Юрий Комарницкий - Старший камеры № 75

• Название: Старший камеры № 75
• Автор: Юрий Комарницкий
• Жанр: Биографии и Мемуары

Книга, в которой описаны события никогда не напечатанные на страницах газеты «Правда» и не показанные в программе «Время». Юрий Павлович не просто свидетель той тщательно скрываемой драмы внешне благополучной державы, а ее непосредственный участник. Разделив судьбы миллионов, он оказался жертвой системы, своими жерновами уничтожавшей человека только за то, что тот говорил, о чем думает. Выстоял. Не сломался, и теперь рассказывает нам, как все было.

---

Как ее арестовали, она не пишет. В мужском корпусе в «Крестах» сидит ее подельник, директор гостиницы. Он и она молчат. Показания дает бухгалтер, которая тоже арестована.

Ольга сообщает мне свой Санкт-Петербургский адрес. Мы договариваемся встретиться, когда придет свобода.

Милая Ольга с Канонерки, где ты сейчас?

Через несколько дней меня увозят на улицу Каляева, туда, где находятся мрачные корпуса Санкт-Петербургской судебно-медицинской экспертизы.

Обычно после назначения любой судебно-медицинской экспертизы заключенный ожидает ее три-четыре месяца. Но мой следователь, человек редкого упорства, устроил все в течение трех недель.

Меня везут на судебно-медицинскую психиатрическую экспертизу. Со мной в милицейском «автозаке» еще один человек — двадцатипятилетний грузин. У него лицо дистрофика, но по повадкам и манере разговаривать узнаю в нем опытного рецидивиста. В предварительной камере перед посадкой в машину он разговаривал с другими заключенным. Во всем чувствовалась волчья хватка.

На экспертизу он возлагает большую надежду. Этот заключенный, без сомнения, здоров, что касается других заключенных, действительно больных шизофренией, обследование сводится к формальности. Постараюсь подробно описать, как происходит судебно-медицинская психиатрическая экспертиза в городе Санкт-Петербурге.

В наручниках нас привели на пятый этаж старинного кирпичного здания, где размещается судебно-психиатрическая экспертиза.

На нижних этажах и в других корпусах размещаются отделения.

Там отбывают наказание те редкие люди, которых все же признали больными. Фактически это люди, которых даже неопытным взглядом человека, не сведущего в медицине, можно признать больными. Из окна своей камеры я видел прогулочные дворики, где они гуляли. Это паралитики, ярко выраженные дистрофики, люди, страдающие всевозможными врожденными физическими отклонениями.

Когда нас переодели, мой компаньон, грузин, резко изменился. От бойкой речи и энергичных движений не осталось и следа. Он по-гусиному вытянул шею, выставил огромный крючковатый нос и, держа руки по швам, неожиданно мелкими шажками засеменил по длинному коридору. Пожилая медицинская сестра быстро пошла вслед за ним.

— Эй, ты, как тебя звать, ты куда?..

Грузин, делая вид, что не слышит, семенил дальше.

— Ты что, оглох?.. А ну стой!!!

Она схватила его за рукав.

— Как тебя звать?

— Гога, — сказал он тоненьким голоском и сделал плаксивое лицо.

Тон сказанного, его походка были настолько смешны, что я, отвернувшись, рассмеялся.

— Гоша, сядь здесь и никуда не ходи.

Она усадила его на стул под стенкой и принялась ножницами остригать ему ногти. В то же время милиционеры сковывали «браслетами» партию заключенных, уже прошедших экспертизу.

Им предстояло возвратиться обратно в «Кресты».

Вдали от стола медицинской сестры и кабинетов врачей по обеим сторонам размещались обитые железом двери камер. Через 5-10 минут нас с Гошей поместили в камеру № 6.

В камере стояли две железные кровати. В общем, ничего не свидетельствовало о том, что судмедэксперт находится в городе С. Петербурге. Загаженные мухами стены, окно с ржавыми решетками, паутина и пыль.

Так как тумбочки в камере не было, мы сложили прямо на пол несколько имеющихся у нас сигарет и легли в постель. Через минуту открылась кормушка, нас позвала санитарка.

— Ребята, вот вам по пять сигарет на брата, дневная норма. Будете в камере мыть полы, получите еще по одной дополнительно.

Это неожиданное проявление гуманности, по-видимому, должно было списывать произвол администрации, который здесь царил.

В окошко несколько раз заглянули, а затем, видимо, интерес к новеньким пропал. Мы с Гошей разговорились.

— А у тебя нормально получается, — сказал я и, вспомнив его физиономию в момент приема, опять рассмеялся.

— Э-э-э-э-э, земляк, не гавари… У меня третий судимость, с «химии» сбежал… Авария сделал… Если признают больной, хоть чуть-чуть получу статья смягчающий. Если нет, семь лет придется тянуть. Тебе что, у тебя статья легкий… на твоем месте я бы вообще дуру не гнал… Они запросто могут запороть уколами.

Я внимательно его слушал. Откуда ему было знать, что симулировать я и не собираюсь. Наоборот, я панически боялся, как бы меня не признали больным. Грузин также не мог знать, что меня почти семь месяцев, словно подопытного кролика, насильно пичкали всевозможными препаратами, которые только имеются в арсенале психиатров. Только чудом я избежал метода лечения, который сводится к введению организма в состояние комы. По мнению психиатров, в момент, когда отключается мозг, из памяти как бы высвобождается ненужная «больная» информация. В тот не такой уж далекий год я наблюдал за несчастными, и видел, как порой после шокового состояния из их мозга уходила та последняя информация, которая делает людей людьми.

— У нас с тобой, Гоша, разные интересы, кроме одного — выйти на свободу. А в плане лечения в психбольницах пусть меня бог милует. Я через всю эту музыку уже прошел.

Он с интересом уставился на меня. В этот момент дверь открылась и появился краснорожий верзила в белом халате. Он назвал мою фамилию.

— Собирайся к врачу… Пижаму можно не надевать, иди в белье.

Я все же надел дырявую пижаму, и мы пошли по длинному коридору в сторону врачебных кабинетов.

Санитар привел меня в кабинет и вышел. В просторной комнате за полированным столом сидит пожилая женщина в белом халате. Неприятным скрипящим голосом она скомандовала:

— Сядь на стул!

Фамильярное обращение, это «сядь» не обещали ничего хорошего. Она оторвалась от бумаг и взглянула на меня. На желтом дряблом лице холодно мерцали немигающие змеиные глаза. Я понял, что человек с такими глазами не может чувствовать чужую боль. Мало того, он злораден и жесток.

— Еще один симулянт!!! Ну говори, — она сразу же перешла на крик, — что натворил?! Чем болеешь — говори!!!

Я был в самом прямом смысле потрясен. Все ее существо дышало злобой. Казалось, сейчас из этих старческих уст брызнет мне в лицо желчь или яд.

Мои измочаленные нервы все же выдержали.

— Я совершенно здоров и ничем не болею… Не знаю, зачем меня сюда привезли.

Она продолжала кричать:

— Сюда здоровые не попадают!!! Говори, чем болеешь?!! Если не скажешь, мы тебя заколем можептилом, галаперидолом!!!

Я все еще не мог опомниться, не верил своим ушам. Только что она обвиняла меня в том, что я — симулянт. Теперь она кричит, что здоровые сюда не попадают. Вот они — пещерные методы, которыми пользуются С. Петербургские судмедэксперты для установления диагноза. Примитивщина, грубость, полное противоречие между существующими в мире законами гуманности и действительностью. Вот о таких психиатрах писал Ярослав Гашек в своей книге «Похождения бравого солдата Швейка».

Наконец ее выкрики мне надоели. В свою очередь я рявкнул:

— А чего вы на меня кричите?!

Это старое изъеденное желчью существо, оказывается, еще и дрожало за свою жизнь. Отпрянув от меня, она нажала на кнопку звонка. В комнату вбежали прапорщик и санитар:

— Почему вы ушли?! Я же говорила вам, из кабинета не выходить?!

Санитар разводил толстыми руками и вращал в недоумении заплывшими глазками.

— Звиняюсь, запамятовал… Я за дверями стоял!

Я смотрел на этого идиота, пришедшего со страниц чеховских рассказов в конец двадцатого века, и ясно вспоминал, что приказа санитару не выходить из кабинета она не отдавала. В этих стенах явно процветало самоуправство и оголтелое человеконенавистничество.

Меня увели в палату. Какие она сделала для себя выводы о состоянии моего здоровья, я не знал. Да и кто в силах разгадать замыслы самодура, облеченного властью?

Через некоторое время к врачу повели Гошу. По его описанию, ему попался другой врач. Методы диагностирования в С. Петербургской судмедэкспертиэе у всех врачей одинаковые. У всех, по-видимому, был один учитель, который в свою очередь учился у учеников Сталина. Гоша поведал:

— На мине кричали, обещали заколоть какими-то мажептилом и галаперидолом… Я такой дурак еще не видел… Еще немного — дал бы ей по башка.

— Вот тогда бы больным наверняка признали и поместили в бессрочку, — сказал я. — Ты знаешь, что такое бессрочка?

Гоша внимательно на меня посмотрел и сплюнул прямо на пол. Я понял: что такое бессрочка, он знал.

В тот же день, к вечеру, меня перевели в одноместную камеру № 4. Это обстоятельство повергло меня в немалое уныние. Еду приносили в синтетических мисках, питье — в эмалированных кружках. Поскольку в свободной жизни я немного гурман, попадая в условия неволи, к пище отношусь однозначно: есть, чтобы не умереть. Хвалить тюремную пищу — в моем понимании — это проявление убожества. В тюрьме есть множество людей, которые о качестве пищи судят по ее количеству: