Елизавета Тьма - Господин Вечности

• Название: Господин Вечности
• Автор: Елизавета Тьма
• Жанр: Фэнтези

---

   -- Феникс!.. -- крикнул я, разрушая страшное безмолвие. -- Феникс, держись! Я приду за тобой!..

   Мой смертный бог поднял голову. Я отшатнулся. Страшное, будто мумифицированное лицо. У него были глаза, но казалось, что их нет. Мутные, стеклянные, слепые. Мёртвые. Таких не бывает у живых. Ледяной Феникс мёртв.

   Мертвец с лицом моего бога выдохнул какое-то слово, инеем повисшее перед его лицом и осыпавшееся искристым мелким снегом.

   -- Феникс... -- полный отчаянья стон. Не мой. Брата. -- Друг, не смей умирать!

   Мертвец снова попытался что-то произнести, но...

   ...Это появилось из мрака за его спиной. Легло плащом, впиваясь когтями богу в плечи, не имея лица, выглянуло из-за его спины, опустило чёрные крылья, обнимая перьями свою жертву.

   -- Маленькие носители Искры... -- голос одновременно был и не был, звучал везде, не нарушая тишину. -- Какое лакомство...

   Страх парализовал сознание. Оно было и не было, живое и мёртвое, разумное и нет... И оно хотело ЖРАТЬ. А едой был я. Страх пропитывал всё вокруг, каждую мысль, каждый вдох, каждую судорожную попытку вырваться. Оно, сущее несуществующее, проникало пустотой внутрь, пробиралось призрачными жгутами под кожу, пробиралось в кровь, струясь холодом по венам. Сжимало горло, мешая дышать и не стесняя свободу дыхания. В глаза засыпали раскалённый, живой и ползающий песок, спешащий добраться до мозга, чтобы пожрать его. Холод и яд, жгущий болью, которая существовала и нет. От этого невозможно было защититься, потому что нельзя было понять, есть ли оно и от чего защищаться!

   Ужас пожирал, пропитав собой всё, пробираясь в самое моё "Я", не оставляя кроме себя ничего больше. Растворяя меня в себе, лишая способности сопротивляться...

   Ветер сжал кулаки. Меня отбросило с такой силой, что мир вокруг исчез...

   ...Открыв глаза я уставился в потолок. Сел на кровати. Сжал руками виски. Майка, в которой я спал, оказалась насквозь мокрой. Меня всё ещё колотило. Пришлось сцепить зубы покрепче, чтобы эти предатели не стучали.

   Ноги не держали, пришлось ползти на четвереньках, и путь до ванной комнаты казался ужасно длинным. Поочерёдно ледяная и горячая вода привели меня в чувство. Не знаю, сколько я тут трупака изображаю. Наверное, уже час, может и больше. Поначалу казалось -- вообще вечность. Так же как вечность длился пережитый кошмар, без конца и края... От воспоминаний передёрнуло. Никогда раньше не переживал такого... даже не скажу чего. Как будто мгновенье смерти, растянутое в вечность.

   И я там почти умер. Если бы не Ветер...

   Ветер был мёртв. Я знал это, понял как только заглянул ему в лицо. Моя душа -- его храм, поэтому я знаю... как никто другой знаю, что мой смертный бог -- мёртв. Вот только... Смерть бога -- не то же самое, что смерть любого другого существа. Совсем не то же самое...

   Что же теперь делать? Как собирать его по кускам, возвращая по капле душу? И где искать эти осколки ледяной души, разбросанные по сотням миров и, возможно, времён?

   Потянувшись было к брату, передумал касаться души. Вместо этого оделся и направился к нему в комнату. Дверь оказалась закрыта и на стук он не отзывался. Подумаешь, у меня ключ есть. Вану о том, куда запасной ключ делся знать вовсе не обязательно. Я и Шона, чьи покои рядышком, тоже обделил. Так, на всякий случай.

   Апокалипсис лежал на полу в паре метров от кровати.

   Помянув всех демонов разом, я бросился к брату. Он дышал. Еле-еле. Пульс едва прощупывался, сердце, кажется, судорожно пыталось не остановиться. Не холодный даже, а ледяной. И весь взмокший. Ван умирал.

   В оставленную распахнутой настежь дверь заглянул Шон.

   -- Зови папу! -- заорал я, чувствуя, как от ужаса у меня немеют руки.

   Шон не заставил повторять дважды. Но мне всё равно показалось, что прошла вечность, прежде чем в покои светлого вбежал перепуганный отец. С одного взгляда оценив его состояние, папа подхватил Вана на руки и отрывисто бросил нам с Шоном:

   -- В лазарет! Быстро! Разыскать фельдшеров, всех! Бегом!

   Мы сорвались с места ещё до того, как отец договорил.

   ...Кошмар кончился только под вечер. Уставшие бегать из угла в угол близнецы сидели под дверью. Их больше всего бесило собственное бессилие. На исходе десятый час с тех пор, как Вана, прямо скажем, из Посмертия вытаскивают. Я просто лежу на диване и тупо смотрю в потолок.

   В отсутствие света, тьмой Вана накачали под завязку. И как ар'Грах, светлый легко принял тьму, будто родную стихию. Источником служил Ильен, я -- проводником. Здесь не было всего что нужно, нам приходилось идти на разные риски, чтобы вытащить уже шагнувшего за грань Вана обратно в наш неприветливый мир. Кроме нас было ещё пятеро фельдшеров-тёмных.

   Не соображаю уже от усталости и ничем больше не могу помочь. Только не могу перестать неслышно шептать Небу молитву. Не оставь своих сыновей и на земле, Небо великое. Не дай моему брату умереть. Не дай умереть. Не дай...

   -- Ваше высочество...

   Скосив взгляд, я увидел стоящую рядом миловидную девушку с подносом в руках. Запахло чем-то вкусным. Меня замутило.

   -- Ваше высочество, вам надо поесть...

   -- Не хочу, -- поморщился я.

   -- Воробей, тебе необходимо поесть. -- Шон сел на краешек дивана, подвинув мои ноги. -- Ты ведь столько сил потерял. Давай, хватит изображать диванный коврик. Я для тебя пирожные достал. Знаешь, как сложно было их здесь найти?

   -- С клубникой? -- заинтересованно взглянул на брата я.

   -- И сливками, -- кивком и улыбкой подтвердил Шон.

   -- Уговорил.

   Пока я кое-как отдирал себя от дивана, принимая сидячее положение, девушка успела расставить всё на кофейном столике и куда-то испарилась.

   Оказалось вкусно, а компания в виде старшего брата отвлекла от тяжёлых мыслей.

   Закончив с завтраком, я некоторое время смотрел в пустоту перед собой, потом повернулся к брату. Он оборвал себя на полуслове.

   -- Шон, ты меня прости, если что не так было... за всё. И за то, что я над тобой издевался всю жизнь, -- попросил я.

   -- Да ты с ума сошёл?! -- старший брат скривился как от боли, обнял меня за плечи своей здоровой ручищей. -- Да я же жить не смогу без твоих подколок. Зачем я тебя иначе бы провоцировал всю жизнь? Без твоей "я мстю и мстя моя страшна" -- просто скучно! Ты же такой забавный, когда злишься. Эдакий боевой воробей...

   -- Ну всё, тебе кранты! -- зловеще пообещал я. -- За "боевого воробья".

   -- Орёл! Только мелкий, -- тут же усугубил своё шаткое положение братец. -- О, я знаю этот взгляд! Уже боюсь заранее, -- едва справляясь со смехом, объявил Шон.

   -- И правильно делаешь, -- сощурился я, выдав одну из своих пакостливых улыбочек.

   Тут из комнаты, откуда меня выгнали пару часов назад, вышел отец. Стало не до взаимных подколок.

   -- Выжил. Пока что, -- устало произнёс второй император. -- Вытянет ли -- уже другой вопрос...

   -- К нему можно? -- поинтересовался Данька.

   -- Мы просто рядом посидеть... -- просительно добавила Манька.

   -- Идите, -- махнул рукой папа. -- Хуже от этого не будет.

   Шон ушёл вслед за двойняшками, а папа занял освобождённое братом место. Ну вот, опять не дадут обивку дивана поизображать.

   -- Ты не пойдёшь? -- спросил отец.

   -- Они все выдохнутся через пару-тройку часов, -- ответил. -- Тогда я их повыгоняю, чтобы отоспались. А пока что... слушай, пап, у тебя ещё силы остались? -- кое-что вспомнив, спросил я.

   -- Смотря для какой цели, -- осторожно отозвался отец.

   Закатав рукав рубашки, я продемонстрировал отцу шрам на предплечье.

   -- Косо срослось, что ли... Мало того, что доспеха нет, так ещё и рука болит.

   Папа нахмурился, провёл пальцами по татуировке.

   -- Этого я не предусмотрел, -- пробормотал отец, сосредоточенно изучая испорченный артефакт. -- Пойдём-ка ко мне, я попробую исправить.

   Пол под ногами изображал из себя палубу корабля в страшный шторм, но до папиных покоев я всё же добрался. Папа вручил мне две белые капсулы и стакан с какой-то шипучей, невкусной фигнёй. Я покорно выпил.

   -- Рубашку снимай и на диван ложись, -- потребовал папа.

   Пока я расстёгивал пуговицы, успели занеметь кончики пальцев.

   -- Что это ты мне дал? -- поинтересовался я, укладываясь на диван так, чтобы рука с татуировкой была наверху.

   -- Обезболивающее и снотворное, -- честно признался папа, положив полотенце мне под локоть. Походу, крови должно быть не мало.

   -- В следующий раз предупреждай про снотворное, -- язык начал заплетаться и комната поплыла перед глазами.

   В руку воткнулась маленькая игла, под кожей почти сразу разлилось холодное онемение. Папа воспользовался ещё и местным наркозом. Так, это меня уже пугает, потому что обещает быть очень болезненным! Ой, а я ведь про кое-что забыл! Отец уставился на выступившую на месте укола капельку крови. На его лице явно нарисовалось сомнение в здравости собственного рассудка.