Владимир Корнаков - В гольцах светает

• Название: В гольцах светает
• Автор: Владимир Корнаков
• Издательство: Советская Россия
• Жанр: Советская классическая проза
• Год: 1967

Витимская тайга свела разных людей: Герасима — русского приискателя и Дуванчу — эвенка-охотника.

Трудным путем идет нелюдимый Герасим к «мужицкой правде», которую уже «нащупали» его товарищи по прииску Павел Силин и Иван Ножин. Но еще драматичнее складывается судьба молодого охотника-эвенка. Искренне считая, что русские отнимают у него «его тайгу», он слепо способствует шаману в злобных замыслах против русских и едва не приносит в жертву жизнь любимой девушки. Только целый ряд событий, неожиданных встреч, столкновений открывает ему глаза...

В романе показана витимская тайга 1906 года. Властный шуленга эвенкийского рода Гасан Доргочеев и голова инородной управы князь Гантимуров с помощью шамана и священника-миссионера еще крепко держат в руках народ тайги. Но уже гремит среди сопок эхо читинских революционных событий, будоражит рабочих приисков, проникает в юрты и сердца охотников...

---

Шуленга остановился посредине юрты, по-бычьи наклонив голову и тяжело отдуваясь. Казалось, он высматривает жертву и вот-вот кинется на нее. Но Гасан вдруг весело расхохотался:

— Старый олень привел молодую козу! — он шагнул к женщине и толстыми пальцами ущипнул тугое бедро. — Ха! У старого оленя неплохой глаз!

Женщина испуганно нырнула за спину Тэндэ, который молча стоял перед развеселившимся шуленгой. Глаза его горели ненавистью, на сердце клокотала злоба. Но он молчал, беспомощно оглядываясь на полог, как будто ожидая помощи. И она пришла. В юрту вбежала дочь.

Урен дерзко взглянула на Гасана, протянула руку Нулэн, и они скрылись за матерчатой ширмой, отгораживающей передний угол — женскую половину.

— В юрте Тэндэ много молодых коз, как в зеленые дни на соленом озере. Но они пугливы как зайцы и злы как осы, — Гасан рассмеялся. — Чтобы сделать их ручными, нужен настоящий мужчина.

Гасан, не снимая шубы, уселся на шкуры и погладил медаль.

Тэндэ молча подал лист бересты с кусками холодной медвежатины, поставил бутылку спирта, кружку.

— Гасан станет первым хозяином во всей тайге. Это сказал повесивший на его грудь подарок царя. Он может сделать все, что захочет, — разглагольствовал старшина, наливая спирт в кружку. Он разом выплеснул полкружки спирта в глотку, глотнул воздух, забросив в рот кусок мяса, продолжал:

— В груди Гасана нет зла на Тэндэ. Если он захочет, сделает Тэндэ большим хозяином. Тэндэ привел в свою юрту молодую самку, но хватит ли у него чем кормить ее?! Душа этой старой росомахи не скоро покинет тело, — шуленга ткнул пальцем в сторону старухи, которая лежала на шкурах с закрытыми глазами. — Она будет долго глотать пищу. В другой юрте Гасана есть такое же старое дерево. Гасан не касается его, а пищу дает. Ха! Гасан может кормить всех в сопках! Гасан может заставить всех носящих одну косу привести к нему своих жен! Гасан может иметь табун молодых самок. Все может Гасан! Ха!

Тэндэ угрюмо молчал.

— Однако Гасан не хочет обижать того, кому спас жизнь, — бросив пустую кружку, громко произнес шуленга. — Он пришел за молодой козой, и Тэндэ отдаст ее. В ее груди сердце орлицы, но сын Гасана сделает ее ручной.

Тэндэ сидел с опущенной головой. Хмель уже давно прошел, но голова была точно свинцовая. По ней стучали и стучали слова Гасана.

— Почему молчит Тэндэ? Разве он не слышал слов Гасана?! Или не знает, кого выбрал Гасан?!

Охотник молчал.

— Почему молчит твой язык?! — недовольно повторил шуленга, подаваясь вперед.

— Урен должна стать женой сына Луксана, — ответил Тэндэ. — Так говорит обычай.

Гасан от удивления раскрыл рот.

— Обычай? Ха! Обычаем желудок не набьешь! Эту юрту может проглотить голод.

— Тэндэ будет думать, — тихо проронил охотник.

За ширмой раздался девичий крик. В ту же секунду из-за нее выбежала Урен. Глаза ее горели, губы вздрагивали. Она вся дышала гневом и была особенно хороша.

— Пень никогда не увидит рядом с собой зеленой ветки! — с дрожью в голосе крикнула она.

— Сто чертей Нифошки и лихорадка Гантимура! — изумленный Гасан даже подпрыгнул на месте. — Дочь Тэндэ забыла обычай!

— Обычаем желудок не набьешь. Разве не так сказал твой язык?

Урен подступила ближе.

— Ха! Эта с сердцем орлицы действительно достойна настоящего мужчины! Но будет так, как сказал Гасан! Гасан будет ждать до зеленых дней. Пусть хорошо думает Тэндэ!

Гасан медленно поднялся и, еще раз с уважением взглянув на Урен, молча вышел. А Урен опустилась перед отцом на колени, прижалась лицом к груди.

— У тебя, моя дочь, сильное сердце. У твоего отца тоже сильное сердце, однако на нем много заботы. Отец будет думать...

Глава вторая

1

Солнечный луч скользнул по мшистой крыше, упал на землю, наткнулся на пустую бутылку — стекло полыхнуло радугой, рассыпая веселые зайчики. Луч задержался, ощупывая посуду, переместился на лицо человека. Человек зашевелился, открыл глаза. Сел, ошалело озираясь. Возле крыльца лежали мужчины и женщины. Сон застал людей там, где свалили их хмель и усталость.

Человек быстро вскочил на ноги, схватил валявшийся кожаный мешок, сунул в него руку. Мешок упал на пристывшую землю. Человек расслабленно опустился рядом. Сидел, хмуря лоб, потирая лиловый синяк под правым глазом. Привлекательное лицо с открытыми карими глазами, широким подбородком и резко выступающими скулами выражало полную растерянность. Огромным напряжением мысли человек заставлял свою память воскресить события ночи. Увидев пустую бутылку, пошарил глазами вокруг, увидел вторую — проворно вскочил на ноги, подхватил мешок, перешагивая через тела сородичей, заспешил к палатке купцов Черных.

Купцы спали.

Охотник осмотрелся. У входа один на другом стояли ящики из-под спирта, передний угол был завален пушниной. Сверху красовались шкурки четырех чернобурок. Это, казалось, обрадовало охотника. Он подошел к бородатому купцу, тихонько дернул за рукав шубы. Тот замычал и повернулся на другой бок. Гость стал настойчивее. Наконец чернобородый открыл глаза, сел, лениво потянулся.

— Но, выкладывай-от, чо тама у тебя. Опохмелиться, поди, надо.

— Этой ночью моя голова и сердце были во власти араки, купец Черный, — начал гость.

— Но, — зевнул хозяин.

— Я приходил в твою юрту.

— Но...

— Ты взял шубу чернобурки у меня, а дал всего бутылку спирта...

— Чо мелешь? — усмехнулся купец в бороду. — Я что-то не припомню твою рожу. Тут много братвы вашей перебывало. Но спирт-от я не давал ни одной душе. Рухлядишки и видать не видывал. Ты, брат, наверно, во сне то видел.

— Я вижу шкурки в твоей юрте, купец Черный, — возразил охотник.

— То, брат, пушнина шуленги вашего, Козьмы Елифстафьевича, — ответил купец с той же усмешкой. — Иди, брат, охмелиться тебе все одно не доведется.

— У меня совсем не осталось шкурок. В юрте не будет еды, — проронил охотник безнадежно. — Ты взял чернобурку, купец Черный.

— Може-от была твоя, да вся вышла, брат. Тебе полезно охолонуть.

Купец лениво поднялся, взял охотника за шиворот и выбросил на улицу... Охотник сел, понуро опустил голову. Губы его беззвучно шевелились.

— Дуко?! Зачем ты здесь? — раздался над его головой удивленный голос.

Дуко медленно поднял тяжелую голову. Перед ним стояли Аюр и Дуванча. Он медленно встал, растерянно улыбнулся.

— Купец Черный обидел, — дыхнул он спиртным смрадом. — В моей юрте не будет еды.

— Пустой желудок сделает твою голову умнее, — проворчал Аюр. — Ты пропил за одну ночь зиму большого труда. Твои ноги и руки работали на купца Черного.

— Да, это так, — безропотно согласился Дуко. — Надо идти к сыну хозяина-Гасана...

У лавки Гасана все еще валялись сонные, угоревшие от спирта люди. Некоторые из них ворочались, садились, тупо озираясь вокруг. Опухшие лица, взлохмаченные головы, бессмысленные глаза...

— Спирт делает головы людей дурными. Они суют их в петли, как рябчики, — тихонько ругался Аюр.

Охотники вошли в лавку. Из-за стойки высунулось жирное лицо Перфила, злорадно ухмыльнулось, исчезло.

Вошедшие поздоровались. Под прилавком послышалось глухое бульканье и посапывание.

Охотники переглянулись. Перфил красный, как шуба огневки, поднялся на ноги. Маленькие глазки ощупали сумки охотников, все еще стоявших возле порога, презрительно сощурились, толстые губы приоткрылись.

— Если вы пришли не с пустыми руками, вам нечего стоять у дверей. Вы принесли шкурки для русского царя?

— Да, — ответил Аюр.

Перфил положил перед ним лист бумаги, достал ручку, чернила, зевая, уставился в его лицо.

Аюр развязал тощий на вид кожаный мешок. Положил на прилавок черную лисицу, бурого соболя и опустил мешок на пол.

— Русский царь просит пушнины, равной четырем шкуркам соболя. Разве Аюр не знает этого?

— Я дал, сколько надо, — спокойно возразил тот.

— У Аюра глаза дневного филина. Или он думает, что сын хозяина-Гасана потерял голову? — усмехнулся Перфил.

— Черная шкурка равна трем соболям и шкурка соболя, — снова возразил Аюр.

— Русский начальник рассердился, когда узнал, что Аюр и сын Луксана не отдали шкурки царю. Он сказал: для них черная лиса равна двум соболям, — Перфил звучно расхохотался.

— Русский начальник?! Значит, твой язык идет его следом? Однажды жирный заяц пошел следом волка, и от него остался один хвост, — рассмеялся Аюр в тон Перфилу.

Он достал из мешка шкурку соболя, положил на прилавок. Перфил, вздрагивая всем телом от смеха, лениво смахнул шкурки на пол. Подвинул бумагу. Аюр старательно, по буквам нарисовал свое имя.

Перфил перевел тупой взгляд на Дуванчу. Тот положил на прилавок серую шкуру рыси, сиводушчатую лисицу, огневку.