называла их убийцами, ето привело их в бешенство, стали делать всё на вред. Приезжаю, Марфа со слезами рассказывает, что происходило в больнице. Вижу, что ребёнок весь жёлтый, иду ко главному врачу и говорю:

– Я забираю сына и жену.

– Что случилось?

– Здесь убийцы.

– Как так? – Пошёл выяснять. Вернулся и говорит: – Мы не можем выписать ребёнка, он не в порядке.

– Вот и именно – он не в порядке, поетому я его забираю.

– Но мы не можем его отпустить.

– Мне не нужно, я его забираю.

– Тогда должен подписать, что отвечаешь за него.

– Конечно, отвечаю за него, он мой сын, и я в ответе.

Подписал и срочно на такси в Чёеле в больницу, объяснил нашему врачу ситуацию, сына сразу проверили, дали лекарства, витамины, сын уснул, наутро стал розовенькяй. Так и сына спасли, назвали Софонием, но так и остался слабенькяй. А произошло ето в Бельтране, в етой больнице угробили немало детей, дошло до того, что на ету больницу открыли суд, после суда сменили врачей, милосердных сёстр, и всё затихло, не стало ужасных новостей.

В 1993 году нашёл за сто восемьдесят кило́метров аренду на три года – пятнадцать гектар возле реки. Бесплатно, до́говор – берегчи берег и засадить тальником, чтобы не мыло берег. Хозяин итальянец, фамилия Гаравота, пятьдесят девять лет, холостяга, занимается рогатым скотом и овцами. Двадцать пять кило́метров от городу Генераль-Конеса, колония Сан-Хуан, естаблесименто «Донья Рина», от моря сто километров международный порт Сан-Антонио-Есте. Землю арендовал, а трактора нету. Туда-сюда, Степан советует:

– Вон у Иона Васильев трактор на ограде лежит, на три части сломанный валяется, договорись, справь да и работай.

Позвонил Василию Немсу в Уругвай, он приехал, стал ему говорить, что:

– Арендуй трактор, я тебе его справлю.

Он говорит:

– Я его продаю.

– Но в таким виде ты его не продашь, давай я тебе его справлю, а потом постепенно куплю.

Ему идея понравилась, он согласился. Загрузили ети три части трактора и увезли к механику. За две недели мы его на ноги поставили, я его угнал туда в Конесу. Но и Иона тоже нахватал везде земли в Конеса, аренда дешёва, вот он и успевал. Нам повезло: земля на берегу реки, мя́гка, рассыпчата, канал с водой проведён вряд[133], хоть залейся, к трактору инструмент коя-что купил, что-то арендовал, где занял. Суседи были хоро́ши, всегда выручали. Землю́ приготовили, на самым берегу насадили бакчи в парник, двенадцать гектар посеяли помидор да два гектара тыквов. Речка рыбна, всегда с рыбкой, хозяин и суседи тоже всегда с рыбой, дружба кругом стала расти. Детки уже подросли, стали помогать, речкя их увлекала. Мы жили от своёй пашни два кило́метра, утром рано туда, а обратно дети на чурках приплывут. Бакча росла хоро́ша и быстро.

Иона ето узнал, раз приезжает, второй раз приезжает, я задумался: пахнет говном. Раз Иона забегал – жди нехороших новостей. Смотрю, Иона приезжает вечером на помидоры, ходит ахат. Я не вытерпел и говорю:

– Иона, у нас с тобой не сходится, всегда коса на камень. Я по твоим пашням не бегаю, не узнаю, и мне не нужно про чужия посевы, и я не хочу, чтобы ты здесь бегал и узнавал да потом сплетни таскал, вы на ето молодсы.

Смотрю, накалился, покраснел, ничего не сказал, сял в машину и уехал.

Марфа случайно была с нами, всё слыхала и говорит:

– Почему так поступил?

– А что, забыла, мало горя перехлебали? Хто от них уже не пострадал! Лучше иметь их подальше, ишо успеет насеять плевков.

Конечно, Иону раздражало: у нас помидоры в колено, а он сеет, вот и зависть.

21

Поехал я в Чёеле искать рабочего. Степан нашёл себе боливьянса, у него шесть гектар, помидоры ничего, хоро́ши. Дело было в субботу. Остался до понедельнику: сходить на фабрику, деняг раздобыть и рабочего поискать, охота бы боливьянса. Вечером сидим, мама говорит:

– На днях был разговор с Марьяй, с Тимофеевой матерью[134]. Слухи прошли, что Тимофей хвастается, что «не умеют работать, вот им и не везёт».

Мама взяла да сказала Марье:

– Тимофей умный, дак у его всё хорошо идёт, а у нас дети вечно по арендам бегают.

Марья отвечает:

– Настенькя, не оговаривайся, ты бы знала, сколь мы Тиме свалили, сколь я в США заработала, всё ему отдала, а сколь дяди помогли и помогают, ведь он у нас один. Столь бы твоим ребятам помощи, и твои бы ребята были бы у́мны.

Ето Марьино откровение меня поразило.

В понедельник со Степаном поехали на тракторе в Чёеле. Переезжаем через мост, смотрим, идёт человек с сумкой, увидел нас, кричит, останавливает. Степан едет, говорю:

– Степан, стой, узнам, что надо.

Степан останавливается, идём друг к дружке, спрашиваю:

– Что ишшешь?

Он отвечает:

– Тимофея.

– А ты откуду?

– С Боливии. Я работал у русских, слыхал, что в Аргентине хоро́ши заработки, вот и собрался. Меня послал Маркос к Тимофею.

Вон в чём дело! Значит, Тимофей – дяди Марки зять, вот он и послал к нему.

– А что, ты толькя к Тимофею?

– Да мне хоть куда.

Мне он сразу понравился – стеснительный, скромный и ласковый.

– А я ишшу рабочего и боливьянса. Поди, пожелаешь работать у меня?

– Да конечно согласен.

– Ну садись, поехали.

Съездили на фабрику, раздобыли деняг и отправились домой. Ну, рабочий угодил золотой! Чуть свет стаёт, бежит на работу сам, не надо подсказывать, везде старается угодить. Мы тоже взаимно старались ему угодить, и так сдружились, как будто всегда знакомы и свои. Он решил после урожая привезти свою семью. Звать его было Каталино Гонсалес.

Тятя, Степан, Лука Бодунов, Димитрий Бодунов приезжали к нам на рыбалку.

Пришёл урожай. В Конесе со мной спорили, что здесь всё вырастает поздно, в консе февраля. Говорю: «Нет, у нас будет урожай к новому году». Сделали залог, и к новому году мы повезли арбузы, дыни, тыквы, огурсы на рынок. Ни у кого нету, цены хорошо. Марфе с Андрияном загрузим утром на телегу, и оне на тракторе в город, к обеду дома. Триста, четыреста долларов заработки. Ну, слава Богу.

Слухи прошли, что на порту в Сан-Антонио два судна рыбальных русских конфискованных стоят, моряки без работы и не могут вернуться в Россию, двадцать один человек. Хто уехал в Буенос-Айрес, хто остался. Пять моряков приехали к Ионе, но я к Ионе не поеду. Через две недели в воскресенье пешком приходют к нам моряки, екс-СССР, знакомимся, угощаем. Попросились, чтобы показал урожай, сяли на трактор, поехали. Ходют, смотрют, дивуются:

– Вот тебе и пьяница, у пьяницы всё в порядках, и урожай так урожай, а у честных-то всё зарошше и ничего ишо нету.

– Откуду вы ето взяли?

– Да Иона так судит.

– Так и подумал.

Стали проситься перейти к нам.

– Ну что, урожай подошёл, приходите.

– Но вы можете за нашими вещами съездить?

– Ну поехали.

Приезжаем. Покамесь оне собирали свои монатки, Иона увидел меня, и сразу:

– Уматывай, приташшился суда!

– Да чичас, я приехал не к тебе.

Бог знат что он там кричал, но я ушёл на трактор и там ждал. Ребяты подошли, сяли и уехали. И стали у нас работать. Но не очень оне нам понравились: на словах ух каки́ я́ры на работу, а на деле всё по-разному[135]. Я за день насобирываю пятьдесят ящиков, Каталино восемьдесят, а оне хто десять, хто пятнадцать и двадцать. Сколь заработают – всё на выпивку. Как праздник – вези их в город, там гулянка. Бывало, и я с ними натренькяюсь. Марфе ето не нравилось, и она меня ругала – за ето права.

Приглашают нас съездить на порт в Сан-Антонио, показать нам свои судна. Ну что, поехали. Приезжаем в воскресенье, заходим на судно, и что мы видим: Фроськя с Таисьяй с моряками, а Степан Карпович, наш наставник, на улице. Неудобно, и говорит: «Окаянники, замучили старика». Но мене́ рассказывать не надо, одно слово – бедный мужичонка, всё ето терпит. И правды, Степан Карпович безответный. Когда Игнатий второй раз женился, упросили Степана Карповича стать наставником. Ето золото, а не человек, со всеми у него по-хорошему, за всех он заботится, но дома – бардак. Никак не хотел стать наставником, но люди упросили. Ето был мученик, Таисья с Фроськяй изводили как могли его. Об нём осталась хорошая память. Бывало, аккуратно подойдёт и скажет: