Антанас Венуолис - Перепутья

• Название: Перепутья
• Автор: Антанас Венуолис
• Издательство: Vaga
• Жанр: Историческая проза
• Год: 1986

В романе классика литовской литературы А. Венуолиса (1882—1957) запечатлена борьба литовцев за свою государственность в конце XIV века. Сюжет романа основан на борьбе между Литвой и Тевтонским орденом. Через все произведение проходит любовная линия рыцаря тевтонского ордена и дочери литовского боярина.

---

Жемайтийцев, видать, было много: они мелькали то там, то здесь, перебегали дорогу и окружали отряд крестоносцев со всех сторон.

Чтобы помешать жемайтийцам, рыцарь Греже с несколькими братьями выехал вперед и преградил дорогу. Из леса со свистом вылетела одна тоненькая сулица… другая, третья… Лошадь одного брата свалилась и забила копытами. Рыцарь Греже с братьями крестоносцами бросился в лес и схватился с жемайтийцами.

— Кершис, это ты?! Против своего князя! Против ордена! — воскликнул он, узнав боярина Кершиса, с которым скрестил меч.

— Рыцарь Греже?! Ты ли это или только дух твой? — удивился боярин Кершис и опустил меч.

Узнав друг друга, опустили мечи и другие воины.

— Я это, боярин Кершис, я!

— Ведь мы оставили тебя под Вильнюсом!

— Нет, боярин, маршалок ордена и князь Витаутас еще раньше послали меня вместе с комтуром Германом и своим отрядом в Ужубаляйский замок, и теперь мы провожаем в Мариенбург благородную боярыню Книстаутене с дочерью и ее людьми… А ты куда едешь, боярин?

— Я со своими людьми возвращаюсь из-под Вильнюса домой. Нам еще далеко.

— А не случались ли при отступлении стычки со Скиргайлой? — спросил Греже.

— Больших не было, а маленьких — всю дорогу до Каунаса задом пятились… Ну, а кто теперь хозяин замка, кто владеет поместьем боярина Книстаутаса? — спрашивал удивленный боярин Кершис.

— Теперь орден.

Кершис притих и задумался. Молчали и другие жемайтийцы и крестоносцы; они стояли, опустив свои мечи, но все были готовы ринуться в бой или защищаться.

С боярином Кершисом, как со своим старым знакомым, поздоровались и комтур Герман, и некоторые братья.

— Значит, и боярыня с дочерью здесь?

— Здесь, с нами, если хочешь повидаться с ней — пожалуйста. — И рыцарь Греже вместе с боярином Кершисом поехал к Книстаутене.

— Боярыня, я не хочу верить глазам, но, когда услышу твой голос, поверят и мои глаза: не обман ли это?

— Не обман, боярин: я подчиняюсь приказу нашего государя князя Витаутаса и, сопровождаемая своими верными слугами и воинами крестоносцами, еду в Мариенбург. Там надеюсь увидеться и со своими сыновьями.

— А кто сейчас присматривает за поместьем и замком? — спросил Кершис.

— Об этом спрашивай у них.

Кершис подумал, посмотрел на крестоносцев и сказал:

— Боярыня, я верю и не верю, но если тебе угрожает хоть малейшая опасность, только молви слово, и мы сразу же освободим тебя — нас много, и мы привыкли проливать кровь.

— Спасибо тебе, боярин, но я хочу ехать в Мариенбург и побыстрее увидеться со своими сыновьями. Комтур Герман и отважный рыцарь Греже гарантировали мне безопасное путешествие. Скажи лучше, боярин, от чьей руки погиб под Вильнюсом мой муж?

— От руки Казимира Каригайлы, брата Ягайлы!

— О боги! Свой своего!

— Такова уж сегодня наша судьба, боярыня!

— А вы отомстили ему?

— Его голову, нанизанную на копье, три дня носили вокруг замков!

— О боги! боги! И все это видели наши враги крестоносцы! — наконец не выдержала Лайма Книстаутайте и заломила руки.

— А удачен ли был поход? — спросила боярыня.

— Нет, боярыня: жертв много, а пользы никакой.

— С чьей же стороны больше жертв? — спросила и Лайма.

— С обеих сторон много, боярышня!.. Еду, а кого найду дома — не знаю; может быть, и в моем замке уже крестоносцы хозяйничают, — наконец вздохнул боярин Кершис. — Да хранят тебя боги, боярыня, да хранят боги и тебя, Лаймуте… Когда приедете в Мариенбург, не забудьте и за меня перед князем словечко замолвить: я тоже многих своих воинов потерял… Да хранят вас боги…

Вскоре отряд крестоносцев с благородными заложницами отправился дальше, а жемайтийцы уехали своей дорогой.

И только в полночь отряд добрался до немецкого замка на берегу Дубисы и напросился на ночлег.

На следующий день крестоносцы выехали рано утром и к вечеру добрались до принеманской дороги.

По пути они попрощались с Кулгайлисом; он вернулся в свою деревню.

Вторую ночь отряд провел в одном селении, которое было битком набито возвращающимися из-под Вильнюса крестоносцами, жемайтийцами и чужеземными рыцарями и кнехтами.

XXVIII

Войско крестоносцев, пополнившееся новыми отрядами литовцев, перешедшими на сторону Витаутаса, вернулось в Пруссию значительно увеличившимся, а ряды чужеземных рыцарей и воинов так поредели, что некоторые части не насчитывали и половины своего прежнего состава.

На обратном пути никто ужо не охотился в пущах Панямуне 38 и Судувы 39 и не испытывал желания испробовать свое оружие о шею язычников; все торопились домой и прижимались к Неману. Не пели и святых псалмов, немногие молились, перебирая четки; вылетели из головы храмовые песни и крещение язычников. Набожный герцог Саксонский и закоренелый христианин английский граф Дерби от самого Каунаса спускались по Неману на ладьях и выходили на берег только согреться и переночевать. Отважные рыцари, отдав оруженосцам свои мечи и щиты, ехали по берегу Немана на усталых, измученных лошадях, спрятав руки в рукава и грелись возле разведенных на дороге костров. Когда приближались сумерки, все старались попасть на ночлег в жемайтийские избы. Иногда их набивалось столько, что некоторые, больные и вконец измученные, уже не вставали. Как на грех, ночи стояли очень холодные. Многие крестоносцы, особенно англичане и французы, болели лихорадкой и тифом. Раненых и больных сплавляли по Неману на тех же лодках и судах, на которых прежде везли стенобитные машины и провиант. Другие, лишившиеся лошадей, спускались по течению на поспешно сколоченных плотах. Умерших в пути торопливо и без всяких воинских или церковных обрядов хоронили на островах Немана, в зарослях ивняка, а некоторых измученные кнехты просто выбрасывали ночью на берег и оставляли непохороненными, только забирали их оружие, платье и другие ценные вещи.

Витаутас со своими жемайтийскими полками отступал последним, тем самым как бы охраняя объединенное войско крестоносцев от всадников Скиргайлы. Чтобы не заразиться тифом и другими болезнями, князь запрещал своим воинам ночевать в тех избах, в которых прежде останавливались крестоносцы и чужеземцы. Всех больных или отставших крестоносцев а чужеземцев он приказал доставлять в принеманские немецкие замки, а своих воинов распределял по жемайтийским деревням.

Отряд комтура Германа с благородными заложницами казался в самой гуще возвращающегося княжеского войска. Боярыня Книстаутене тут же узнала от Шарки, где оба ее сына. Комтуру Герману очень хотелось вырваться из окружения княжеских полков и догнать своих, но он не смог этого сделать: утром боярыня нарочно задержалась и выехала лишь тогда, когда тронулись жемайтийцы.

Со своими сыновьями боярыня увиделась в полдень в одном принеманском селении, где Шарка отыскал их полк. Грустной была эта встреча: мать прежде всего спросила о смерти отца, о похоронах; Лайма плакала, обняв братьев, рассказывала о своем плене, о судьбе замка и его людей. Но сыновья Книстаутаса, как истинные воины, не были опечалены. Они шептали матери и сестре про какой-то новый поход на Вильнюс, про жемайтийцев, орден и про то, что сейчас пока не следует сопротивляться крестоносцам, а надо верить в своего князя и выполнять его волю.

— А как же наш замок, наши поместья, состояние, наши люди? — охала боярыня.

— Замок они у нас силой забрали, силой мы его и вернем. А насчет состояния, дорогие мамочка и сестричка, у крестоносцев добра много, — успокоил мать и сестру Кристийонас.

— Кроме того, дорогие мамочка и сестричка, не останемся мы перед ними в долгу и за коварство и обман с лихвой расплатимся: у жемайтийца и меч острее, чем у крестоносца, и сам он хитрее! — Манивидас тоже имел на крестоносцев зуб.

Потом старый Висиманта рассказал им, как идут дела в замке и поместье, про состоявшиеся поединки и о том, какой гарнизон крестоносцев остался в замке.

Рыцарю Греже было очень неудобно общаться с сыновьями Книстаутаса, но под Вильнюсом они настолько подружились, что теперь Кристийонас и Манивидас не вытерпели, чтоб не поздравить его с победой в поединке, и поблагодарили за заботу о матери и сестре. Вежливо поблагодарили они и комтура Германа. Теперь уж они сами взялись сопровождать мать и сестру в Мариенбург. Старому Висиманте и нескольким придворным было приказано возвращаться обратно в замок и не очень-то сопротивляться немцам.

Расставаясь с крестоносцами, боярыня с дочерью тоже поблагодарили комтура Германа и рыцаря Греже за заботу.

Рыцарь Греже был недоволен, что им приходится расставаться, но он ничего не мог изменить. Это путешествие было настолько приятным ему, что он даже во сне видел Лайму. Если в походе, под Вильнюсом, он ни на минуту не мог забыть прекрасную Лайму и страдал, думая, что вряд ли когда-нибудь снова увидит ее, то теперь сама судьба сторицей возместила ему за все эти часы страданий. И на поединок с Гансом Звибаком он пошел главным образом потому, что тот без должного почтения обращался с боярыней и ее дочерью; а теперь в пути он не отрывал от Лаймы глаз. Самым большим удовольствием, самым большим счастьем было для него переброситься с Книстаутайте несколькими, кажется, ничего не значащими словами, подать ей лук, стрелы, подержать ее коня или только притронуться к ее платью. Рано утром, после неудобно проведенной ночи, он встречал ее радостнее, чем восход солнца. За эти дни, прожитые в замке и в пути рядом со своей дамой сердца, рыцарь Греже почувствовал, что телом и душой он ближе к жемайтийцам, чем к крестоносцам. Бесконечно милыми и прекрасными казались ему склоны Падубисиса, даже эти страшно жуткие пущи, которые прежде он так избегал. А когда он увидел братьев Лаймы, они показались ему самыми дорогими и близкими людьми на свете. И как теперь стесняли его комтур Герман и все уставы и обычаи ордена! Но надежда, что все-таки и теперь, в пути, он сможет находиться недалеко от нее, а позже увидит в Мариенбурге, радовала рыцаря Греже и не позволяла унывать.