Антанас Венуолис - Перепутья

• Название: Перепутья
• Автор: Антанас Венуолис
• Издательство: Vaga
• Жанр: Историческая проза
• Год: 1986

В романе классика литовской литературы А. Венуолиса (1882—1957) запечатлена борьба литовцев за свою государственность в конце XIV века. Сюжет романа основан на борьбе между Литвой и Тевтонским орденом. Через все произведение проходит любовная линия рыцаря тевтонского ордена и дочери литовского боярина.

---

Даже комтур Герман возмутился этим деянием и, подняв глаза к небесам, сказал:

— Прости им, господи, они не ведали что творят! — этими словами он закончил расследование убийств в деревне Парайсчяй.

Кару виновным, сказал он, определит сам маршалок ордена.

Совсем не так легко было комтуру Герману разобраться в жалобе рыцаря Дранка на своего бывшего помощника рыцаря Ганса Звибака. Если помощник был виноват в искаженном переводе с литовского и немецкого языков, если он неверно информировал рыцаря Дранка, то все-таки неправ был и сам рыцарь Дранк, ибо, будучи командиром, он мог не подчиниться воину своей хоругви и пресечь недостойные поступки, позорящие звание рыцаря. Поэтому комтур Герман, посоветовавшись с рыцарем Греже, поручил им самим решить спор при помощи оружия, чтобы справедливый суд господен покарал грешника мечом праведника.

XXVI

На следующий день в поле за стенами замка оба рыцаря выбрали место для своего поединка. Они договорились биться на мечах верхом. Посмотреть на поединок вышли на стены замка весь гарнизон, все крестоносцы и освобожденные слуги Книстаутаса. Комтур Герман пригласил и боярыню с дочерью, чтобы они убедились и увидели, как десница самого господа бога покарает грешника мечом праведника. Комтур попросил их также быть свидетельницами того, что поединок состоится согласно обычаям и законам ордена.

Боярыня с дочерью все еще переживали боль утраты, но отказаться не могли. Притом Шарка и Кулгайлис сказали им, что чужеземный рыцарь, англичанин Дранк, не знающий ни немецкого, ни литовского языка, был обманут своим помощником Гансом Звибаком и вовлечен в позорное дело. Поэтому теперь они и слуги желали удачи английскому рыцарю и ненавидели крестоносца.

Долго ждать не пришлось. Как только поднялись на стены комтур Герман с рыцарем Греже и заняли свои места боярыня с дочерью и служанками, из замка через ворота выехали на резвых конях оба рыцаря. Ехали они рядом, придерживая горячих коней, не глядя друг на друга и будто совсем не замечая, сколько народа, наблюдает за каждым их движением со стен замка. Нетрудно было различить, кто из них англичанин и кто крестоносец. Англичанин весь был словно закован в железо, в сверкающих доспехах; его щит, украшенный родовым гербом с изображением льва и корабля, рассекающего пенистые волны, переливался голубизной, и лучи солнца, отражаясь от него, словно от воды, били зрителям в глаза; гребень шлема заканчивался гибким пучком перьев невиданных заморских птиц; длинный широкий меч висел сбоку и с каждым резким движением рыцаря позванивал, задевая за доспехи и стремена; грудь коня тоже была защищена латами, а голова — металлическим надлобником.

Рыцарь крестоносцев Ганс Звибак выглядел куда скромнее; поверх панциря он накинул на себя белый плащ с двумя черными крестами; его ноги были защищены кольчугой; шлем украшен пучком павлиньих перьев. Крестоносец так завернулся в плащ, что тот весь собрался у него на левом боку, и складки скрывали от зрителей меч. Меч был в простых ножнах, а щит — помечен только большим черным крестом.

— Мы, скромные братья ордена девы Марии, и живем, и перед судом господа предстаем, как подобает воинам-монахам, без всяких украшений и побрякушек, — повернувшись к боярыне и ее дочери, сказал комтур Герман и притворно вздохнул.

— Добрый комтур Герман и ты, рыцарь! Несправедливым окажется ваш бог, если от руки изворотливого убийцы и грабителя падет невинная жертва обмана. Наши боги таких сами наказывают! — ответила боярыня и снова стала смотреть на обоих рыцарей, выехавших из ворот замка.

— Боярыня, правда только одна, и нам, грешным людям, ее не понять; иногда тот, кто прав в глазах людских, бывает уже обречен господом богом. Надо только в него одного верить и на него одного уповать, — ответил комтур, не поворачивая головы к боярыне.

Боярыня не поняла его замысловатой речи и снова обратилась к рыцарю как к переводчику:

— Спросите благородного комтура, нельзя ли нам, как нехристианкам, удалиться отсюда? Мы не понимаем правду вашего бога, да и христианских обычаев не ведаем.

Рыцарь Греже пересказал ее слова комтуру и тут же ответил боярыне:

— О нет, наш уважаемый комтур очень просит вас оставаться до конца, чтобы потом вы могли быть нашими свидетельницами.

Рыцарь Греже еще не сказал Лайме ни единого слова, но их взгляды изредка встречались и говорили друг другу о многом. Рядом с ней рыцарь чувствовал себя счастливым, сильным и справедливым. Его состояние передалось обеим благородным женщинам, и, казалось, в их взглядах было что-то общее и близкое.

Рыцари подъехали к помеченной ветками деревьев первой черте, у которой их ждали два конных крестоносца, и остановились.

Со стен замка донесся звук труб. Тогда рыцарь Дранк, как бросивший вызов, взмахом руки предложил своему противнику выбрать место. Ганс Звибак пришпорил своего коня и галопом поскакал к другой черте, которая тоже была отмечена ветками деревьев и где его ждали два других конных крестоносца.

Трубы на стене замка заговорили во второй раз.

Оба рыцаря быстро, словно увидев рядом с собой опасность, обнажили мечи и замерли на месте. Со стен замка они и их спутники-свидетели казались игрушечными.

Комтур Герман махнул рукой. Трубы пропели в третий раз.

Оба рыцаря медленно, как этого требовали традиции, скрестили свои мечи и снова разъехались. Вернувшись на свои места, они вдруг, словно по команде, пришпорили коней и галопом, так быстро, как только могли, понеслись навстречу друг другу. В середине площадки столкнулись, ударили друг друга мечом; сверкнули, брызнули искры. И лишь тогда, когда рыцари уже разъехались, до слуха зрителей донесся звон мечей, ударившихся о щиты рыцарей. Оба рыцаря развернулись, снова поскакали к центру площадки, уже с меньшей силой скрестили мечи и вновь разъехались.

Зрители со стен замка наблюдали за поединком молча, затаив дыхание, и лишь когда рыцари на полном скаку встретились посреди площадки и сверкнули мечи, одна служанка боярыни вскрикнула и схватилась за сердце. Но никто не обратил на нее внимания.

Западные рыцари давно привыкли к таким поединкам, все свои споры они чаще всего решали при помощи оружия, а для жемайтийцев это было в диковинку, так как они междоусобные споры поручали решать кривисам или старцам. Подобные игрища, поединки между конными и пешими жемайтийцы устраивали у себя лишь в какие-нибудь праздники или торжества, но это было только развлечением, игрой, которая никогда не доходила до кровопролития. Особенно удивлял жемайтийцев такой поединок потому, что насмерть бились не враги, а друзья.

Уже после первого удара стало ясно, что борьба продлится долго: оба рыцаря искусно владели мечом и были закалены в битвах. Ни тот, ни другой не горячился, не пытался с самого начала подавить своего противника, а только изучал его и старался не столько рубить, сколько отражать удары. К тому же, надо было еще уметь управлять лошадью и следить, как бы она не повернулась так, чтобы ее ранили. После каждого столкновения кони отскакивали в сторону, горячились, били копытами; когда рыцари разворачивались в конце площадки, кони фыркали, пятились, задирали хвосты, они словно желали остановить бой и унести своих хозяев в разные стороны, подальше в поле. Каждый удар, казалось, причинял боль и лошадям; иногда рыцари, чтобы справиться с ними, были вынуждены, не выпуская меча, обеими руками натягивать узду. Но чем дольше бились рыцари, тем больше втягивались в битву и кони; в иной момент, когда один из дуэлянтов, отразив удар, в свою очередь наносил такой же противнику, кони тоже скалились друг на дружку, хватали зубами за морду, за гриву, а рыцари в это время скрещивали мечи, но, несмотря на удобный, казалось бы, момент, все-таки не наносили решающего удара.

Если для крестоносцев, наблюдающих за этим поединком со стен замка, все было ясно, — и выпады противников, и отражение ударов, и нежелание сразу завершить схватку, — то жемайтийцы, незнакомые с рыцарскими обычаями и традициями, ничего не понимали, тем более, что оба рыцаря бились не на жизнь, а на смерть.

— Если это так, — охал, глядя со стены, старый Висиманта, порешивший на своем веку не одного крестоносца, — если рыцари, желая снять друг дружке голову, упускают самые удобные моменты, тогда к чему весь этот поединок?! Не лучше ли было бы дать им в руки одно лишь копье?! В схватке с медведем жемайтиец только потому и выходит победителем, что, выждав единственный удобный момент, когда медведь встанет на задние лапы и поднимет передние, чтоб обхватить ими охотника, тот топором бьет его по голове. Не воспользуется этой минутой человек — ею воспользуется зверь. А так, как чужеземные рыцари, не поступают ни люди, ни звери; они рубят своего противника в самый неудобный момент.