Харий Галинь - Повести писателей Латвии

• Название: Повести писателей Латвии
• Автор: Харий Галинь
• Издательство: Известия
• Жанр: Советская классическая проза
• Год: 1987

Сборник повестей латышских прозаиков знакомит читателей с жизнью наших современников — молодежи, сельских тружеников рыбаков. В центре книги — проблемы морально-этического плана, взаимоотношений человека и природы, вопросы формирования личности молодого человека.

---

— Зачем играть, когда можно не играть, — вслух философствовал Увис Лусен.

Где-то поблизости его поджидал Нортопо, занесенный в книгу высших достижений футбола. «Книга» — это, конечно, условно, «книги» перестали печатать лет десять назад, когда перестали существовать железнодорожная станция Засулаукс, штабеля дров, дребезжащие трамваи, электрички, похожие на зеленых ящериц.

— Увис, не вешай носа, мы его хитрейшим образом накажем! Ты говоришь, он обозвал тебя кенгуру?

— Да, очкастым кенгуру…

— Он в жизни своей не увидит живого кенгуру! — бодро выкрикнул Нортопо.

— А я?

— Ты будешь много путешествовать, ты увидишь не только кенгуру… А насчет очков не беспокойся, ведь у твоего папы тоже…

— Ха, нашел чем утешить!

— Перестань хныкать, вернемся лучше на стадион.

— И не подумаю!

— Не ерепенься, не то ребята решат, что тебя задел за живое этот «кенгуру». К чему тебе такая кличка?

— Мне и здесь хорошо, Нортопо.

— Перестань дурачиться, это ты пропустил в ворота тридцать восемь мячей, а не я!

— Придет и твой черед, не беспокойся, кто-то должен проигрывать, Нортопо.

— Только не я!

— Ладно, пошли, Нортопо…

— Пока ты слезы лил, ребят с поля прогнал сторож, там уже нечего делать. Если хочешь, можешь побыть в моем обществе, — любезно предложил Нортопо.

Команда бросилась в атаку, последние пять минут они владели инициативой, как и на протяжении всей игры. Из-под бутсов летели комья грязи, футболки вымокли под дождем, пропитались потом. Лишь Нортопо поеживался от безделья, одним ухом прислушиваясь к реву на трибунах. Ветер доносил этот рев до центра города. Нортопо скользнул взглядом по вздыбленным людским валам по обе стороны поля и сероватому клочку неба поверх стадиона. На дне гигантского блюда он был один.

Один против всех, с запотевшими стеклами очков. Голова раскалывалась от тысячеголосого рева, немного терпения, сейчас все кончится. Спадут щупальца с выбритых макушек, игроки сорвут с ног и рук повязки фиксаторов, залезут под горячий душ и будут долго-долго мыться.

Стоять на месте истуканом и притом участвовать в игре.

Участвовать и не участвовать!

К тому же ты должен участвовать, помноженный стотысячекратно. Малейшее движение твоих мускулов отмечается в игре на телещитах, игре совершенно дикой.

Завтра же будет подсчитано, сколько радости в Риге прибавилось, сколько пота пролито, сколько голосов сорвано.

Где-то на северной трибуне сидели его мама с папой. Должно быть, оба задремали, у мамы из рук выпало вязанье… Она терпеть не может вязанья и все-таки изводит им себя. Они только тем и занимаются, что изводят себя. Будто самим себе назло, делают то, чего не желают делать, чего им не следовало делать.

Ужасно старомодные старички: принуждают себя заниматься малоприятными вещами! Папа через день вечером убегает топить котлы центрального отопления, специально для него оставленные, запыленные котлы, чем-то похожие на замшелые памятники. Папа проснется после матча, когда станут разыгрывать допотопный автомобиль! Этот момент он ни за что не пропустит… Разбуди его даже среди ночи, и он будет участвовать в такой лотерее. Он надеется, что придет когда-нибудь и его черед выбежать на беговую дорожку. Выбежать, размахивая счастливым билетом, чтобы из тысяч уст вырвался крик:

— Га-га-га! Счастливчик! Вытащил последний автомобиль!

Ужасно ему хочется выиграть этот уродливый железный ящик на колесах с вонючим мотором впереди. Автомобиль, который стоит не больше, чем хороший самовар! Так нет же, вынь да положь ему автомобиль! И еще котел центрального отопления.

После матча кто-то на потеху рижанам выиграл такой образчик доисторического средства передвижения — смердящую колымагу с двигателем внутреннего сгорания.

Говорит, сбылась его «давнишняя мечта»!

— Нортопо, Нортопо, очкастый кенгуру, проснись! — ревут сотни тысяч глоток.

Уязвленное самолюбие никак не успокоится. Они выстроились в очередь, и каждый забивает в сетку по мячу. Увис безуспешно пытается их отражать. Почему-то запотели стекла, ничего не видно.

За Увисом закрыли дверь почты. Ему не хотелось выходить под дождь. Мокрые волосы падали на лоб. Кепку он забыл надеть, обдумывая какое-то важное решение. Немного погодя выудил из кармана оставшиеся деньги. Не густо, конечно, но все же деньги.

Залитая дождем привокзальная площадь, словно многоцветная лужа, так и манила, засучив штаны, побродить по ней. Увис не спеша пересек ее. Успеет еще дома насидеться. Когда отца нет, скукотища ужасная. А с отцом они могли бы покопаться в каком-нибудь приемнике, разобрать пару схем. Болезнь деда представлялась Увису далекой и не слишком приятной канителью. В больницу мать не пускала: кто знает, может, болезнь заразна, а мальчик и так ко всему восприимчив…

Он по этому поводу собирался вставить свое слово: что за ерунда, Нортопо вам не какая-нибудь плаксивая девчонка! До чего же странные папа с мамой… Совсем недавно он прочитал на старинной отцовской фотографии: «Киске от котика». Снимочек, должно быть, предназначался маменьке, просто умора!

Вместе с папой они выдумали «Нортопо»… Отец к игре не очень-то приспособлен, такие, значит, дела… «Киске от котика»… Смешной народ, нужно ли быть взрослым, чтобы писать такие глупости?

Кошкам на смех!

Перейдя залитую светом площадь, Увис скрылся в распахнутых дверях вокзала. В этот предпраздничный вечер вокзал проглотил его, как и сотни других пассажиров. На какое-то мгновенье Увис заколебался, из толчеи присматриваясь к окошку кассы. Девушка в зеленой блузке, украсившая себя двумя деревянными вишенками, улыбнулась Увису. Владычицей тысяч километров она восседала на своем троне. Неведомая сила тянула его к окошку кассы. Увис уступал неохотно, как гвоздь, влекомый магнитной подковой.

— Добрый вечер, молодой человек! Итак, Земля кругла? Где-то на том полушарии, говорят, находятся Командорские острова! А наверху Шпицберген? Нечего прикидываться кроликом и длинные уши прятать под воротник, Увис Лусен! В твои ворота можно заколотить тридцать восемь мячей, тебя можно обозвать очкастым кенгуру, но ты в один прекрасный день совершишь такое, такое совершишь, что у всех рты раскроются от изумления! Бабах, и в дамках!

Увис резко повернулся. За его спиной стоял пожилой мужчина — на голове котелок, с полей стекала вода. Незнакомец посверкивал глазами.

— Добрый вечер, с тобой говорит Нортопо! Должно быть, ты надеялся, что я предстану перед тобой в куда более ярком обличье, не так ли, поверь мне, Земля кругла, но я советую проверить…

VII

Полдник прошел в молчании.

Отец просто так сидел за столом, оглядывая нас из своего далека. Я потихоньку ощупывал припухшие места, где пчелы оставили свои жала. Пока до Риги доеду, буду черт знает на кого похож. Старик доволен, что покопался в ульях.

— Сын, хорошо ль тебе в этой Риге? — спрашивает мать. Такой вопрос она всегда задает, когда я приезжаю без Арики и Увиса.

— Да как тебе сказать, мама…

— Давай, Арнольд, выкладывай начистоту! — подзадоривает отец. — Мать хочет послушать про вашу рижскую жизнь, потому как самой там жить придется.

— Не болтай ерунды, отец! — отмахивается мать. — Не болтай ерунды… Об этом не может быть и речи! — Крепко ее рассердили отцовские слова. Кто знает, какие они между собой ведут разговоры, когда вдвоем сумерничают.

Не сумею рассказать им про свою «рижскую» жизнь. Кручусь как белка в колесе, работаю, быть может, больше, чем следует, но выпадают свободные дни, и мы вместе с Увисом копаемся в принесенных для починки транзисторах, тогда мы с ним городим всякую чепуху и очень бываем довольны. Вернется с работы Арика, мы сразу примолкаем, становимся «послушными ребятами», жарим картошку с окороком. Вечером мне нужно на работу, времени мало. Этим летом придется пораскинуть мозгами относительно гаража, но у меня есть кое-какие знакомства в нескольких жилконторах, я не позволю машине ржаветь под открытым небом, на этот счет пусть они не беспокоятся. Мать по сей день не может понять, почему я ушел из школы. Столько лет учиться, чтобы потом на все махнуть рукой!

…Я учитель в старой нориешской школе — почти край света! А мне хоть бы что! Зато Арика места себе не находит: за что ей выпало такое несчастье — прозябать в поселке на самой границе республики!

Когда-то ей такое было непонятно, а ты б сейчас ее спросила!

Сейчас меня в школу на аркане не затащишь.

— Мама, зимой сама приедешь к нам, посмотришь…

— А корову я с собой в сумку положу, что ли! — смеется мать.

— Малость потерпи, Арнольд, этим летом ты с Увисом должен к нам приехать. — Отцовские слова прозвучали с укоризной.

Не могу ему пообещать, что привезу Увиса. Сын должен будет отправиться в Меллужи к матери Арики. Вечно мы спорим и никак не можем Увиса поделить, во всяком случае летом. Кто будет в Меллужах собирать клубнику? Клубника у матери Арики высокосортная, да и весь ее сад весьма доходная плантация. Летом Арика с матерью выступят единым фронтом. И я не смогу отстоять перед ними Увиса.