Мария Боброва - Марк Твен

• Название: Марк Твен
• Автор: Мария Боброва
• Издательство: Гослитиздат
• Жанр: Филология
• Год: 1962

Литературное наследие Марка Твена вошло в сокровищницу мировой культуры, став достоянием трудового человечества.

Великие демократические традиции в каждой национальной литературе живой нитью связывают прошлое с настоящим, освящают давностью благородную борьбу передовой литературы за мир, свободу и счастье человечества.

За пятидесятилетний период своей литературной деятельности Марк Твен — сатирик и юморист — создал изумительную по глубине, широте и динамичности картину жизни народа.

Несмотря на препоны, которые чинил ему правящий класс США, борясь и страдая, преодолевая собственные заблуждения, Марк Твен при жизни мужественно выполнял долг писателя-гражданина и защищал правду в произведениях, опубликованных после его смерти. Все лучшее, что создано Марком Твеном, отражает надежды, страдания и протест широких народных масс его родины. Эта связь Твена-художника с борющимся народом определила сильные стороны творчества писателя, сделала его одним из виднейших представителей критического реализма.

Источник: http://s-clemens.ru/ — «Марк Твен».

---

Прошло много лет. Марк Твен снова отыскал копию своей задорной пародии. В статье «История речи» (1906) он писал:

«Я прочел ее дважды, и если я не идиот, то она не имеет никакого дефекта от первого до последнего слова. Она так хороша, как только возможно. Острая, насыщена юмором. Нет ни грубости, ни вульгарности ни в чем»[138].

Ошибкой была не его речь, а его поведение, продолжал Твен. Произнес речь, а потом струсил и извинился. Доведись теперь встретиться с «бессмертными стариками», так он слово в слово повторил бы свою речь и заставил бы их сбежать с обеда.

Своей пародией Марк Твен отлично показал, что его языку совершенно чужда «изысканность» приглаженной, манерной речи «бостонцев». Если их рафинированный язык был речью верхушек буржуазного общества, то язык Марка Твена был языком народных низов в литературе, со всеми особенностями просторечья, местных диалектов, с присущей этому языку грубоватостью и красочной выразительностью[139].

Это не означало, что Марк Твен не ценил творчества «бессмертных стариков» или не учился у них. Он знал наизусть многие стихи Лонгфелло; будучи на Сандвичевых островах, носил с собой томики с произведениями Холмса, в беседах цитировал строфы «Бостонского гимна» Эмерсона. Но его почтение скорее относилось к деятельности «величавых» (его выражение) в прошлом, нежели к их творчеству в настоящем.

Идейное же содержание творчества молодого Марка Твена, полное пафоса движения вперед, утверждения независимости мысли и действия, было противоположностью косной и «благопристойной» инертности «бостонцев». Твен боролся за создание независимой национальной литературы США, «бостонцы» же сковывали развитие национальной литературы.

«Американизм» Марка Твена, выраженный в «Простаках за границей», фактически был направлен против литературных традиций бостонской школы, был выражением той борьбы, которую вел Марк Твен уже в 60-х годах.

Борьбу с канонизированными литературными штампами Марк Твен начал с самых первых своих шагов журналиста и продолжал ее всю жизнь. Каждый его рассказ, роман, книга путешествий содержали в себе элементы литературной критики.

Твен отстаивал право на простоту, точность, определенность собственного литературного языка и в то же время выступал против рафинированного языка «корифеев» буржуазной литературы, против дурной и плоской «романтизации», против «беллетристов», создающих низкопробное чтиво.

Ранняя юность Марка Твена была периодом господства романтических «готических» рассказов и романов, псевдонаучной фантастики, детективной романтики и т. д. В мелких провинциальных газетах все эти «романтические» штампы приобретали особенно утрированный вид и напрашивались на пародию. Особенно надоедливой была так называемая «дамская поэзия» с сентиментально-велеречивыми описаниями неразделенной любви, одинокой могилы, страданий «разбитого сердца», пересыпанными советами о домоводстве и манерах.

Позже, в «Приключениях Тома Сойера», Твен создает пародию на упражнения ганнибальских «поэтесс».

Даже самые ранние юморески Сэма Клеменса уже носят следы пародии на «кладбищенскую» поэзию, на любовно-сентиментальные баллады.

Начало 60-х годов в США — время бурного распространения всякого рода литературных пародий. Это явление само по себе — свидетельство изменяющихся вкусов. Марк Твен этого периода — автор бесчисленного количества пародийных юморесок[140].

Твен прекрасно пародирует стиль газетных сообщений о сенсационных событиях, высмеивая пустую цветистость, бессодержательность, красивость «со слезой» и расчетом на сенсационный бум; пародирует «Евангелину» Лонгфелло и многочисленные архисентиментальные подражания этой поэме, риторически выспреннюю нравоучительную манеру эпигонов Лонгфелло, «готический» роман, занесенный в Америку из Англии и Франции, издевается над тяготением американского буржуазного «света» к романтическому средневековью, подвергает беспощадной насмешке лжепатетику, наигранную умиленность, сюсюкающую сентиментальность, запутанность сюжетов, разорванность фабулы, потерю писателем чувства поэтической меры, хитроумную «сверхъестественность», тяготение к таинственности, отсутствие естественных психологических мотивировок, дурную изукрашенность языка.

В ряде заметок 1865 года, помещенных в газете Сан-Франциско («Факты» и др.), Твен ратует за ясность, точность, простоту стиля газетных статей и рассказов, высмеивает заумную поэзию, нападает на «таинственные и неясные намеки», затемняющие смысл.

В «Простаках за границей» Твен восхищается благородной простотой языка писателей, создавших древнееврейские книги. «Кто учил их простоте языка, крылатым выражениям, их пафосу, а главное — уменью целиком отделить себя от присутствия читателя и вести повествование так, как будто оно льется само собой?!» — восклицает Твен.

Борьба за реалистический стиль — напряженная и непрестанная — требовала соратников и друзей. Марк Твен искал их. Притягательным центром для него оказался не Бостон и не Конкорд («столица Эмерсона»), а Хартфорд, где жила Бичер-Стоу.

Глава IV. Литературное содружество Хартфорда. «Закаленные». «Позолоченный век»

Марк Твен поселился в Хартфорде в 1871 году. Здесь вскоре были написаны книга путешествий «Закаленные» и роман «Позолоченный век».

Прожив в этом городе семнадцать лет, Твен превратил его в новый литературный центр. Вместе с тем литературное окружение, которое нашел он здесь, оказало заметное воздействие на формирование его собственного таланта.

Основательницей хартфордской литературной колонии «Укромный уголок», где поселился Марк Твен, была Гарриет Бичер-Стоу, приехавшая сюда из Цинцинати в начале 60-х годов. Соседями Марка Твена были: Чарльз Дадли Уорнер — литератор, юрист, служивший на железных дорогах Запада; Изабелла Гукер — известная поборница женского равноправия; Джозеф Гопкинс Твичел — образованный пастор, историк, литератор.

Бичер-Стоу, прославленная «маленькая женщина большой войны» (так якобы Линкольн назвал писательницу, знакомясь с ней), старший литератор в хартфордском содружестве, пользовалась у окружающих любовью и уважением. Жива была ее довоенная литературная слава. Для Марка Твена наследие прошлого никогда не было музейной реликвией, а всегда живым звеном между исторической традицией и борьбой в настоящем. Бичер-Стоу середины века была для него выразительницей национальной общественной активности, литературным деятелем, способствовавшим росту передовых идей своего времени. Именно в ее лице Марк Твен видел тот тип писателя, который был его идеалом: непосредственный и активный участник общественно-политической жизни, чутко реагирующий на явления окружающего.

Бичер-Стоу стояла у истоков реалистической американской литературы. Ее романы «Хижина дяди Тома» и «Дред» дали социальное направление последующей демократической американской литературе. Полемика, разгоревшаяся между Бичер-Стоу и ее политическими врагами, способствовала резкому обозначению лагерей прогрессивной и реакционной литературы; зарождению политической публицистики, развитию литературной критики, перерастающей в политический спор.

Все это определяло отношение Марка Твена к Биер-Стоу. Он был горд дружбой со «знаменитой женщиной», как он называл свою соседку, и рад каждому ее приходу в «дом Клеменсов», который охотно посещали все обитатели литературной колонии в Хартфорде.

Бичер-Стоу принадлежало первенство в создании такого жанра книг, как повести о стране («Люди Олдтауна», «Олдтаунские рассказы у домашнего очага»), в которых она, по ее словам, обрисовала «дух и тело Новой Англии» начала XIX века. Серия книг Марка Твена («Приключения Тома Сойера», «Приключения Гекльберри Финна», «Жизнь на Миссисипи») ведет свое происхождение от этой литературной традиции, расширяя и углубляя ее русло. Рассказывая «старые истории», Бичер-Стоу сохраняла манеру устной их передачи, что также весьма импонировало Марку Твену.

Самым близким другом Марка Твена был Твичел — оратор, спортсмен, весельчак, неутомимый путешественник, умный собеседник, литератор, партнер во время бесчисленных турне Твена по Америке и Европе. Твичелу первому Твен прочел свой раблезианский рассказ «1601», от которого родственники Твена открещивались Даже после смерти писателя, утверждая, что этот эротический рассказ «не может принадлежать деликатному Твену».

Твичел был своеобразным историком нравов Новой Англии; написал несколько книг об эпохе английской колонизации и о периоде создания Соединенных Штатов («Джон Уинтроп», «Любовные письма пуритан»).

В «Джоне Уинтропе» Твичел воспел «дух свободы» прошлого века, периода создания Декларации независимости, утверждая, что дух этот «бессмертен в народе»; выдвинул теорию преемственности политики Линкольна с революционными традициями XVIII века (Джон Уинтроп — предшественник Линкольна). Вот это-то свободолюбие Твичела, который свои идеи защищал с оружием в руках, добровольно уйдя в армию северян во время Гражданской войны, всю жизнь связывало его и Марка Твена трогательной и прочной дружбой.[141]