Эмиль Верхарн - Эмиль Верхарн Стихотворения, Зори; Морис Метерлинк Пьесы

• Название: Эмиль Верхарн Стихотворения, Зори; Морис Метерлинк Пьесы
• Автор: Эмиль Верхарн
• Издательство: Художественная Литература
• Жанр: Поэзия
• Год: 1972

В конце XIX века в созвездии имен, представляющих классику всемирной литературы, появились имена бельгийские. Верхарн и Метерлинк — две ключевые фигуры, возникшие в преддверии новой эпохи, как ее олицетворение, как обозначение исторической границы.

В антологию вошли стихотворения Эмиля Верхарна и его пьеса "Зори" (1897), а также пьесы Мориса Метерлинка: "Непрошеная", "Слепые", "Там, внутри", "Смерть Тентажиля", "Монна Ванна", "Чудо святого Антония" и "Синяя птица".

Перевод В. Давиденковой, Г. Шангели, А. Корсуна, В. Брюсова, Ф. Мендельсона, Ю. Левина, М. Донского, Л. Вилькиной, Н. Минского, Н. Рыковой и др.

Вступительная статья Л. Андреева.

Примечания М. Мысляковой и В. Стольной.

Иллюстрации Б. Свешникова.

---

Буйные силы

{19}

Искусство Перевод В. Дмитриева

Одним прыжком,
Копытом пробуждая гром,
Навстречу солнцу и экстазу
В пространство прянул сразу,
Кося зрачком и не боясь погонь,
Стремительный Пегас, крылатый гордый конь.

Полны томленья
Танцовщиц грациозные движенья
На зеленеющих холмах вдали…
То музы хоровод вели.
Сплетались их тела, как веточки омелы.
Невдалеке Амур усталый спал;
Вечнозеленый лавр густую тень кидал
На лук и на разбросанные стрелы.
Олимп и Геликон вздымались к облакам,
Потоки горные по склонам их бежали,
И храмы белые, подобные венкам,
Воспоминаньями долины озаряли.
То — Греция. Вот мрамор Парфенона,
Вот славная оракулом Додона…
Вся Греция, чьих гор и городов
Названья мелодичны,
Раскинулась ристалищем привычным,
Где лиры славили деяния богов.
Но дальше мчится конь, копытом вновь ударив.

В тумане прошлого встает пред ним из марев
Искусство Фив, Мемфиса и Микен:
Изида, многогруда и огромна,
Сжимала диск, сверкавший ночью темной.
Тысячелетья здесь текли без перемен…
Вот белая Гатор на розовом пилоне,
Вот царство Ур, вот башня в Вавилоне,
Висячие сады — дивился им весь мир,
Вот Ниневия, вот многоколонный Тир,
Вот Индии дворцы, вот сказочные храмы
Загадочных богов индийских — Шивы, Брамы.
Как каменный костер, они взметнулись ввысь…
А дальше на востоке поднялись
Террасы, пагоды в сияющей лазури,
Беседки пестрые, в эмали и глазури,
Где кукольные лица мудрецов
Гляделись в гладь прудов,
Смеясь над зыбкостью забавных отражений
И над никчемностью своих движений.

И песнопения неслись со всех сторон:
Одни — похожие на стон,
Другие — веселы, а третьи — заунывны…
Пегас их такт копытом отбивал.
Порой он узнавал
Мотив протяжный и наивный,
Как будто гимны те в минувшие века
Он слышать мог издалека,
Стремя полет орлиный
На горные вершины.

Но не одну эмаль и бронзу видел он:
Поэты шли сквозь тьму времен
И побеждали смерть, подобно Геркулесу.
Звучали в строфах их веления царей,
И мудрость пела в них, и новизна идей.
Их ясные слова срывали с тайн завесу,
Дабы источник жизни бил ключом
Кристально чистым и прозрачным
Для человечества, охваченного сном —
Младенческим сном, радостным, не мрачным.

Пространства не боясь,
Пегас
Вновь ринулся вперед, взмахнув крылами.
Вот он летит, и взоры мечут пламя.

Летит… Иные страны и моря
Раскинулись пред ним широко.

Он Запад увидал. Грядущего заря,
Как золото горя,
Вставала там, затмив все чудеса Востока.

Не храмы, полные античной простоты,
Украсили леса, долины, горы:
Вонзали в небеса угрюмые соборы
Сиянье излучавшие кресты.
Здесь каждый город был загоном,
Куда собрали стадо рыжих крыш:
Роскошные дворцы, лачуг сырой камыш
И кружева из камня над амвоном…
Струились реки там в гранитных берегах,
В садах деревья старые дремали;
Знамена развернув, но улицам шагали
Под барабанный бой солдаты. На холмах
Сверкали по ночам огни лабораторий,
Заводов, мастерских; по ветру стлался дым…
Молитвы, битвы, труд — все было перед ним,
Всего в избытке: славы, счастья, горя.

То были Рим, Париж, и Амстердам,
И Лондон, и вдали — Америки просторы:
Труд лихорадочный, сдвигавший с места горы,
Свет ослепительный, открывший путь умам.
Весь шар земной был покорен, измерен,
И ярче звезд сияли там огни,
Как будто были вехами они
Для мысли, чтоб ее полет был верен.
И снова, как в былые времена,
Поэты шли: Гюго, Шекспир и Данте.
Их жизнь вселенной всей была посвящена,
Величие веков в могучем их таланте.

Увидев это все, затрепетал Пегас.
Не только не погас,
Но ярче прежнего сверкнул огонь во взорах.
И без удил, узды, воспламенясь, как порох,
Покинул он заоблачный эфир:

Его ристалищем отныне стал весь мир.

Любовь

Венера Перевод Н. Рыковой

Венера, все мертво
В саду блаженном тела твоего.
И руки-лилии, и губ шиповник рдяный,
И гроздий пламень пьяный
На пышных лозах тела твоего —
Отныне все мертво.

Вот птицы мрачные осенних вечеров, —
Ложится на сады их перьев траур серый;
Сквозь траурный покров
Осенних вечеров
Едва мерцают факелы Венеры.

Умолкли голоса чудесные в былом!
Распятье скорбное на пепельном закате —
Прочерчена лазурь его ночным крылом.
Среди лесов густых — рыдающий псалом!

Венера,
Покойся безмятежно
В печали сада мертвенной и нежной
Среди слабеющих лучей;
Но плотской прелести твоей
Могучий аромат пускай пьянит сильней!

Пыланье глаз твоих стремилось к вышине,
В мир звездный, вечный, необъятный,
И вечность становилась внятной
И ясной в этом радостном огне.

Руками, словно мед прозрачный и душистый,
Срывала ты, богиня, с древа дней
Первины молодости чистой,
И кудри купиной раскинулись лучистой.

Твой стан в округлостях сияющих, нетленный,
Был точно в солнцах мощных небосвод;
Когда же у груди твоей лежал Эрот, —
Дышала эта грудь любовью всей вселенной.

Как факел, ты вставала над морями
И отдавалась всем, как щедрая земля,
С ее озерами, весенними лучами,
С ее могильными холмами.

Но к Неизвестному влечет
Людской неугомонный род.
Тебе же суждены забвенье и покой
В саду среди ветвей и сонных ароматов,
И роза, осенью истерзанная злой,
С последней нежностью свисает над тобой.

Магдалина Перевод Н. Рыковой

Оденься в белое, Христа иди встречать,
Стань Магдалиною смиренной из Венеры,
И дух его в тебя войдет и благодать,
А ноги нежные покроет пепел серый.
Пускай же золото нетленное грудей
И глаз, где ясное не отгорело пламя
За все века любви, становится тусклей
Под ниспадающими скорбно волосами.
Земля измучилась, и крови вечеров
Устало напилась, и воззвала, тоскуя,
К Голгофе, к сумраку ее ночных крестов.

Оденься в белый лен и доброту живую.
Вот бог твой, благостью и кротостью великий,
Вот образ на платке в руках у Вероники,
Вот гвозди острые, копье и пелена.

Да, в мире новая возникла тишина:
Впервые человек, томясь от ожиданья,
Целует очи своего страданья!

Венера, кровью окропляет мир
Безумья христианского потир.
Вот сердце жениха — как уголь раскаленный.
Горящий куст! Костер живой!
Склонись теперь над чашей золотой,
Чтоб наполнять ее любовью исступленной!

Безумна плоть, душа на крест готова,
Все существо надеждой зажжено,
Но здесь ему не суждено
Найти последнее решающее слово!

Ну что же, плачь с улыбкой на устах,
Сливая с нежностью благочестивый страх,
И бормочи молитвенно и сладко,
Чтоб, загорясь пророческим огнем,
Душа твоя, как белая облатка
Причастья, — стала божеством!

Оденься в белое, иди встречать Христа.
Венера, вот его властительные руки!
Пускай от власяниц, гвоздей, камней
И жестче телу будет и больней!
Пускай сменяются слепой восторг и муки!
О, стены — саваны монастырей-могил!
Их смерть упрямая воздвигла беспощадно,
Чтоб трепет заглушить и крики жизни жадной.
О, пытки долгие, что выпьют кровь из жил
Под ненавидящей луной в ночи ужасной!
Открытых ран твоих уста томятся страстно —
Их огненной тоски никто не утолил!

Оденься в белое и до конца влачи
Ярмо своей любви, хотя уже лучи
Кругом, и сумрак отступил,
И закатилась, отблистала
Звезда, что некогда над Вифлеемом встала.

Теруань де Мерикур