Наталия Нарочницкая - Россия и русские в мировой истории

• Название: Россия и русские в мировой истории
• Автор: Наталия Нарочницкая
• Издательство: Международные отношения
• Жанр: Публицистика
• Год: 2003
• ISBN: 5-7133-1132-5

Серьезный научный острополемический труд, посвященный судьбе России и Российского государства в потоке мировой и европейской истории. С религиозно-философских позиций автор предлагает свое видение проблемы как перманентный конфликт православной России с Западом. Взяв за отправной пункт анализа старый спор западников и славянофилов, автор вносит в этот спор новый плодотворный «горючий» материал. Книга дает обильную пищу для размышлений над такими актуальными сегодня вопросами, как основы самосознания русской нации, российского многонационального народа, место Российского государства в современном мировом сообществе и европейском геополитическом пространстве.

---

Им был бы непонятен тезис о жизни как высшей ценности по сравнению со свободой, верой, отечеством, честью, долгом, любовью. А. С. Панарин, не утративший веры в «грандиозный социокультурный проект Просвещения», показал его полное разрушение современным неолибертарианством.

Только внешняя сторона глобальной либеральной революции выражает прежные штампы эпохи модерна — прогресс, всеобщее благоденствие, демократия, равенство, пафос защиты слабых и обездоленных. На деле же перед нами «эзотерический глобализм правящих элит, образующих консорциум правящего меньшинства, последовательно отстраняющегося от всех местных интересов, норм и традиций. А большинство из массовых завоеваний великой эпохи модерна оказываются вообще не совместимы с логикой глобализации»[627], что в первую очередь касается священного понятия демократии и суверенитета государства-нации. Такова судьба «демоса» и его мнимой «кратки». Современный гпобализм совершенно очевидно демонстрирует, что демократия и либерализм не тождественные понятия.

Западническая интеллигенция, похоже, и далее с пиететом принимает менторские назидания США в области демократии, прав и свобод, препятствуя державному пробуждению России и ее самостоянию в истории. Россия должна научиться играть по придуманным другими правилам и «как можно дружественнее оппонировать Вашингтону», что будет «конструктивной асимметрией»[628].

Никогда еще столь трагически не расходились интересы западничества с интересами страны — и ее долготерпеливого народа, и ее национального капитала, нуждающегося в протекционизме. Любого, кто отстаивает интересы России, не совпадающие с интересами Запада, обвиняют в изоляционизме. Но нынешнее унижение России — следствие утраты ею роли самостоятельного исторического явления. С ней вообще перестанут считаться, продолжая опекать идеологических клевретов из разных фондов и советов. Если же Россия возродится. Запад не сможет и не захочет изолировать такую системообразующую величину. Но прежняя идеологическая элита станет ненужной, ей будет отказано в членстве в мировой олигархии. Она же этого не желает. Вопрос, почему невиданное по самоотрицанию западничество все еще находит опору среди интеллигенции, не объект публицистических эмоций. Этот определивший катастрофу России кризис сознания должен быть предметом изучения и излечения. Нынешний профессор — либо либерал-западник, либо марксист-ленинец. Но двукратное в последнем веке II тысячелетия Христа русское самопредательство в пользу западных идей обошлось дорого. Pax Americana как воплощение novus ordo saeculorum — вот итог всех универсалистских химер XX века, как марксистских, так и либеральных, «всемирного братства труда», общеевропейского дома, «единого мира». Однако в этом Pax Americana сознание и души самих американцев — веселых, красивых, добродушных и доброжелательных — такая же арена вселенской борьбы добра и зла.

Америке, охваченной сентябрьским ужасом, пропагандистская машина в основном тиражировала дух самонадеянности силы «нации-искупительницы», веру в свою роль «орудия Бога» (что парадоксально совпадает с ваххабизмом). И некоторые голоса в дни траура по погибшим, заплатившим своими жизнями за безудержные мировые амбиции своего государства, впечатляли нехристианской глорификацией материального «царства человеческого»: «Соединенные Штаты стали мишенью, потому что мы есть могущество, богатство и добро… наши центры и тотемы возбуждают страх и гнев у тех в мире, что ощущают себя ничтожествами… Соединенные Штаты… есть то лучшее, что этот мир способен представить… Отстроим наши поверженные иконы! Наши граждане погибли, но стекло и металл будут восстановлены, и мы тогда вывесим миллионы флагов…»[629]. Однако, к счастью, в Америке есть и другие голоса. Они не называют «дом торговли» иконой и скорбят не о стекле и металле, а о душах. Священник Дж. Фолуэлл и комментатор П. Робертсон обратились по радио к соотечественникам и призвали их осознать, что Америка разгневала Бога: «Мы возомнили себя неуязвимыми и погрязли в погоне за благополучием, богатством, материальными и физическими наслаждениями»[630].

Навязанный всему миру почти на век спор между коммунистическим и либеральным универсализмом был исключительно спором о форме владычества над этим миром — «царством человеческим», о другом этим Левиафанам, боровшимся против идеи «Царства Божия», было спорить нечего. Ставка на европейского «прометеевского» индивида оказалась удачливее, чем на русского «иоанновского» человека: Запад построил свой рай на земле, действительно поражающий благосостоянием, но более ничем другим. Глобальное сверхобщество, проповедуемое сначала марксизмом, затем либерализмом, становится подобно идее «Рима» — translatio imperil, переходящей то с Запада на Восток, то обратно с Востока на Запад, но все так же продолжая «дело Революции с большой буквы» и возвещая конец 2000-летнего христианства.

Ростовщик под прикрытием идеалов, неосуществимых вне Бога, проносит в который раз незамеченное главное: «Пропустите, не мешайте действовать», «что не запрещено — дозволено». С этим ключом «свобода» — в том числе совести — это не бесспорное право на творчество и сомнение, это признание порока и добродетели, истины и лжи, добра и зла равночестными. Провозглашая устами атлантического пресвитера единое «постхристианское» общество, «Европа Петра» отрекается уже от себя самой, от собственного великого прошлого и исполинской культуры. Ее героика и идеал, романтизм и подвиг, даже Декартово сомнение и «безумство гибельной свободы» — все это изначально задано христианским духом. Ныне «суверенным» в плену плоти и гордыни индивидам чужды «страсти души», их удел — «эгоизм и нарциссизм», как предвещал блестящий философ и теоретик будущего «царства Банка», банкир-ростовщик Ж. Аттали[631]. Что еще могут дать «универсальные права человека», главное из которых — право на незнание истины и на благоустроенную несопричастность борьбе добра и зла…

Наконец, самый главный аспект — смысл человеческой истории в современном неолиберализме и его универсалистском проекте сознательно уничтожается. Изначальный либерализм вырос из ощущения универсальности человеческого бытия и единства истории в человеческом сознании, рожденном нравственным напряжением христианства в противовес языческим и пантеистическим представлениями о круговороте иллюзорных вещей, о бесконечных эманациях, фазах, зонах, в которых не имеет ценности единственность и неповторимость человеческого бытия, а значит, историческая летопись и предание. Новый этический и исторический нигилизм — это философия конца истории. Она парадоксально соединена с традиционными задачами Realpolitik стран, ранее принадлежавших к великой европейской культуре. Это обращает результаты их побед — овладение новыми геополитическими пространствами, приток финансов и неосязаемых активов — результаты, ранее служившие, среди прочего, мощному католическому культуртрегерству «Европы Петра», — в средство уничтожения самой европейской цивилизации и смысла человеческой истории.

Она же, по О. Шпенглеру, есть история расы, войн, дипломатии, судьбы потоков существования в многообразии его образов — мужчины и женщины, рода, народа, сословия, государства, «которые, то защищаясь, то нападая, борются друг с другом в кипении прибоя великих фактов»[632]. Эпохе рационалистического «заката» только мешают неповторимые сословия, семья, нации со своим укладом. Ей нужны «граждане мира» и организации «вечного мира». «Цивилизация Ф. Хайека, «открытое общество» К. Поппера в своей всепоглощающей страсти к эгалитаризму уничтожают все культурные потоки и бросают вызов всем великим духовным и национальным традициям человечества, чтобы обеспечить свое псевдобытие — историю без нравственного целеполагания. Это конец не только либеральной истории, о чем возвещал Ф. Фукуяма, это окончательный Untergang des Abendlandes — закат Европы.

Позитивист, наверное, скептически отнесется к тому, что в христианской эсхатологии и историософии это общество предсказано. Идея «единого мира» посягает на Божественный замысел о многообразном мире, где путь к Христовой Истине прокладывает собственный, а не чужой духовный опыт. Этот разрушительный проект крушит все опыты — цивилизации в гибельном всесмешении на безрелигиозной основе культур, народов и государств, из хаоса которого по Откровению и явится в мир Князь тьмы. Кредо современного либерализма — подняться над «относительными» истинами — духовная средина, теплохладность — определена в Апокалипсисе как симптом царства зверя, проявление сущности Сатаны: «Знаю твои дела; ты ни холоден, ни горяч; о, если бы ты был холоден или горяч! Но как ты тепл, а не горяч и не холоден, то извергну тебя из уст Моих» (Откр. 3, 15–16).

Настало время в полной мере осознать значимость восстановления русского православного форпоста для всего христианского мира в целом перед лицом не только геополитических и демографических, но и духовных вызовов грядущего столетия. Восстановить равновесие и обрести роль державы можно, лишь когда Россия смело и открыто примет навязанный ей вызов, однако для этого нужна мощь не столько материальная, сколько духовная.