Хари Кунзру - Без лица

• Название: Без лица
• Автор: Хари Кунзру
• Издательство: Лимбус Пресс
• Жанр: Современная проза
• Год: 2008
• ISBN: 978-5-8370-0490-2

Англичанин по отцу, индиец по матери, герой этой книги вынужден перевоплощаться, становясь тем, кого в нем хотят видеть другие. В Индии он — мальчишка-неприкасаемый, в Англии — молодой аристократ. Меняя маски, он вдруг понимает, что своего лица у него уже нет. Этот реалистический роман, написанный сухим и размеренным языком, затягивает в себя, как воронка, и в конце концов выводит читателя на границы реальности, к метафизическому ужасу пустоты.

Хари Кунзру, английский писатель индийского происхождения, несмотря на свою молодость, уже вошел в обойму лучших писателей Старого Света. Роман «Без лица» был признан в Англии лучшим литературным дебютом 2002 года.

---

— Идея очень хорошая, поверь. Ты не должен бояться.

Пран невольно стискивает руками промежность и отодвигается мелкими шажками, пока не ударяется бедром о низкую зубчатую стену. Хваджа-сара ковыляет к нему, буравя Прана пронзительным взглядом обведенных углем глаз на подрумяненном, иссохшем лице. Дрожа от возбуждения, странное существо предпринимает попытку успокоиться, со взмахом длинных волос, с порханием руки становясь ею, затем, кашляя и выпрямляясь, становясь им, затем расслабляясь во что-то другое, более сложное и ускользающее, «я» без указания на род.

— К сожалению, прежде чем избавить тебя от тирании пола, нужно позаботиться о других вещах. Но запомни главное: ты — Рухсана. Иными словами, ты — ничто. Тебя привели сюда, чтобы ты оказал услугу государству Фатехпур, и ты выполнишь свою обязанность без нытья. Сделаешь это — получишь награду. — Он взмахивает ножом. — Не сделаешь — умрешь. Теперь иди за мной, и я покажу тебе лицо нового хозяина.

________________

Через путаницу коридоров Пран следует за Хваджа-сарой в большой зал.

Люди здесь одеты богато, тюрбаны с расточительной россыпью драгоценных камней и тяжелые ожерелья многозначительно поблескивают в желтом свете. Но никто, даже брат правителя, который, позевывая, сидит со своими иностранными приятелями возле дальней стены колонного зала, не может затмить наваба. У того на шее семь жемчужных нитей, а на пальце — рубин величиной с перепелиное яйцо, подаренный одному из предков императором Аурангзебом[58]. Несмотря на то что наваб Мурад — Слуга Господа, Отец и Мать Народа, Защитник Истинной Веры и Щит Княжества — все еще молод, глаза его утоплены в череп, а лоб глубоко изрезан морщинами. Вокруг него — душная атмосфера, которую он, как пыльный ковер, создает в этом зале. Он кажется почти призрачным, и его тоска придает оттенок траурности этому собранию.

Декламируя новейшую газель, официальный придворный поэт Мирза Хуссейн чувствует настроение публики и тут же находит проникновенное отражение в строках, написанных к этому случаю:

Каждый уголок двора сокрыт тенями,
Только сердце мое остается гореть сквозь ночь.

Шепот одобрения проходит по мушайре[59].

Как долго, думаешь ты, о Мирза, продержаться
 Утратив надежды, отрекшись от всех услад?

Мирза завершает финальную строфу, согласно обычаю называя в ней себя, и публика угадывает последнее слово, проговаривая его вместе с поэтом. Раздаются одобрительные возгласы слушателей. Мирза принимает аплодисменты легким наклоном головы. Это момент близости к совершенству, рождающий мимолетную улыбку на лице наваба. Он созвал эту мушайру, ибо любовь к поэзии, как он чувствует, — одна из немногих хороших вещей, которые остались у него, бесправного правителя со времен утраты настоящих ценностей. Его придворные, похоже, чувствуют то же, что и он. Только англичане в форме, сидящие в последнем ряду, невозмутимы. Англичане, о розовые лица и накрахмаленные мундиры которых иллюзия великого могольского прошлого разбивается вдребезги, как упавшее зеркало. Англичане и Фироз, его младший брат, щелчком пальцев подзывающий слугу и недовольно теребящий целлулоидный воротничок рубашки лондонского покроя.

Хор, произносящий «услад», — первое, что слышит Пран, когда Хваджа-сара ведет его через последний дворик на мушайру.

— Через миг ты, ничтожный, увидишь наваба, — шепчет хиджра. — Что бы ни случилось, ты должен быть тих и неподвижен. Ты понял меня?

Пран кивает. Они появляются в зале через одну из арок и останавливаются в тени, около слуги, который стоит очень прямо, удерживая на одной руке поднос с острыми закусками. Какой-то человек изможденного вида начинает читать стихи на безупречном, возвышенном урду:

Почему же должна ты покинуть чертог моего сердца?
Почему же должна ты бежать из этой гавани,
                                           безопаснейшей для тебя?

— Это наваб, которому ты теперь принадлежишь, — шепчет Хваджа-сара.

Пран изучает меланхолические глаза, птичьи жесты, которыми наваб сопровождает свое чтение. Один печальный куплет следует за другим, Хваджа-сара бормочет что-то одобрительное.

— Очень хороший поэт, — выдыхает он.

Пран смотрит на представителей знати. Они представляют собой впечатляющее зрелище — великолепная одежда, ястребиные черты лица, гордая осанка. Он непроизвольно поднимает руку к лицу, чтобы погладить воображаемый героический ус.

Как случилось, что я блуждаю вдали от своего сада
И в эту ловушку как будто уже попал?

— А вон там, — говорит Хваджа-сара, — человек, для которого тебя привезли в Фатехпур.

Пран следует за взглядом хиджры. На них внимательно смотрит пожилой мужчина с бородой, выкрашенной хной, и в одежде, еще гуще усыпанной драгоценными камнями, чем у соседей. Хваджа-сара делает жест в сторону Прана, и мужчина кивает.

— Этот?

— Нет, это диван, к которому ты должен проявить максимум уважения. Я имею в виду человека сзади, толстого англичанина.

Несколько иностранцев клюют носом на тростниковых стульях — единственных стульях в комнате. С ними — элегантный индиец, одетый в европейский костюм. Его глянцевитые черные волосы напомажены и зализаны назад. Большинство мужчин молоды и носят мундиры Гражданской службы. Один из них смотрит на Хваджа-сару и морщится, как от боли. Рядом с ним, уронив голову на грудь, сидит багровый мужчина средних лет. Видно, что он глубоко и беспросветно спит.

— Этот?

— Да, этот. Это, дитя мое, ненавистный майор Прайвит-Клэмп, британский резидент. Он очень могуществен и очень глуп. Несмотря на то что он уже замаринован в джине, судьба нашего возлюбленного княжества — в его руках. К счастью, маленькая Рухсана, у него есть слабость.

— Слабость?

— Да. Он любит красивых мальчиков-девочек. Таких, как ты.

________________

После окончания мушайры Прану дают поесть и облачают в голубое шелковое сари.

— Ну, — говорит Хваджа-сара, — время пришло. Кое-кто хочет на тебя посмотреть. Идем.

С зажженной лампой в руке он ведет Прана вверх по лестнице из кованого железа в ту часть дворца, которая украшена искаженной версией французского барокко.

А затем через высокие двойные двери Пран проходит в комнату, где почти в полной темноте сидят несколько мужчин. Их лица освещены только парой масляных ламп. Пран узнает выступающую бороду и крючковатый нос дивана. Второе лицо принадлежит тощему придворному — очки в проволочной оправе под высоким тюрбаном. Третье — лицо молодого светловолосого англичанина, который выглядел таким беспокойным на мушайре. Его мундир расстегнут до пояса. Он жадно курит сигарету.

— Господи Иисусе! — восклицает он при виде Прана. — Ты серьезно? Это безумие. Ты не можешь заставить меня сделать это.

Речь адресована дивану, который пожимает плечами. Молодой придворный смеется.

— Нижайше прошу вашего прощения, мистер Флауэрс, — говорит он, — но мы все можем.

— Ты свинья, Фотограф, — шипит англичанин. — Ты делай что хочешь, но я должен…

— Ты должен? — вежливо спрашивает придворный.

Англичанин стонет и опускает голову на стол.

— Щелк-щелк, — говорит Фотограф с усмешкой.

— Иди к дьяволу, — отвечает тот невнятно.

Хваджа-сара поворачивается к Прану:

— Познакомься с мистером Джонатаном Флауэрсом, уважаемым членом первоклассной Индийской политической службы[60]. Он — один из лучших младших офицеров майора Прайвит-Клэмпа. Если майор Прайвит-Клэмп спросит тебя, ты должен сказать, что он привел тебя сюда и спрятал в зенане. Ты понимаешь?

Пран кивает.

— Господи Иисусе, — повторяет англичанин; похоже, он вот-вот заплачет.

Диван хмуро смотрит на Прана:

— Это он? Я надеюсь, он стоит этих денег. Где, ты сказал, ты его взял?

— В Агре, — заискивающе говорит Хваджа-сара.

— Отлично, — удовлетворенно говорит Фотограф. — То, что нам нужно.

— Хозяин борделя уверяет, что его как следует обучили.

— И он, конечно, красавчик…

— Я взял лучшее из того, что у них есть.

Губы Прана внезапно пересыхают. Он переводит взгляд с одного лица на другое. Сдвоенные диски очков Фотографа; лощеные щеки Флауэрса; камень в тюрбане дивана — неприязнь отражается от них. Что ждет его?

Флауэрс снова произносит, на этот раз жалобно:

— Но вы не можете заставить меня сделать это.

Фотограф качает головой:

— Мистер Флауэрс… Как долго уже вы состоите в Политической миссии? Восемь месяцев? Девять? У вас здесь комфортабельная жизнь. Разумеется, вы никогда не раздумывали, принимать ли гостеприимные приглашения принца Фироза — поло, охота, теннис, вечеринки с особыми фильмами. Вы человек холостой. Естественно, у вас есть желания. Но ваш способ развлечений был, согласитесь… несколько своеобразным. Вам, похоже, не помешает очередное напоминание.