Андре Кастело - Жозефина. Книга вторая. Императрица, королева, герцогиня

• Название: Жозефина. Книга вторая. Императрица, королева, герцогиня
• Автор: Андре Кастело
• Издательство: Северо-Запад
• Жанр: Историческая проза
• Год: 1994
• ISBN: ISBN 5-8352-0368-3

Вторую часть книги о Жозефине Андре Кастело назвал «Императрица, королева, герцогиня». Этот период ее жизни начинается счастливой порой — Жозефина получает в подарок Империю. Но очень скоро окажется, что «трон делает несчастным»: Наполеон расстается с той, без которой прежде не мог прожить и дня, блистательную императрицу станут называть «бедная Жозефина!..». Такова судьба женщины, «прекрасной в радости и в печали». Счастливой была та судьба или неудавшейся — судить читателю.

Из писем Наполеона к Жозефине:

«У меня не было дня, когда бы я не думал о тебе. Не было ночи, когда бы я не сжимал тебя в объятиях. Я ни разу не выпил чаю, не прокляв при этом славу и честолюбие, обрекающие меня на разлуку с дамой моей жизни. В гуще дел, во главе войск, в лагере — всюду моя обворожительная Жозефина одна царит в моем сердце, занимает мой ум, поглощает мои мысли.»

«…Тысячи, тысячи поцелуев, таких же — нежных, как моя любовь!»

«…Там, где рядом моя Жозефина, я ничего уже больше не вижу.»

Жозефина о Наполеоне:

«И все-таки, Бог свидетель, я люблю его больше жизни…»

Наполеон о Жозефине:

«Ни одну женщину я не любил так сильно.»

---

— Да, верно, — буркает он.

Но не успевает Наполеон сесть за стол, как, ни к чему не притронувшись, тут же вскакивает и возвращается в кабинет, увлекая за собой голодных министров.

Жозефина расспрашивает Боссе:

— Скажите, если знаете, почему заделан проход из моих покоев в покои императора?

Камергер не находит ответа, Жозефина смиряется, но все-таки не может удержаться, чтобы не заметить:

— Поверьте, за всем этим что-то кроется…

Следующие три недели — Наполеон с Жозефиной вернутся в Париж только 16 ноября — это начало крестного пути императрицы. Она заставляет себя сопровождать мужа на охоту. Зажмурив глаза, присутствует при добивании добычи, при истреблении кабанов, которому император предается с таким чрезмерным неистовством, словно пытается бежать от самого себя.

Вечерами она одна.

Одна у себя в спальне, новой симфонии белого и фиолетового атласа, одна в своей постели с балдахинными подпорками, которые увенчаны белыми перьями. Из своих окон она видит освещенные окна апартаментов Полины. Сестра императора дает приемы, куда Жозефину не зовут, приемы, на которые «маленькая язычница» приглашает «очень красивых и очень покладистых» женщин. Среди них даже отыскивается одна, которой Наполеон бросает перчатку. Это пухленькая голубоглазая блондиночка-итальянка — г-жа де Матис. Он прогуливается с ней в коляске, прихватывая для прикрытия свою сестру. Оказываясь рядом с Жозефиной, он делается несправедлив и безостановочно «донимает» ее, — рассказывает Гортензия, «свидетельница бесконечных слез» императрицы, не знающая, как подбодрить мать.

Королева бесконечно уязвлена таким обращением императора с женой. Теперь она даже хочет, чтобы они расстались. «Существование моей семьи, будущее моих детей — все выглядело пустяком рядом с таким унизительным положением. В конце концов, в проигрыше будем только мы с братом, — говорила я себе. — Ему придется отказаться от короны Италии, моим детям — от трона Франции, наследниками которого они являются. Но это жертва достойная нас, а мать моя будет счастлива. Карьера ее кончена, так пусть она хоть не укорачивает себе жизнь. Пусть она оторвется сердцем от того, кто заставляет ее страдать. Забудем о величии, которое нам сулили, и будем думать только о спокойствии матери».

Назревающая драма тем более мучительна, что Жером и Людовик вызваны в Париж как бы для того, чтобы присутствовать при заклании жертвы. Там же пребывают короли Баварский, Вюртембергский, Саксонский и великий герцог Баденский — они явились поздравить победителя Австрии. Жозефина же вправе думать, что они приехали, чтобы присутствовать на «триумфе» императора, «триумфе», гвоздем которого станет ее уход со сцены.

Каждый вечер устраиваются спектакли — дают «Семейную тайну»[122] и «Реванш»[123], а также отрывки из итальянских опер, но император не встает со своего места, чтобы поболтать с ней. Он больше не облокачивается на спинку женина кресла. Он избегает ее заплаканных глаз. А двор подражает повелителю: ей едва оказывают положенные императрице почести. Она ведь сегодня государыня всего лишь на час.

16 ноября двор возвращается в Париж, но Жозефина и Наполеон едут врозь: он верхом, она, стеная, — в своей карете.

Две недели после переезда в Тюильри оба они пребывают в замешательстве. Жозефина беспрестанно плачет, а он, никогда никого не жалевший, обезоружен ее постоянно заплаканными глазами, умоляющим, страдальческим взором и все не решается переступить рубеж.

25 ноября он диктует Шампаньи письмо Коленкуру: пусть тот официально испросит у царя для императора французов руку великой княжны Анны, 27 он приказывает Евгению срочно прибыть из Милана в Париж.

Он будет колебаться еще три дня.

* * *

Вечером 30 ноября, в четверг, за обедом царит зловещее молчание. Жозефина весь день проплакала и, чтобы скрыть покрасневшие глаза, надела большую белую шляпу с подбородочными завязками. Он украдкой поглядывает на жену, но молчит, машинально постукивая ножом по бокалу. Все, кто прислуживает за столом, словно приросли к паркету и не смеют шелохнуться. Блюда подаются лишь для проформы. Слышно только, — повествует Констан, — «однообразное бряканье подаваемых и убираемых тарелок, печально перемежаемое голосами придворных чинов».

Внезапно император глубоко вздыхает и осведомляется:

— Что нынче за погода?

Ответа он, видимо, не слышит. После этого, так сказать, обеда Наполеон встает, жена семенит вслед за ним, прижимая к губам платок, чтобы заглушить рвущиеся у нее рыдания. Жозефине подают на подносе, который держит паж, кофе для императора, но Наполеон, взглянув на императрицу, сам — может быть, впервые — берет чашку, наливает ее, размешивает сахар. Она, словно в дурном сне, видит, как он пьет, отставляет чашку и делает челяди знак рукою.

Он хочет остаться наедине с женой.

Вскоре Констан и камергер Боссе слышат за дверью, как Жозефина надломленным жалким голосом спрашивает:

— Значит, все кончено?

Наполеон говорит… Он сам расскажет об этом на Святой Елене. Он говорит многословно, пробует ее убедить. «Я дал ей понять, что моя династия не будет прочной, пока у меня нет детей».

Конечно. Но разве у него нет племянников?

— Мои племянники не замена мне: нация этого не поймет. Ребенок, рожденный в пурпуре, на троне, во дворце Тюильри — нечто совсем другое для нации и для народа, нежели сын моего брата.

Он продолжает объяснять свою точку зрения, а Жозефина силится унять слезы.

— Интересы государства и укрепление моей династии требуют, чтобы у меня были дети. У тебя есть твои, но когда я женился на тебе, ты уже не могла рожать новых. Ты не справедлива, лишая меня того, чего хотят все люди.

Глаза ее наполняются слезами.

Он уверяет, что страдает больше, чем она:

— Ведь это же я причиняю горе!

Больше она не удерживает рыданий.

— Нет, нет, ты этого не сделаешь! Ты не захочешь моей смерти.

Он продолжает оглушать себя словами:

— Не пытайся меня разжалобить. Я люблю тебя по-прежнему, но у политики нет сердца — у нее только голова. Я буду давать тебе пять миллионов в год, ты получишь княжество с центром в Риме.

Жозефина рыдает.

— Нет… Умоляю, оставь меня во Франции. Во Франции. Вблизи от тебя.

Он неумолимо продолжает:

— Развод необходим, он состоится, потому что я так хочу. Но его можно осуществить двумя путями — с твоего согласия или без такового. Выбирай, Думаю, что у тебя нет причин для колебаний.

В передней Боссе и Констан слышат громкий вскрик. Дверь распахивается. Появляется бледный император, его бьет дрожь.

— Боссе, зайдите.

Камергер входит в комнату. Жозефина лежит на ковре — у нее нервный приступ. Затем она теряет сознание.

— Боссе, хватит у вас сил поднять императрицу и отнести ее в спальню по внутренней лестнице?

— Думаю, да, государь.

— Хорошо. Пошли.

Боссе повинуется, с помощью Наполеона поднимает Жозефину и уносит ее на руках. Император берет со стола светильник и открывает дверь гостиной, откуда через темный коридор есть выход на малую лестницу, ведущую вниз, в покои Жозефины. Затем он передает светильник «хранителю портфеля», который ждет на малой лестнице:

— Жакар, освещайте нам дорогу.

Наполеон приходит на помощь Боссе и подхватывает императрицу за ноги, а камергер держит ее за плечи. Но шпага путается у него между ногами, Боссе чересчур крепко прижимает Жозефину к груди и, к великому своему удивлению, слышит, как неисправимая креолка, которая отнюдь не лишилась чувств и для которой комедианство — вторая натура, вполголоса бросает:

— Вы слишком сильно меня сдавили.

Она, разумеется, сочла обморок необходимым атрибутом сцены… Как только женщины приводят императрицу в чувство, император уводит Боссе к себе в кабинет и в смятении принимается ходить по комнате. Слова «с трудом и без связи» срываются у него с губ. Камергер слышит, как он сдавленным голосом взволнованно восклицает:

— О, это ужасно, ужасно! Интересы Франции и династии совершают насилие над моим сердцем. Развод стал для меня неизбежным долгом, но я от всей души сожалею об этом. Я думал, характер у нее сильнее. И был не готов к такому взрыву горя.

На Святой Елене император вспомнит об этом страшном вечере — и мы должны передать слово ему.

— Она была в отчаянии, — рассказывал он обер-гофмаршалу Бертрану, — наполовину поддавшись горю, наполовину ломая комедию (значит, он не дался в обман!), трое суток притворялась больной и устраивала сцены. Но решение мое основывалось на рассудке, на государственных соображениях, и я остался непоколебим. Жозефина не могла сказать, что принесла мне в жертву свою молодость, как обычно женщины говорят мужьям. Когда я женился на ней, она была вдовой с детьми. Она не родила мне детей, да и не могла родить. Корвизар говорил мне, что после нашей свадьбы у нее не было месячных и что она ломала для меня комедию на этот счет: она была креолка, а, значит, рано познала мужчин, потом сидела в тюрьме, и все это подействовало на нее; одним словом, мне пришлось решать.