Юрий Бригадир - Аборт

• Название: Аборт
• Автор: Юрий Бригадир
• Жанр: Ужасы и Мистика

Это небольшой обзор «шлюза» между реинкарнациями. Роман рассчитан на любого, кто твердо знает, что умрет, но при этом не воспринимает смерть как тупик. Таковых, оказывается, не очень много. Видимо, существует какой-то вселенский физический или даже ментальный запрет на подобные размышления, и лозунг «Однова живем!» чрезвычайно популярен во все времена. Что не однова — подспудно понимают все. Но дружно отказываются глядеть в тую сторону — как, к примеру, отказывались академики глядеть в телескоп Галилея. Я их, однако, прекрасно понимаю. Потерять годами выстраданное мировоззрение в доли секунды — это, в натуре, катастрофа. Но кто-то же должен…

---

— Факт! — весело подтвердила девушка и подпрыгнула.

— Пестня называется… где это… ах да! «Ты меня любишь». Исполнял Александр Серов… эээ… до меня, в смысле! — эпатажно сообщил яркий самобытный певец и раскинул руки на манер пугала.

«Интересно, чего это им всем уже второй день не дают»? — подумал я.

Известная, а в свое время даже набившая оскомину песня про абсолютно неземную любовь, началась как обычно, со всех наличных дудок и скрипок в оркестре. А то даже и соседский кладбищенский джаз-банд помог. Слова были жизнерадостными до такой степени, а голос солиста-самородка таким сочным от природы, что на последних аккордах ему даже элементарно забыли набить морду.

В узенькой
сауне
Тело
моё
разденется…
В долгое
плаванье,
Хули —
сюжет роденовский!
Ящики
с пивом.
Тазики
с закусонами.
О,
это чудо —
тело моё самсоново!!!

Жопа
сидит
на полочке,
Яйца —
от пара смирные…
Похую —
до ночи
Буду я медитировать!
Трезвые
банщики
Сварятся —
как пожарники!
О,
это тема,
бля —
Нехуй ко мне в напарники!

Где-то
там
талия
Под животом
запрятана —
Это —
неважно.
Важно
— что я нарядный!
Лилии,
якори,
змеи,
кресты
и лозунги!
О,
эта гамма, бля —
Синее
с розовым!!!

В узенькой
сауне
Арку мне —
экстремальную!
Чтобы
я выдохнул
Всю
ту
хуйню
термальную!!!
Пусть
фонтанируют
Градусы,
бля,
из глотки!
О,
это чудо!
Дайте
мне водки!!!!!!!!!

Последние слова практически потонули в овациях. Надо сказать, к этому времени мне уже принеслибухла и жрачки, отчего я тут же забыл всю меланхолию без всякого сожаления.

Посмотрев на чисто сервированный стол, я осторожно взял в руки рюмку. Потянул ее на себя. Она затуманилась, и их вдруг стало две, просто каждая была чуть бледнее. Придвинул обратно. Они соединились и засверкали в полную силу. Но если не сравнивать так скрупулезно, вряд ли я бы их отличил. Поэтому я плюнул и занялся делом.

Сначала я пил просто сидя за ностальгию. Потом, откинувшись, за окончание жизненного пути. Потом стоя за дам. Потом за них же сидя. Потом что-то орал или скандировал, и мне даже подпевали. Потом наступил форсаж, турборежим и порнография. Потом стало тихо. Потом стало невыносимо тихо. Потом я лихорадочно, срывая ногти, вырвал из кармана сотовый и стал звонить. Я звонил, кажется, всему миру. Потом я вышел на улицу, под черный ночной ливень, который тут же вспорол мне кожу, упал ничком в лужу и зарыдал…

Я перевернулся лицом в водяной, летящий навстречу, космос и стал глотать влагу, словно не пил тысячу лет. Невыносимо блестящая синяя молния разорвала пополам небосвод, и тысячу лет спустя раздался грохот, от которого я потерял сознание.

Пришел я в себя от того, что кто-то прислонил меня спиной к семнадцатидюймовому колесу.

— Бывает, Санек, — раздался голос Сереги, — тоска смертная, сам знаю, хоть вой!

Сверху, не прекращаясь, все рушился теплый дождь, шлифовал кожу, виртуозно лился за шиворот, пробегал вдоль спины, пробивал тело насквозь, не давал толком дышать. Друг сел рядом, достал откуда-то блестящую хромированную фляжку и сделал из нее порядочный глоток.

— Это еще что. Это еще похоже на жизнь. Так себе меланхолия, второй сорт. Потом будет круче. Лютая тоска тебе всю душу проест, вывернет, и выхода не будет, Санек. В реальной жизни выпил, врага живьем сжег или там — на куски порезал и застрелился — тебя каждый поймет. А тут бежать больше некуда. Тут терпеть надо. Но могу сказать — чем дольше ты тут, тем сильнее становишься. Через полгода будешь уже сносно себя чувствовать, а потом даже привыкнешь. Хотя все время будет что-то болеть. Бьется в тесной печурке Лазо!!! — пропел дурниной Серега и протянул флягу. — Хлебнешь?

Я помотал головой.

— Тогда, Санек, подымайся. Сейчас я тебе вытрезвитель делать буду.

— Какой вытрезвитель? Я же в говно… — удивился я.

— Поехали на трассу. Давай-давай, нехрен тут сидеть. Ты забудь, что ты пьяный. Здесь бухих не бывает. Здесь какой хочешь — такой и будешь.

Я с трудом поднялся, покачался с ноги на ногу. Да, в общем, нет никакого опьянения. Блажь одна, иллюзия. Но ведь и боль тогда не боль, а дым… Щелкнул пальцами и нет ее.

Сел в Форд, посмотрел, куда поедет Серегин Клюгер и тронулся за ним.

Ночью за город очень даже хорошо выезжать, душевно. Чудовищные эти мегаполисные пробки к вечеру рассасываются, тают, рассыпаются и вот уже почти пустынные улицы. Только вдалеке, стандартный желтоватый или новомодный ксеноновый, из синего льда, свет фар полоснет по фасаду здания и опять темнота. Дождь заканчивался, тучи постепенно открывали звездное небо. Сверкающая жестокая бездна.

Пролететь Новосибирск ночью можно за полчаса, при этом даже особо не втаптывая акселератор, поэтому я не заметил, как мы оказались за городом. Клюгер летел как свинцовая пуля. Преодолев сложную развязку и по восходящей спирали попав на трассу, он сбросил скорость и сместился влево. Потом из окна высунулась Серегина рука и помахала мне. Я подъехал и опустил стекло.

Праворульный Клюгер и Фокус с нормальной баранкой — противостояние субкультур и традиций. В таком положении мы оказались чуть не в обнимку, только Серега, само собой — повыше. Медленно набирая скорость, мы шли бок о бок.

— Ты не смотри, Санек, что у меня три литра, шесть цилиндров и двести двадцать лошадей. Это все ерунда. Ты, главное, вцепись сейчас, как клещ, и не отставай. Сила — она не в двигателе. Она в тебе. Либо ее нету вообще, но тогда спроси себя — где ты?

Мерно рокочущий двигатель Тойоты вдруг повысил голос, посерьезнел и потащил Серегу вперед. Я тут же прибавил. На Клюгере мягко щелкнули шестеренки в коробке передач. Я тоже сменил передачу. Ночь ожила, зашевелилась и неотвратимо понеслась навстречу.

— Держись! Ничего не бойся! Ни сейчас, ни когда придут за тобой! — пересиливая шум моторов и встречный упругий воздух, почти кричал Серега, разгоняя тяжелый автомобиль, — нет у нас с тобой ни судьбы, ни души, ни сна нормального, ни Бога, ни черта, ни покоя. Вдоль обрыва, по-над пропастью! По самому по краю!!

Шестеренки сместились, сомкнулись, залитые горячим маслом, зажужжали весело. Я отклонился назад и поплотнее вжался в сидение. Мелькнул белый километровый столбик. Пролетела навстречу ночная птица. Мы еще не набрали скорость, поэтому ее еще можно было заметить. Грузно и величаво взмахивая крыльями, она исчезла, съеденная скоростью. Промелькнуло то ли кафе, то ли небольшой мотель с вывеской, освещенной одинокой мертвой синей лампочкой. Мы ели скорость, впитывали ее, захлебывались, вонзали ее себе под кожу. Пошла плотная, без просветов лесополоса.

Серега включил последнюю передачу.

— Нет никого! Кроме нас!! Да и нас нет!!! Не отставай, это не я быстрый, это ты медленный, убей в себе слабость, порви на части, выжги ее!

Мелькнула заправка, с нее выворачивал неуклюжий грузовик, похожий на того, который меня убил.

Дорога сузилась. Четыре полосы превратились в две, да и те узкие. Серега махом перевалил на встречку и вдавил педаль до отказа, уходя вперед. Фокус содрогнулся, задрожал, и я перестал чувствовать колеса. Еще немного, и он станет неуправляем. Но Серега не ждал, он мощно, демонстративно уходил вперед, да еще и начал нагло сигналить без всякого повода. Мимо мелькнуло уже что-то совершенно неопределенное, вроде крытой автобусной остановки. Под навесом абсолютно индифферентно стоял фосфоресцирующий пассажир, которому наверняка придется дожидаться либо конца света, либо начала мироздания. Светился он по причине светоотражающих полос на своей жилетке, которые туда влепил жизнерадостный дизайнер одежды.

Я отстал уже безнадежно, когда вдруг распахнул глаза и почувствовал на спине космические мурашки. Тогда я вдохнул как можно глубже, полностью выпрямил руки, уперся в руль и заорал. Крик вырвался на простор, отразился от чего только возможно и вернулся удесятеренный. Синий светящийся лед вспыхнул в глазах и вдруг Форд перестал дрожать, вцепившись в дорогу, прильнув, вплавившись в нее, распластавшись, как пантера в долгом, тягучем, смертельном прыжке. Фары вспыхнули злобным негасимым светом, и автомобиль рванулся вперед как ракета. За несколько секунд я догнал Тойоту и торжествующе нажал на сигнал. Раздался вой, полный сладкой, незатихающей боли.

Серега повернул голову в мою сторону и заржал адским непромокающим смехом. В глазах его так же переливался синий светящийся лед. Громко, страстно и невыносимо он закричал: