Мария Боброва - Марк Твен

• Название: Марк Твен
• Автор: Мария Боброва
• Издательство: Гослитиздат
• Жанр: Филология
• Год: 1962

Литературное наследие Марка Твена вошло в сокровищницу мировой культуры, став достоянием трудового человечества.

Великие демократические традиции в каждой национальной литературе живой нитью связывают прошлое с настоящим, освящают давностью благородную борьбу передовой литературы за мир, свободу и счастье человечества.

За пятидесятилетний период своей литературной деятельности Марк Твен — сатирик и юморист — создал изумительную по глубине, широте и динамичности картину жизни народа.

Несмотря на препоны, которые чинил ему правящий класс США, борясь и страдая, преодолевая собственные заблуждения, Марк Твен при жизни мужественно выполнял долг писателя-гражданина и защищал правду в произведениях, опубликованных после его смерти. Все лучшее, что создано Марком Твеном, отражает надежды, страдания и протест широких народных масс его родины. Эта связь Твена-художника с борющимся народом определила сильные стороны творчества писателя, сделала его одним из виднейших представителей критического реализма.

Источник: http://s-clemens.ru/ — «Марк Твен».

---

Хартфорд того времени, по словам Бичер-Стоу, был «сытым, богатым и уютным»[142]. Война сделала город одним из промышленных и торговых центров страны. Здесь было до пятисот больших и малых фабрик, вырабатывающих шелковый текстиль, инструменты, изделия из кожи; большое количество страховых компаний, действовавших во всей стране, входивших в финансовую систему банкирского дома Морганов; свыше двадцати издательских фирм, обслуживавших все штаты, среди них крупнейшее издательство — Американская издательская компания, печатавшая десятки лет книги Марка Твена, Брет Гарта, Бичер-Стоу, Олдрича, Гарриса и других писателей. Президент этой компании Элиша Блисс беззастенчиво грабил писателей. В бумагах Марка Твена сохранилось негодующее письмо Брет Гарта, из которого видно, что, выпустив в свет роман Брет Гарта «Габриэль Конрой», Американская издательская компания присвоила себе всю прибыль от продажи книги. Грабительские тенденции Элиша Блисса были столь циничными, что в 1876 году между ним и Марком Твеном возникла судебная тяжба.

Марк Твен принимал деятельное участие в жизни города. Его интересовал и рост населения города (в 60-х годах в Хартфорде было тридцать тысяч человек), и условия труда на фабриках, и открытие новых школ, библиотек.

Дом Твена превратился в литературный клуб, куда охотно съезжались писатели Бостона, Нью-Йорка, Канады, Запада США, Европы (Гоуэлс, Гаррис, Олдрич, Осгуд, Кейбл, Келлер, Брет Гарт, Киплинг, Фрэтчет), постоянно бывали соседи — Бичер-Стоу, Уорнер, Твичел. Марк Твен привлекал друзей юмором, умом, актерским мастерством. Писатели, побывавшие в Хартфорде, находили литературные круги Бостона, Конкорда, Кембриджа «бледными и бесцветными». В кругу молодых литераторов шли жаркие споры о задачах литературы, о литературной теории, о переводах, о том, как передавать народные юмористические рассказы, о «будущем романе», о «великом американском романе». Горячо толковали о принципах построения романа. За образец брались романы Тургенева, обсуждались романы Джордж Эллиот, подвергались критике романы Генри Джеймса. Иногда эти споры получали отражение на страницах хартфордских газет, бостонских журналов.

Твен много читал. Свое знакомство с классиками европейской литературы Твен начал еще в школе. В эти годы, по словам своей матери Джейн Клеменс, он читал много исторических книг. В бытность свою наборщиком семнадцатилетний Сэм Клеменс писал своей сестре Памеле из Сент-Луиса, что он проводит вечера в библиотеке печатников, насчитывающей четыре тысячи томов, усиленно занимается французским языком и старательно списывает диалоги Вольтера. В восемнадцать лет он читает Диккенса, Теккерея, В. Скотта, Дизраэли, Эдгара По. С книгой Твен-лоцман, Твен-горняк не расставался. С лоцманом Илером он вел бесконечные споры о Шекспире, а когда, охотясь за миллионами, он отправился с братом Орионом и двумя приятелями в новый горняцкий лагерь Гумбольдт на разведку, то среди провизии и горняцких инструментов были: книжка гимнов, четырнадцать колод карт и томик романа Диккенса «Домби и сын».

Тем не менее в двадцать восемь лет, будучи уже журналистом с именем, Марк Твен считал, что у него больше тщеславия («самый тщеславный осел во всей территории штата», — писал он о себе матери), чем культуры. Однако его юмореска 1865 года «Знаток литературы» свидетельствует о метких и остроумных наблюдениях в области мировой поэзии. Твен знает Гомера, Данте, Шекспира, Мильтона, Байрона, Шелли, Бернса, Мура, Томсона, Чосера, Спенсера, Драйдена, Юнга, современных американских и английских поэтов.

Поэзия шекспировских трагедий была знакома Твену с детства, когда он видел знаменитые трагедии со сцены, вслед за актерами заучивал прославленные монологи, привыкал вводить в свою речь шекспировские фразы, восклицания, которыми позже уснащал речь своих литературных персонажей. Ставши писателем, он называл Шекспира «учителем несравненным», восхищался мудростью Шекспира в «Короле Лире», «Отелло», «Ромео и Джульетте».

Когда Марк Твен впервые в 1889 году увидел линию движущегося шрифта наборной машины, он — наборщик в прошлом — был в восторге. «Первое имя, которое я набрал на этой клавиатуре, было Вильям Шекспир», — пометил он в «Записной книжке»[143].

Упорная работа над собой, чтения, общение со сведущими людьми обогащали Марка Твена. Образ мышления был у него рационалистический, и это сказывалось на его вкусах. Он любил повторять, что тяготеет к фактам. Как-то он записал: «Я люблю историю, биографии, путешествия, курьезные факты, необычайные события и науку». Твен знал греко-римскую мифологию, увлекался Плутархом и Светонием (уже в глубокой старости он не расставался с «Жизнью двенадцати цезарей»), любил заниматься всякими астрономическими подсчетами; очень гордился тем, что сам высчитал расстояние от Земли до Солнца (следы этого увлечения видны в «Визите капитана Стормфилда»); читал «Воспоминания» Сен-Симона; наслаждался великолепным «Дневником» Пипса. В Пипсе он нашел любителя книг, музыки и острого слова, в дневнике этого юмориста-циника- откровенную до крайности картину политической коррупции и аморализма высших классов Англии времен Карла II. Его привлекали письма Томаса Гуда, теория Дарвина, встречей с которым он гордился, книги Маколея, геология и трансатлантические перелеты. Это разнообразное чтение и разнообразные интересы всегда находили отражение в тематике его рассказов, романов, книг путешествий.

«Трудиться — единственное человеческое счастье», — утверждал Марк Твен[144]. Он всегда был целиком поглощен замыслом очередного произведения. В 1871 году Американская издательская компания предложила Твену контракт на книгу путешествий по Дальнему Западу — для Элиша Блисса это был ходкий «товар». Твен с жаром принялся за работу. «Ни о чем другом и думать не могу, только о книге», — признавался он своему редактору. Писатель начал воскрешать былые приключения, пейзажи Калифорнии и Невады, просил брата Ориона, Джо Гудмена, чтобы они «порылись в своей памяти», дали бы ему названия станций, имена, припомнили лица и события.

Домашняя обстановка не располагала к работе. Родился и вскоре умер сын Твена, заболела жена, за которой нужно было ухаживать день и ночь, умер ее отец. Твена одолевали различные заботы. И тем не менее он написал книгу менее чем за год.

Она появилась в 1872 году под заголовком: «Roughing it»[145]. Книга была принята хорошо, и ее успех достиг успеха «Простаков». По словам Гоуэлса, «Закаленные» «продавались наравне с библией».

Материалом для книги были впечатления от путешествий по Калифорнии, Неваде и Сандвичевым островам. В биографии писателя это было время гораздо более раннее, нежели путешествие в Европу.

Описания Сандвичевых островов и быта Калифорнии и Невады были присоединены к «Закаленным» под названием «Простаки дома». Если воспоминания о Дальнем Западе впервые оформлялись как литературный материал для «Закаленных», то впечатления от путешествия на Сандвичевы острова уже фигурировали в печати раньше. В 1866 году Марк Твен-репортер отправился на Гавайские (Сандвичевы) острова по поручению газеты «Юнион», издававшейся в Сакраменто. Для молодого журналиста эта поездка была первым путешествием по морю, и все вокруг живо интересовало его, начиная с корабля «Аякс», который вез его, и кончая историей королевской династии островов. В его задачу входило описание сахарных плантаций островов (развитие сахарной промышленности очень интересовало дельцов континента), описание природы, вулканов, нравов и обычаев населения. Двадцать пять «писем», посланных Твеном с Сандвичевых островов, составили через шесть лет материал пятнадцати глав «Простаков дома». Включены также были юморески, очерки, которые Твен писал в Неваде (в Карсон-Сити) для «Энтерпрайз» — еще в 1863 году[146].

Все это сделало книгу пестрой, неоднородной. Ранний материал дисгармонировал с более поздними суждениями и мнениями Марка Твена, — за восемь-девять лет многое изменилось в его мироощущении и взглядах.

Книга представляет собою очерки жизни США и островов Тихого океана. Твен описывает специфические нравы Запада, серебряную горячку, общественную жизнь Сан-Франциско, газетные нравы, типы старых моряков, лоцманов, дает портреты рудокопов, историю Сандвичевых островов, портреты туземцев, изображает туземный королевский двор, оценивает цивилизацию туземной знати, деятельность миссионеров и т. д. Все это подается живо, остроумно, с оптимизмом и задором, с обилием анекдотов и целым каскадом шуток.

Живость, непосредственность, эмоциональность характеризует очерки Твена о Сандвичевых островах.

Дома из кораллов и раковин, женщины в шляпах, обвитых гирляндами ярко-красных живых цветов, дети, «одетые только солнечным светом», крутые зеленые горы, глубокие холодные долины, гладь океана, изумрудная у берегов, окаймленных белой пеной, солнце, благоухание, безмятежность, ленивое блаженство, обилие фруктов, гавайские девушки-наездницы и их ярко-красные одежды, сладострастные танцы «гула-гула», гирлянды душистых цветов, обвивающие темные прекрасные тела, — все это глубоко поразило Твена, и он сумел воспроизвести эту экзотику перед взором читателя.