Михаил Харитонов - Путь Базилио

• Название: Путь Базилио
• Автор: Михаил Харитонов
• Жанр: Научная Фантастика

Первый том романа. Соответствует 1–7 главам сказки Толстого. Черновой вариант, начат 9 мая 2013 года, закончен 14 января 2016 года. Правдиво, жизненно, покровосрывно и крышесносно.

---

К концу первой недели папа Карло нашёл халтурку: забрал к себе в каморку на передержку маленький самозапиральник с каким-то существом, готовящимся к ребилдингу. К счастью, права лаборанта это ему позволяли. Халтурка оплачивалась по минималке, однако смысл был не в деньгах. Тело в автоклаве надо было не только подпитывать клеточной массой, но и кормить. Корм представляла из себя противную на вкус жидкость, прокачиваемую через кишечник. Папа Карло каким-то образом выписал на себя полуторное количество этой дряни. Буратина, борясь с тошнотой, пил мерзскую водичку, иначе было совсем уж скверно.

Потом папа Карло перестал появляться в каморке вообще. Буратина изнывал от скуки и голода. Впервые в жизни он подумал о том, что, наверное, с удовольствием почитал бы какую-нибудь книжку. Ещё больше ему хотелось погулять. Увы, его неподтверждённый статус не позволял проводить время на территории Центра, а за ворота в общую зону его тоже не выпускали.

Однажды от нечего делать бамбук попытался исследовать пространство за голограммой с очагом. К сожалению, мешал нос: при попытке просунуть голову внутрь он довольно быстро упирался в какую-то твёрдую преграду. Обламывать же старое испытанное оружие Буратина не хотел. Всё, что ему удалось разглядеть сквозь мерцание фальшивого пламени — так это какую-то дверцу. Скорее всего, это был коммуникационный лаз или что-то вроде этого. Но там всё было так затянуто пылью и паутиной, что разобрать что-либо было совершенно невозможно, и Буратина оставил эту затею.

Вопрос с обучением решался медленно и со скрипом. Учебных заведений в общей зоне было довольно много: в конце концов, в Директории единственными путями наверх были удачный ребилдинг и хорошее образование. Однако, училищ начальной ступени имелось всего три, и все были недёшевы.

В конце концов доктор Коллоди остановился на том самом Аузбухенцентруме, о котором говорил сверчок.

Об этом месте Буратина кое-что слышал. Запомнил он, впрочем, немного. Однако в долгие часы сидения на койке единственным его развлечением, кроме рукоблудия (этим нехитрым делом бамбук мог заниматься очень долго, но всё-таки не всё время напролёт), было копаться в памяти. Правда, в основном Буратине вспоминались житейские вещи: мягкое лоно Виньки, победы в спарринге, Джузеппе, комнату 16А, засраный конями газон и ссоры с входным крокодилом. Про AZ он помнил какие-то обрывки разговоров — типа того, что там очень жёсткая дисциплина, зато хорошо учат и кормят до отвала.

Голодному деревяшке последнее обстоятельство казалось перевешивающим всё остальное. К началу второй недели он заметил за собой, что стал приглядываться к существу в автоклаве с нехорошим пищевым интересом.

Однажды ночью — доктор Коллоди, как всегда, отсутствовал — автоклав с тихим звоном открылся. Буратина помог находившемуся там существу выбраться на волю — благо, обросло оно не слишком сильно и могло шевелить конечностями.

Бамбук подумал было насчёт потрахушек: у него очень давно никого не было. Однако, зверюшка из автоклава совершенно не возбуждала: какая-то непонятная малоразмерная жёлтая фигня с миниатюрным клювиком и круглыми чёрными глазками. Идея пообкусывать наросшие ткани — сейчас даже такой хавчик казался голодном бамбуку вполне приемлемой добавкой к рациону — тоже оказалась неосуществимой: существо было покрыто чем-то вроде переразвитых перьев, совершенно несъедобных даже на вид.

Зато жёлтая фигня оказалась разговорчивой, чтобы не сказать болтливой, а изнывавший от скуки Буратина был благодарным и внимательным слушателем.

— Я цыпль[13], — представилась тварюка, и тут же пустилась в объяснения, что цыпли — это новомодная и чрезвычайно перспективная модификация базовой основы куриных, прошитой генами дебря и заполированные страусом и лемуром. Цыпли были недавно запущены в серию лабораторией перспективных исследований. Как и все изделия ЛПИ, цыпль с рождения имел статус эволюционирующего и ни дня не прожил в вольере.

Работала с его тельцем и умишком кураторша из отдела стратегических исследований: существо называло её «мамой Курой». Об этой самой «маме Куре» цыпль был готов говорить бесконечно и в исключительно восторженном тоне. Трезвомыслящий Буратина только хмыкал. Впрочем, скепсиса у него поубавилось, когда он узнал, что «мама Кура» — лиса: ему вдруг вспомнился чей-то рассказ, что у лис и в самом деле встречается генетически обусловленная любовь к птичьим. Вполне вероятно, что «мама Кура» и её питомец и впрямь жили душа в душу.

Потом разговор перекинулся на темы образования. Тут Буратина навострил уши: малолетний цыпль оказался неожиданно хорошо подкован по этой части.

Зашла речь и про Аузбухенцентрум.

— Мама Кура, — рассказывал цыпль, тщетно пытаясь вырвать своим слабеньким клювиком длинное перо, выросшее почему-то на ноге, — тоже хотела меня отдать в Центр. Там выше стандарты образования. Но я решил, что не выдержу. Там бьют, — доверительно сообщил он. — И пытают.

— Кто бьёт, кто пытает? — поинтересовался бамбук. Он не очень-то боялся побоев, однако хотел знать подробности.

— Все, — вздохнул цыпль. — Такие уж у них традиции.

Буратина захотел подробностей и получил их: жёлтая фигня выдала на-гора кучу разнообразных сведений.

Судя по рассказу цыпля, Ауcбухенцентрум был любопытным образчиком эволюции учреждений. Колледж вырос на месте армейского хосписа военных времён — само его название на одном из древних человеческих языков означало «Центр списания». Туда свозили необратимо повреждённые изделия, уже не способные воевать, и при том не могущие умереть без посторонней помощи. Сначала это были киборги и кибриды, попавшие под электромагнитные удары, потом — зазомбированные, нейроповреждённые, прошедшие пытки и прочий отработанный шлак.

Большая часть этого живого мусора именно что списывалась — то есть, попросту говоря, шла на препараты. Однако по ходу войны кое-какие повреждения, ранее считавшиеся безнадёжными, научились лечить, и при «центре списания» открыли что-то вроде реабилитационного блока. Поскольку после электромагнитных ударов, вирусных нейроатак и тому подобных сюрпризов содержимое мозга обычно стиралось напрочь или превращалось в кашу, реабилитация стала включать в себя и ускоренное обучение. Занимался этим низший персонал из некондиционных изделий, а не люди. После Хомокоста это обстоятельство оказалось решающим: в отличие от прочих служб, реабилитационный центр почти не пострадал. На его-то базе и возник колледж.

Центр гордился своей историей и свято блюл традиции, прежде всего учебно-дисциплинарные. С учениками обращались так же, как с реабилитируемыми солдатами, которых нужно или как можно быстрее поставить на ноги, или как можно скорее отправить в расход.

Основным инструментом обучения считалась боль — и как средство наказания, и как стимулятор внимания обучаемого. По словам цыпля, на уроках ученики сидели, опутанные проводами, подключёнными к разным чувствительным местам. Использовались и обычные пластиковые дубинки. Обучение шло в пакетном режиме — до полного истощения нервной системы ученика. Отдыхом считалась тяжёлая физическая работа на пользу Центра и короткий сон. Тирания старших учеников и издевательства над новичками поощрялись. Единственное, что можно было сказать о колледже хорошего, так это то, что кормёжка там была отменная. Это тоже было традицией, восходящих к реабилитационным повышенным пайкам. Впрочем, юного цыпля, не знавшего голода, это совершенно не вдохновляло.

— Жуть какая-то, — резюмировал он. — Я так и сказал маме Куре, что туда не пойду ни за что. Я перспективный, с высоким IIQ, со мной нельзя так обращаться. Меня ж там просто заклюют. Нет, нет, сказал я маме Куре. И мама Кура со мной согласилась! — победно закочил цыпль, растопырив жёлтые пёрышки.

— Йяйечки… А кто тебе рассказал про провода на уроках и всё такое прочее? — на всякий случай поинтересовался Буратина.

— Мама Кура, кто ж ещё? — удивился цыпль.

— Ага, понятненько, — сказал бамбук и задумался.

Как бы ни был бамбук глуп и неразвит, всякое житейское он знал получше желторотого цыпля, и о том, как делаются дела, имел представление. Так что, покумекав, он решил, что мама Кура, скорее всего, пыталась выбить из руководства деньги на обучение своего питомца в Аузбухенцентре, чтобы прикарманить часть суммы — а когда это не прокатило, сдала назад, для надёжности запугав цыпля, чтобы он и думать забыл про эту лавочку.

Из этого следовало довольно многое. В частности, то, что Аусбухен — не курорт, но и не филиал препараторской. Боли Буратина не особенно боялся. Не боялся он и перспективы разборок с шоблою: драться он умел и любил это дело. И уж, по крайней мере, в Аусубухенцентре он не будет голодать, а вот это очень важно.