Джон Рид - Вдоль фронта

• Название: Вдоль фронта
• Автор: Джон Рид
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2015
• ISBN: 978-5-9950-0544-5

Мемуары «Вдоль фронта» американского писателя и публициста Джона Рида, посланного военным корреспондентом на Балканы и в Россию в 1915 году, являются результатом поездки по восточной окраине воюющей Европы во времена Первой мировой войны. Поездка должна была продолжаться три месяца, но затянулась больше чем на полгода: побывав во Львове (Лемберге), автор попал в «великое русское отступление».

Книга интересна не только блестящими правдивыми зарисовками мрачной и своеобразной «фронтовой жизни»; в ней ясно ощущается перерастание благодушного пацифизма автора в горячий принципиальный протест против империалистического характера войны.

---

После сражения под Танненбергом генерал Ренненкампф с горечью обвинял своих же офицеров в том, что они его продали, и в России говорят, что это было одной из причин отстранения его от командования. Говорят, что то же самое послужило одной из причин, почему великий князь Николай был переведен на Кавказ, во всяком случае, его резкая критика немцев, находящихся при царском дворе и в правительстве, была притчей во языцех.

Как относится царь ко всему этому? Чем больше слышишь о нем в России, тем более фантастическим и легендарным он представляется. Я знал в Петрограде одного американца-предсказателя, который сказал мне, что он друг императора, и в доказательство этого показал мне большой платиновый портсигар, украшенный выпуклыми царскими монограммами, в бриллиантах и с золотым барельефом растопыренной руки. Это, сказал он, подарил ему царь в награду за его труды по предсказанию падения Варшавы. В течение недели перед этим событием царь три раза приглашал его в Царское Село, чтобы он прочел императорскую ладонь и предсказал по ее линиям, будет ли Варшава взята германцами. Хиромант, – а он читал газеты, – сказал, что будет. И она была взята.

Люди, говорившие с царем, уверяли меня, что кроме того, что ему случалось слышать от своих реакционных советчиков, он очень мало знал о том, что творится в стране.

У предсказателя было много курьезных встреч с царским двором. Он рассказывал, например, что несколько лет тому назад его неожиданно пригласили из Вены в Севастополь и повезли на стоявшую в порту императорскую яхту. Там он увидел сборище хирургов, гомеопатов, чудодеев и разного рода шарлатанов со всех концов Европы. Они были собраны для спасения жизни молодого царевича, раненного в бедро революционным матросом. Это, говорил предсказатель, и послужило основанием для всех последующих россказней о таинственных болезнях царевича. Он порассказал также кое-что о Распутине, этом светском монахе, злополучной фигуре, чье влияние на царицу, как говорили, было столь пагубно и столь глубоко. Предсказатель показал мне донельзя неразборчивые каракули, написанные на плохом французском языке, которые он получил на предыдущей неделе; там было написано приблизительно следующее:

«Отец Григорий Распутин просит меня уведомить вас, что он осведомлен о ваших посещениях Царского Села. Он не возражает против ваших встреч с императором, но если вас пригласит императрица и вы будете у нее, ваше дальнейшее пребывание в России будет грозить вам большими неприятностями».

Предположим, что эти рассказы могут оказаться неправдой, но они не более нелепы, чем другие детали из жизни этой восточной иерархии, и не более невозможны, чем всем известные посещения многими членами Думы этого же самого предсказателя с просьбой прочитать на их ладонях грядущие политические события.

В неизвестности, под поверхностью обширного беспокойного моря русской жизни, устремляются в разные стороны мощные течения: богоискательство, революции, религиозное сектантство и потрясающие народные волнения. Они всегда существуют подспудно и лишь изредка вырываются на свет, где их можно видеть и судить. Великая революция 1905 года прорвала поверхность, а на пороге этой войны, начавшись гигантской всеобщей забастовкой, готова была разразиться новая революция. Ее резкие призывы потонули в шуме мобилизации и в варварской лживости императорских манифестов, в обещаниях царя согласиться на более либеральное правительство, дать автономию Польше и произвести реформы. Может быть, мобилизация подавила революционеров больше, чем манифесты, так как не только не были исполнены обещания императорского манифеста 1905 года, но в некоторых других отношениях дела обстояли хуже, чем когда-либо. Дума продолжала существовать, но, путем изменения законов о ней и использования полиции для терроризирования провинциальных выборщиков, правительство обкорнало все ее тяжело добытые прерогативы. Была обещана свобода печати, но во время процесса Бейлиса большую газету «Русское Слово» оштрафовали на тысячу рублей за помещение отчетов о судебных заседаниях. А это богатый и влиятельный орган. Другие же периодические издания вовсе ничего не смогли напечатать. Была обещана свобода слова, но для публичного собрания необходимо иметь разрешение полиции, а полиция в России не очень-то уступчива. Была обещана свобода вероисповеданий и свобода совести, но недавно министр внутренних дел закрыл в Петрограде униатскую католическую церковь на том основании, что она будто бы нарушила правила постройки. Была гарантирована неприкосновенность личности и право передвижения, но никогда не было так много сосланных в Сибирь, даже без всякого обвинения против них, как теперь.

Перед лицом массового разложения казенного интендантства, Земский союз взял на себя дело снабжения правительства продовольствием для армии – задачу, которую он выполняет с большим умением. Это значительное явление, так как союз представляет большей частью средний русский класс.

Все это время Дума, ограниченная по-прежнему, становилась все более и более смелой в своей критике.

Один оратор, например, говорил, что правительство в России неспособное, взяточническое и предательское. Указывал на выдающихся взяточников и изменников и намекал на то, куда ведут их следы; было внесено предложение возложить на думские комиссии в союзе с земством закупку продовольствия, а также и производство военного снаряжения. Кроме всего этого, наблюдалось быстро растущее народное недовольство, заявлявшее о себе по всей стране. Это было недовольство патриотов, стремившихся к военной победе России.

Восьмого сентября царь заместил великого князя Николая в командовании Западным фронтом. Люди отнеслись к этому как к очень сомнительному шагу и ломали себе головы над тем, что бы мог он означать, так как великий князь был по крайней мере честен, а царь вызвал в свою ставку на фронт Сухомлинова, которому не доверяли. Один выдающийся русский генерал уверял, что это означало, что царь склонялся к заключению сепаратного мира. Во всяком случае, послы стран согласия в течение трех недель пытались отговорить «его величество» от принятия на себя командования.

Удивительная молва, распространившаяся преимущественно среди интеллигенции, утверждала, что принять командование торопил царя Распутин, который соответственным образом истолковывал свои «божественные видения». Это вполне возможно.

Пятнадцатого сентября, в Петрограде, тридцать тысяч рабочих Путиловского военного завода объявили забастовку, а на следующий день по углам улиц появились приказы, запрещающие рабочим собираться толпами. Члены иностранных колоний, получив секретную информацию из военного министерства, начали поспешно покидать Россию. На следующее утро передавали, что тридцать рабочих Путиловского завода, подавших пятнадцатого числа петицию Думе, сосланы в Сибирь вместе со своими семьями. Вслед за этим разразились волнения, солдаты стреляли по забастовщикам, и в этот же самый день царь внезапно распустил Думу. В Петрограде было известно, что все члены кабинета недовольны роспуском, за исключением только реакционного премьера Горемыкина. К этому времени был объявлен приказ о призыве под знамена новых войск, только увеличивший всеобщее недовольство, – и восемнадцатого числа появились объявления, грозившие забастовщикам, если они не встанут на работу в ближайший вторник и если они не будут подчиняться приказам, отправкой их в окопы или заключением на неопределенное время в сибирские тюрьмы.

В течение этих дней судорожные забастовки на железных дорогах вызвали в Петрограде недостаток продовольствия и дров. Среди населения началась жестокая нужда. Разразилась эпидемия холеры. Каждый день газеты публиковали длинный список умерших, объясняя его, для смягчения, «смертью от желудочных заболеваний», а правительственные газеты объявили, что в течение зимы не будет ощущаться недостатка в муке.

Двадцатого пришли известия о забастовках в Киеве, Одессе и других городах и о полной остановке трамваев и электрической станции в Москве. Земский союз и Союз городов послали непосредственно к царю комиссию, угрожая поддержать революцию, если он не согласится на более либеральное правительство, и провозглашая абсолютную необходимость либерального, ответственного перед Думой министерства. Царь отказался принять делегацию.

Горит ли в недрах России могущественное и разрушительное пламя, или оно затушено? Суровая цензура и умалчивание о внутренних событиях чрезвычайно затрудняют ответ на это. Но даже после отсрочки созыва Думы произошли массовые увольнения из интендантства и полная военная реорганизация Западного фронта, а теперь, когда я пишу эти строки, какая-то могущественная спокойная угроза, выявившаяся пока еще довольно смутно, заставила царя с императорской пышностью вновь открыть Думу. А Борис Штюрмер, новый премьер, худший тип реакционера, заверил Думу, что «даже во время войны должна идти работа по внутренней реорганизации».