Эмиль Верхарн - Эмиль Верхарн Стихотворения, Зори; Морис Метерлинк Пьесы

• Название: Эмиль Верхарн Стихотворения, Зори; Морис Метерлинк Пьесы
• Автор: Эмиль Верхарн
• Издательство: Художественная Литература
• Жанр: Поэзия
• Год: 1972

В конце XIX века в созвездии имен, представляющих классику всемирной литературы, появились имена бельгийские. Верхарн и Метерлинк — две ключевые фигуры, возникшие в преддверии новой эпохи, как ее олицетворение, как обозначение исторической границы.

В антологию вошли стихотворения Эмиля Верхарна и его пьеса "Зори" (1897), а также пьесы Мориса Метерлинка: "Непрошеная", "Слепые", "Там, внутри", "Смерть Тентажиля", "Монна Ванна", "Чудо святого Антония" и "Синяя птица".

Перевод В. Давиденковой, Г. Шангели, А. Корсуна, В. Брюсова, Ф. Мендельсона, Ю. Левина, М. Донского, Л. Вилькиной, Н. Минского, Н. Рыковой и др.

Вступительная статья Л. Андреева.

Примечания М. Мысляковой и В. Стольной.

Иллюстрации Б. Свешникова.

---

Опьянение

Перевод Ю. Александрова

В подвале, у стены — пузатых бочек строй,
Одна, в двойном ряду, насупротив другой.

Снабжавший корабли скульптурными богами
Украсил бочки те имперскими гербами.

А брюха в обручах, распертые вином, —
Как животы пьянчуг, сидящих за столом.

За каждым их дубовым волоконцем —
Румяный виноград, насквозь прогретый солнцем.
А над отверстьем — солнечный венец,
Прорезанный в доске, тяжелой, как свинец.
И словно вижу я похмелья огневые:
Кутилы прежних дней толпятся, как живые…
Вхожу я в погребок, былое помянуть
И счастья аромат с глотком вина вдохнуть.

Стаканов геральдические рати,
Построившись в ряды, ждут винной благодати,
Поблескивая в темном уголке;
И рожи добрые на низком потолке
Взирают из-под пыльной оболочки
На гномиков, спускающихся с бочки;
А деревянный фавн стоит на сундуке,
Готовый к пляске, с дудочкой в руке.
А через дверь в коротком коридоре
Виднеется распахнутое море,
И мачты там, в порту, где дремлют корабли,
Привязанные пленники земли;
Виднеется гора, чье имя знаменито
И с именем вина в сознанье нашем слито,
И лозы растеклись, раскинулись по ней,
Легко плодонося на лоне мирных дней.

Сливалась гавань с этою горою,
Когда вскипал прибой желанного труда
И пышной фиолетовой порою
Пылала виноградная страда.
Холмы стояли в пурпурных повязках,
И сборщики — они же рыбари —
Полуобнажены, гребли в сияньях вязких
Расплавленного золота зари.
Вздымались лозы, как фонтаны света,
И отблески сверкали меж камней.
Феерия бушующая эта
Воспламеняла тысячи огней.
Всю жизнь прирейнской солнечной долины
Тот виноград могучий воплотил,
И для него скользили бригантины
Под гроздьями полуночных светил.

Пред этим видом, где соединились
Веселье, труд и раздробленный свет —
И в сказочное чудо воплотились, —
Впивал я влагу, коей равных нет.

Сквозь губы, меж зубами, небывало
Медлительно и сладостно текла
Струя, созревшая в глуби подвала…
Душа моя свободу обрела
И над землей блаженно воспаряла,
Как нежный луч, как облачная мгла.
В стакане темном огоньки дрожали.
Казалось — пламя сделалось вином,
И вялый дух мой под его дрожжами
Сам становился пурпурным огнем.
И в дряблом теле сила закипала,
И дух летел из мрачного подвала
Туда, туда, к холмам вечеровым,
К бескрайным горизонтам огневым,
Где порожденные войной руины
Покоились в объятиях равнины.

Я приобщался к скорбным небесам
И плотью мира становился сам,
И тысяча неведомых общений
Возможной сделалась, благодаря любви
Ко всем вещам, таящейся в крови,
Сулящей глуби новых превращений.
В упругих разветвлениях лозы
Обрел я снова мускулы тугие,
Обрел я плечи мощные, нагие,
Возжаждавшие солнца и грозы.
И, стоя неподвижно подо мною,
Гора казалась глыбою моей
Победной воли, высотой земною,
А чувства все укоренились в ней;
А кровь моя впитала соки жизни,
Которая бродила, жилы жгла
И пела сердцу: жаркой влагой брызни
В стакан бездонный, где огонь и мгла!

Я в погребок вошел с душой веселой.
Надолго я засел за стол тяжелый,
Держа сосуд, где, покидая дно,
Закваска мира бродит неуемно.

И стало сердце, как земля, огромно,
Когда благословенное вино
Своей воистину великой властью
До беспредельности раздвинуло мое
В себе самом застрявшее житье
И представленье жалкое о счастье.

Лес Перевод Ю. Александрова

Прекрасен мощный лес, подперший небосвод!
Сейчас он только птиц просторное жилище,
Вернувшихся весной на пепелище
Багряных вечеров у края сонных вод.

Он вечен, этот лес. Он вечен потому,
Что не обязан жизнью никому,
Что сами выросли дубы, чьи кроны
Напоминают голову Горгоны.

Он вечен потому, что в давние года
Блистающая жизнь с надмирного престола
Сошла к нему и время поборола,
Безмерная в своем «всегда» и «никогда».

Он вечен, этот лес, непостижим и вечен,
Предавшийся мечте над сменою времен.
То молнией с налету изувечен,
То солнцем без пощады опален,
В кипучих ливнях воскресает он
И радостно шумит, забыв тяжелый сон.

Здесь все, что в оны дни посеяно богами
В пространстве нищем и нагом,
Звенит и блещет на ветру тугом
Над золотыми берегами.

Здесь каждый стебель, ощущая мир,
Затрепетал и смело разветвился,
Как будто в нем хохочущий сатир,
Сожженный небом, воплотился.

И ореады, нимфы гор,
У склонов, блещущих слюдою,
Склоняют свой влюбленный взор
На пастухов, что над водою
Спокойно дремлют в сильный зной,
Осенены листвой резной.

Вода лесных озер бездонных,
Отобразивших облака,
Всегда прохладна и сладка —
Ведь в ней гамадриад зеленых
Купались гибкие бока!..

В цветочной красочной одежде
Прелестных фей душистая толпа
Кивает на лужайках, как и прежде.
И там, где сходит к озеру тропа,
Сильфиды, гномы и ундины,
Лесной причудливый народ,
В забавах праздничных едины,
Снизались в яркий хоровод
И, словно искры в темноте камина,
Промчались быстрой гаммой в чаще тмина…

И все, что зачалось тогда,
Порою той первоначальной,
Где завершился пир венчальный
Весны и почвы в блеске льда,
Здесь разродилось наконец
И превратилось в эти крупы
Округлых крон и в дрожь сердец
Несчетных листьев. Буков купы —
Как бы зеленые стада,
Бредущие невесть куда…
Любое царственное древо
Под синевой огромной дня,
В наплывах птичьего напева,
Вдыхает белизну огня.
И почва — темная берлога,
Где корни длинные живут,
Заплетшиеся в мощный жгут
Под самым дном лесного лога;
И разращеньями ветвей
Рога зеленых сохачей,
Могучей жизни воплощений,
Сплелись, как узел всех вещей
На лоне вечных превращений.

А мириады летунов
И ползунов полузнакомых —
Неисчислимых насекомых —
На ткани лиственных обнов
И в чашечках цветов играя,
Плодятся, пожирая их —
Но также оплодотворяя
Кормильцев стонущих своих.

Блеск солнца, утром разрезая
На лоскуты ночную тень,
Роняет их под буков сень,
И там они, кору лаская,
Лежат прохладой целый день…
А вечер снова их сшивает
В просторный траурный наряд,
И все ночное оживает,
И в травах светляки горят,
И дышит существом огромным
Раздувшийся, безликий лес
В зияющем просторе темном
Под млечным куполом небес.

Для взоров тех, кто к сказке равнодушны,
Он лишь гнездовье птиц, могучий этот лес, —
Шатры его древес прекрасны и воздушны,
Но явно лишены каких-либо чудес.

А ты, чей лоб дорожной лихорадкой
С рожденья опален, чья жилистая плоть
Так часто пронзена певучей дрожью сладкой,
Которую нельзя рассудком побороть, —
Ты прошлое и будущее сплавил
В горниле сердца и ума
И мир в бесценный сплав оправил,
Чтоб стала жизнь чудеснее сама.
В порыве непрерывном и высоком,
Себя доверив огненным словам,
Ты отдал кровь лесным бродячим сокам
И стольким существам!..

Почувствуй же всю эту беспредельность,
Как воздух счастья, в собственной груди.
Почувствуй всю раздробленность и цельность
Великой жизни, ждущей впереди.
Вбери в себя столь глубоко все это,
Чтоб вечной тайны сумрачный покров
Истаял в жгучем токе света,
Чтоб ширилась любовь поэта,
Одета в пурпур этих вечеров!

Вода