Генри Адамс - Демократия. Вашингтон, округ Колумбия. Демократия

• Название: Демократия. Вашингтон, округ Колумбия. Демократия
• Автор: Генри Адамс
• Издательство: Прогресс
• Жанр: Политика
• Год: 1989
• ISBN: 5-01-001577

В сборнике «Демократия» представлены романы американских писателей Генри Адамса, Гора Видала и Джоан Дидион, объединенных общностью темы и авторского отношения к изображаемым явлениям. «Демократия» Г. Адамса (1880) стоит у истоков жанра «политического романа» в литературе США, тему падения политических нравов продолжают романы современных писателей «Вашингтон, округ Колумбия» Г. Видала (1967) и «Демократия» (1984) Дж. Дидион, где дается обстоятельный анализ американских «коридоров власти».

Рекомендуется широкому кругу читателей.

---

„Не совсем“, — сказал Джек Ловетт.

Инез посмотрела на него, затем в сторону. Фотограф на ступеньках зажег сигарету, но тут же щелчком отправил ее через лужайку. Он подхватил свою камеру и направился к машине. Инез взяла гирлянду и вновь положила ее.

„Мы едем в больницу или нет?“ — сказала она наконец.

Так вот и получилось, что Инез Виктор и Джек Ловетт вместе поднялись на третий этаж в реанимационное отделение Королевского медицинского центра, когда, по словам старшего из двух следователей по делам об убийствах, часы Жанет уже вели другой счет.

„Я все же не вполне это понимаю, — продолжала повторять Инез заведующему отделением и двум следователям по делам об убийствах. Следователи по делам об убийствах пришли в больницу лишь для того, чтобы взять показания у одной из сиделок, и не имели ни малейшего желания составлять компанию допрашиваемому заведующему. — Вы получили прямую линию в шесть часов. Так ведь вы говорили?“

„Именно“.

„Вам же нужны три таких. Каждая через восемь часов. Ведь вы мне так говорили? Сегодня в полдень. О технической смерти“.

„Тоже верно. — Лицо заведующего покраснело от раздражения. — По крайней мере через восемь часов“.

„Тогда почему вы мне говорите, что наметили вторую электроэнцефалограмму на девять часов завтрашнего утра?“

„По крайней мере на восемь часов. Как минимум“.

При чем здесь — по крайней мере? Вы могли сделать ее сегодня в два утра».

«Это не было бы нормальной процедурой».

Инез посмотрела на следователей.

Следователи смотрели в сторону.

Инез посмотрела на Джека Ловетта.

Джек Ловетт пожал плечами.

«Сделайте ее в два, — сказала Инез. — Или ее перевезут в другое место, где это сделают в два часа».

«Перемещение пациентки может усложнить выяснение причины смерти».

Дежурный посмотрел на следователей, ожидая поддержки.

«Трудно будет что-либо утверждать».

«Плевала я на выяснение причины смерти», — сказала Инез.

Все молчали.

«Да сделай ты это в два», — сказал старший из следователей по делам о убийствах.

«Я заметил, ты все еще получаешь то, что хочешь», — сказал Джек Ловетт Инез.

Они сделали это в два и еще раз в десять утра, и каждый раз линия была прямой, однако главный невропатолог, проконсультировавшись со следователями по делам об убийствах и юристами Центра, сказал, что всех успокоило бы четвертое обследование. Четвертый результат явился бы гарантией против утверждений, что смерть наступила в результате отключения системы жизнеобеспечения. Получив его, каждый мог жить спокойно.

«Каждый, кроме Жанет», — сказала Инез, сказала она это только Джеку Ловетту.

Спустя восемь часов они снова проделали эту процедуру, и снова линия была прямой и в 19.40, во вторник 27 марта, было объявлено, что Жанет Кристиан Зиглер умерла. На протяжении почти двадцати четырех часов, предшествовавших этому объявлению, Инез не выходила из пустой комнаты для посетителей в хирургическом отделении, где она сидела на большой софе. Почти все это время Джек Ловетт провел с ней. Из всего, что Джек Ловетт говорил ей за эти почти двадцать четыре часа, Инез позже могла отчетливо вспомнить только рассказанную ей историю о женщине, служившей у него кухаркой в Сайгоне в 1970 году. На протяжении нескольких месяцев эта женщина пыталась отравить некоторых из гостей, приглашенных к обеду, олеандровыми листьями. Она мелко крошила эти листья в определенные тарелки с супом, в которых появлялась очень приятная пенка, полная гемотоксинов. Хотя ни один из этих гостей не умер, по крайней мере двое — корреспондент агентства Рейтер и обозреватель журнала «Арми информэйшн дайджест» — заболели, однако никто на заподозрил повариху до тех пор, пока ее зять, убежденный, что дочь хозяйки наставила ему рога, не пришел к Джеку Ловетту с этой историей.

«А какова была цель?» — спросила Инез.

«Чья цель?»

«Поварихи. — Инез пила пиво, Джек Ловетт принес бутылку в больницу. — Каковы были ее мотивы?»

«Ее мотивы. — Казалось, Джеку Ловетту эта часть истории была неинтересна. — Выяснилось, что ее просто обманули. Сугубо личное дело. В общем, эта история мне ничего не дала. Хотя сперва мне показалось, что я на что-то напал».

Инез допила пиво и внимательно посмотрела на него. Она поразмыслила, стоит ли спрашивать, на что, как он думал, он напал, и решила, что не стоит. После этого небольшого происшествия с поварихой он отказался от служанки, сказал он. После этого незначительного случая с поварихой он снова стал останавливаться в гостинице «Дюк». Когда бы он ни был в Сайгоне.

«Тебе там нравилось, — сказала Инез. Пиво расслабило ее, и она начала засыпать, держась за руку Джека Ловетта. — Тебе там очень нравилось, ведь так?»

«Иногда бывало хуже, иногда — лучше. — Джек Ловетт выпустил руку Инез и накинул на ее голые ноги свой пиджак. — А вообще-то да, — сказал он наконец. — Жить там было неплохо».

Несколько раз в течение этих суток в больницу приходил Дик Зиглер, но в целом он, казалось, испытывал облегчение, предоставив Инез контролировать ситуацию. «Жанет даже не знает, что мы здесь», — говорил Дик Зиглер каждый раз, когда приходил в больницу.

«Я здесь не ради Жанет», — сказала наконец Инез, но Дик Зиглер проигнорировал это замечание.

«Даже не знает, что мы здесь», — повторил он.

Довольно часто в больницу приходил Билли Диллон.

«Естественно, ты переутомлена, — говорил Билли Диллон каждый раз, когда приходил в больницу. — Поэтому я не воспринимаю ничего всерьез. Спросите меня, что я думаю о поступках Инез, и я скажу — никаких комментариев. Она переутомилась».

«Послушай, — сказал Билли Диллон, придя в больницу в последний раз. — Нас атакует с флангов „Король крабов“. Гарри воспользовался самолетом компании „Уорнер“, чтобы долететь до Сиэтла и привезти на похороны Джесси, а Джесси сообщила Гарри, что не приедет на похороны».

Инез посмотрела на Билли Диллона.

«Ну?» — сказал Билли Диллон.

«Что — ну?»

«Что мне сказать Гарри?»

«Скажи ему, что надо получше все устраивать», — сказала Инез Виктор.

13

Мне бы следовало рассказать вам кое-что о Джесси Виктор — то, что понимали очень немногие. Гарри Виктор, например, никогда этого не понимал. Инез понимала это весьма смутно. Дело вот в чем: Джесси никогда не считала, что с ней что-то не в порядке. То, что она употребляла героин, она не рассматривала как некий акт протеста, или образ жизни, или даже как дурную привычку, как это некоторые называли; она считала это решением потребителя. Джесси Виктор употребляла героин просто потому, что предпочитала героин кофе, аспирину и сигаретам, точно так же, как кинофильмам, магнитофонным записям, косметике, одежде и ленчам. Ее не раз подвергали обследованиям с помощью обычных тестов и каждый раз признавали чуткой, руководствующейся высокими целями, умнее Эдлая, не поддающейся заблуждениям, прямой. Быть может, именно по причине этой прямоты ей и не хватало чувства юмора. Чего ей хватало в достатке, так это пристрастной одержимости, какой-то светящейся серьезности; всех ошеломляла ее манера «отшивать» кого-либо тем серьезным низким голосом, от которого Инез бросало в дрожь и когда Джесси было восемнадцать, и когда было два года, — «ослиная задница», говорила она. «Ты, ослиная задница» — так Джесси назвала Эдлая в тот вечер, когда он с Гарри Виктором прилетел в Сиэтл, чтобы забрать ее на похороны Жанет, а Джесси отказалась ехать. Она согласилась только поужинать с ними, пока заправлялся самолет компании «Уорнер коммюникейшнс», но ужин прошел плохо.

«Задача в том, чтобы превратить антивоенные сентиментальничанья в многоцелевую программу, — сказал за обедом Эдлай. Он рассказывал Гарри Виктору о статье, которую предлагал написать для первой страницы „Нью-Йорк тайме“. — Как раз это мы все время пережевываем в Кембридже».

«Интересно, — сказал Гарри Виктор. — Дашь мне взглянуть. Джесс, а ты что думаешь?»

«Я думаю, ему не стоит говорить „Кембридж“», — сказала Джесси.

«Ты, наверное, спала, когда я туда уезжал, — сказал Эдлай. — Но так уж получилось, что учусь я именно в Кембридже».

«Может, и так, — сказала Джесси, — но так уж получилось, что ты не поступил в Гарвард».

«Ладно, ребята, вы оба хороши. — Гарри Виктор повернулся к Эдлаю: — Я могу кого-нибудь подыскать в „Таймс“. Если у тебя серьезные намерения».

«Серьезные. Пришло время. Пора моему поколению вступать в диалог, если ты понимаешь, о чем я».

«Ты, ослиная задница», — сказала Джесси.

«Ну, — сказал Гарри Виктор после того, как Эдлай вышел из-за стола. — А как вообще дела?»

«Я готова уехать…»

«Ты же сказала, что не поедешь. Что у тебя принципы. Что ты не бываешь на похоронах. Для меня этот твой принцип несколько нов, но не обращай внимания — это твое дело. Я это принимаю. В качестве принципа».