Виктор Бакин - Владимир Высоцкий. Жизнь после смерти

• Название: Владимир Высоцкий. Жизнь после смерти
• Автор: Виктор Бакин
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2011
• ISBN: 978-5-6994-9879-6

Эта книга о том, как проходила оценка «явления Высоцкого» после его смерти. Что было сделано в стране и за рубежом, чтобы донести до людей огромное наследие, оставленное им, несмотря на короткую жизнь, как правда о поэте разрушала легенды о нем, как страна жила уже без него, но в то же время с ним, читайте в исследовании Владимира Бакина.

---

Как ни велико искусство, все-таки и оно – часть жизни. И уйти от нее нельзя. Выдержала воля, не выдержало сердце… В Старый Новый год, 13 января 1987 года, от сердечного приступа скончался выдающийся советский режиссер Натан Исаевич Эфрос. Ушел гений театра, живший в пространстве театра, в его времени, отдавший всего себя, без оглядки, сцене, репетиции, испытавший в театре горе и счастье и смерть принявший от театра. Первое время по Москве ходила легенда о том, что Эфроса вызвал на проработку министр культуры и он там прямо на его письменном столе свалился от сердечного удара. Легенда отражала взаимоотношения прогрессивного художника и чиновников. «Мне кажется, что я разлюбил театр», – это была самая драматическая фраза, вырвавшаяся у Эфроса под гнетом сложившихся жизненных обстоятельств…

На похоронах с прощальным покаянием выступил В. Золотухин:

«Дорогой Анатолий Васильевич! Простите нас! Чувство чудовищной несправедливости, личной виновности и виновности коллективной не покидает меня, и, кроме слов покаяния, мне трудно найти сейчас другие слова. Думаю, подобные чувства испытывают и мои коллеги, все работники театра, в том числе и те, кто вольно или невольно, словом или поступком небрежно коснулся Вашего больного сердца и профессиональной чести…

Мы, которые успели с ним поработать, за эти трудные годы узнали его как выдающегося режиссера, но, кроме того, мы поняли и оценили его благородство человеческое, с каким он относился к тому, что было сделано театром до него: к старому репертуару, с какой деликатностью удивительной относился он к нам, старым кадрам театра…»

И, действительно, было в чем каяться Золотухину (другие для покаяния созреют несколько позже), который меньше года назад записал в своем дневнике: «29 марта 1986. Вчера предложил Дупаку сменить гл. режиссера, как не оправдавшего наши надежды, как человека глубоко чуждого нашим устремлениям в искусстве театра… Никого не слушает, ни с кем не советуется… Ни одного собрания коллектива, ни одного серьезного разговора… спектакли выходят один хуже другого… накапливается атмосфера неоткровения, лжи, интриг, двуличия…»

Пройдет еще 15 лет, и Золотухин уже обдуманно оценит роль Любимова и Эфроса в истории «Таганки»: «Мне кажется, что Эфрос спас театр. Какую роль в его судьбе сыграло такое назначение – это вопрос другой. Что сопутствовало принятию решения самим Анатолием Васильевичем, нас не касается. Но то, что такой выдающийся режиссер начал мощную работу в театре, оставленном другим выдающимся режиссером, спасло театр. Мы же были оставлены. Это мы сейчас выдумываем красивые слова… Но мы были покинуты».

По мере отдаления трагического события «границы нежности» Золотухина к Эфросу будут расширяться – в 2005 году в очередном издании дневников под заглавием «Таганский тупик» «не оправдавшему надежды» режиссеру автор посвятит объемную главу «Мой Эфрос».

На панихиде всем запомнилось эмоциональное, до спазма в горле, выступление Олега Ефремова. Вот в это можно поверить!

Ю. Любимов никак не прокомментировал смерть своего преемника…

Грубоватую, но справедливую оценку сложившейся ситуации в театре высказал С. Параджанов посетившему его в Тбилиси В. Смехову: «Где твой любимый Любимов, Смехов? Он на хорошем пайке в солнечной Италии? Он опять играет в диссидента? А бедные актеры опять кушают дерьмо?»

Николай Губенко

Губенко – замечательный товарищ, верный, прочный, на которого всегда можно положиться. И абсолютно точный человек. И неслучайно коллектив с таким упорством добивался, чтобы именно он стал руководителем театра.

Леонид Филатов

Бесконечно уважаю людей, которые умеют работать так честно, так до конца, как работал Высоцкий. На них что-то главное держится в этом мире и продолжается, несмотря ни на что.

Наталья Крымова

8 января 1987 года несколько актеров «Таганки» пытаются в очередной раз связаться по телефону с Ю. Любимовым, чтобы уговорить его вернуться на родину и в театр.

А. Демидова: «Мы по очереди говорили с Любимовым. Он возмущался, разговаривал с нами жестко и нехорошо: “Вот вам же разрешили почему-то сейчас говорить со мной”. Нам никто не разрешал – на свой страх и риск. У Давида тряслись руки, но он говорил очень спокойно: “Да, да, вы правы, Ю. П.”, “это верно, Ю. П.”.

Мы просили Ю. П. написать письмо в Президиум Верховного Совета о гражданстве. Он не согласился, говорил, что все предатели. Я ему пробовала что-то объяснить, он завелся, высказывал все накопившиеся обиды…»

Увидев, что Любимов не помышляет о возврате, театр во второй раз обращается к Н. Губенко с просьбой возглавить труппу. На этот раз Губенко соглашается. 9 марта 1987 года состоялось представление нового главного режиссера труппе.

Свою главную задачу на посту худрука Губенко видел в способствовании возвращению Любимова в театр: «Моим первым и непременным условием по приходе в театр было восстановление запрещенного репертуара и восстановление имени Мастера, который делал этот репертуар, имени, которое на четыре года было изъято из всех программок, из всех афиш, не должно было упоминаться в прессе». Губенко даже свой стол в кабинете демонстративно поставил наискосок от пустующего любимовского стола. Кроме того, ни один спектакль, поставленный А. Эфросом, не был снят с репертуара, ни один актер, приглашенный им в труппу, из театра не был уволен.

Однако… Страстное желание актеров и нового художественного руководителя вернуть в театр своего Учителя не поддерживалось какими-либо действиями самого Любимова. И даже наоборот…

А. Демидова: «Труппа, конечно, хочет, чтобы он вернулся, дело возвращения в его собственных руках… должен решить он сам».

В. Золотухин: «Хочу добавить к словам Аллы… Хочет или не хочет труппа возвращения Любимова – вопрос неоднозначный, потому что по отношению к труппе Любимов ведет себя нечестно и непорядочно».

18 марта 1987 года в парижской газете «Le Monde» появляется «Заявление для прессы» десяти бывших граждан СССР (В. Аксенов, В. Буковский, А. Зиновьев, О. Зиновьев, Ю. Любимов, В. Максимов, Э. Неизвестный, Ю. Орлов, Л. Плющ, Э. Кузнецов), объединенных в так называемый «Интернационал сопротивления». «Заявление» было совсем не безобидным для советской власти, от которой требовали признания своей несостоятельности и ошибочности теории социализма и коммунизма… В заголовке публикации было требование: «Пусть Горбачев представит нам доказательства». Подписывая этот «Манифест», Ю. Любимов осознанно отрекался от возвращения на родину.

25 марта в «Правде» Любимов и компания были названы «отщепенцами».

– Когда я дал согласие подписать «Манифест 10», то думал, что он будет полезен перестройке. А вышло наоборот. Надо понять, что я не знал о том броском заголовке, который предшествовал этому письму, да и читали его мне по-английски, – пояснял режиссер свою позицию, покривив душой, т. к. всю последующую жизнь будет сыпать цитатами из «Манифеста».

Из интервью с главным редактором «Московских новостей» Е. Яковлевым в апреле 1988 года:

Е. Я.: «Самым тяжелым за время разлуки с вами было известие о том, что среди десяти, кто подписал письмо так называемого «интернационала сопротивления», был и Любимов. Отвечая в «Московских новостях» на этот манифест, я вспомнил, как составляли мы с вами манифест совсем другой – будущего театра. Тогда волновало вас лишь одно: «Таганка» на краю города, кто же пойдет в такую даль? Создать театр Революции, подобный театру 20-х годов, – здесь сомнений не было. А теперь, когда осуществляется то, к чему звали те же спектакли на «Таганке», вы оказались среди тех, кого не радует ни одна подвижка в жизни советского общества, кто следует принципу: чем хуже, тем лучше».

Ю. Л.: «Печально, если это письмо сыграло пагубную роль, и без него было предостаточно недоразумений. Я и сейчас не отказываюсь от того, что тогда мною владело: необходимы гарантии необратимости перестройки, хочется побольше действенности и меньше слов. А вот какое выражение это приобрело в письме – дело иное…»

23 апреля 1987 года – день рождения театра.

Н. Губенко попытался определить программу работы театра на ближайшее время: «Сейчас театр болеет. Разумеется, взять на себя его излечение я не вправе. Это должно делаться только сообща, совместными усилиями, еще до того как я начну обрастать в театре единомышленниками. Сейчас ситуация парадоксальная. Труппа попросила меня прийти, с тем чтобы опереться на меня в обретении этого прежнего единства. И вместе с тем, я чувствую, что люди думают, будто все это произойдет само собой. А само собой это не случится, как и не «изойдет» от меня. Тем более что я – говорю это везде – не театральный режиссер, привык работать в кино, труппа имеет в моем лице практически дебютанта.

А пока немаловажно, что в театр возвращаются люди, которые в свое время ушли, возвращаются охотно. Надеюсь, минуя выяснение отношений с теми, кто оставался, они обретут прежние единодушие и монолитность. Хотим мы привлечь в театр многих наших прежних товарищей, тех, кто помогал нам, лучших представителей нашей общественно-политической мысли. Театр должен снова стать домом, куда будут привычно заходить на чашку чая, приносить идеи. Тогда театр вновь будет ощущать пульс государственного мышления, и это очень важно. Это одна из основных наших задач…»