Гумер Баширов - Честь

• Название: Честь
• Автор: Гумер Баширов
• Издательство: Современник
• Жанр: Советская классическая проза
• Год: 1974

Роман известного татарского писателя Гумера Баширова «Честь», удостоенный Государственной премии, принадлежит к лучшим произведениям советской литературы о колхозной деревне в годы Великой Отечественной войны. Герои Г. Баширова — это те рядовые труженики, без повседневной работы которых ни одно великое дело не совершается в стране.

Психологически правдивое изображение людей, проникновенный лиризм, картины природы, народные песни придают роману задушевную поэтичность.

---

— Вот и все! Прошло, как весенний дождик! Если не поплачешь при прощании, кажется, чего-то не хватает. Правда ведь? Ну, прощай.

Она обняла Нэфисэ, поцеловала несколько раз и побежала к заветному дереву.

8

На полевом стане все уже давно спали. Одни устроились в домике, другие на сене под навесом, а Ильгизар, закутавшись в отцовский чекмень, прикорнул прямо под деревом. Нэфисэ вошла было в домик, но ей почему-то показалось там и тесно и душно. На душе было как-то грустно, и хотелось побыть на воле. Она вышла и села под старой липой.

Перед ней лежало залитое лунным светом поле. Суслоны тихо дремали, накинув на себя серебристые покрывала. Видно, потому, что за день ухо привыкло к этому звуку, чудилось ей теперь, что из-за суслонов доносится то ясней, то глуше стригущее «жиг», будто взмахивал кто серпом. Иногда это было так явственно, что Нэфисэ невольно вскидывала голову и всматривалась в даль. Но тогда звук исчезал, и только веселое стрекотанье кузнечиков висело в прозрачной тишине.

Нэфисэ прислонилась головой к толстой липе и закрыла глаза. И вдруг, пораженная, стала внимательно вслушиваться. Предрассветная тишина, оказалось, таила бессчетное множество звуков. В шероховатой коре липы копошились какие-то букашки, наверху в густой листве попискивали чьи-то птенцы. Вот, падая, зашуршал по листьям сорвавшийся сучок, в лесу встрепенулась и, резнув воздух крыльями, прошумела неведомая ранняя птаха.

Спокойное дыхание леса мягко касалось лица Нэфисэ, и со всех сторон к ней стекались едва уловимые, как движение прозрачных мушиных крыл, тихие ночные звуки.

Когда Нэфисэ открыла глаза, лунный свет над полем уже потускнел, угасал и малиновый отблеск зари. Далеко на горизонте, рассекая сгрудившиеся темные тучи, полыхали зарницы. А над чернеющими за Волгой лесами, разбрасывая поверху изумительной яркости краски, поднимался в алом сиянии молодой луч, первый луч наступающего дня.

В этот тихий рассветный час Нэфисэ так хотелось поделиться сокровенными мыслями с самым близким, родным человеком! Но она была одна... Вдруг в памяти у нее возник образ Хайдара. Ей стало приятно, и что-то смутило ее. Словно пытаясь отогнать неожиданное видение, Нэфисэ принялась потирать платком лоб и щеки. Она поудобнее прислонилась к дереву, и перед ней снова заколыхалось пшеничное поле, закачались суслоны, зашуршали над ухом колосья. Явь ли это, или сон — трудно было разобрать.

Неизвестно, сколько прошло времени, но Нэфисэ смутно почувствовала, что кто-то стоит и смотрит на нее. Она поняла, что заснула под липой, сердилась на то, что сидит так неудобно на глазах у постороннего человека, но проснуться не могла. Она попробовала шевельнуть рукой, но рука не двигалась. Наконец она открыла глаза.

Да, она не ошиблась. В трех-четырех шагах от нее, словно собираясь продолжить внезапно прерванный путь, чуть боком стоял Хайдар. Удивленная таким совпадением сна и яви Нэфисэ застыдилась и быстро закрыла лицо руками.

Хайдара глубоко тронуло и детски непосредственное смущение Нэфисэ, и быстрое и красивое движение ее рук, оправивших фартук на коленях. Вся она, милая и беспомощная спросонок, была сейчас так близка ему, что, не почитайся это неприличным, он поцеловал бы ее в лоб, как родную сестру. Хайдар стоял, не зная, уйти ему или остаться.

— Разбудил, да? — с искренним сожалением спросил он. — Какая досада! Ты так сладко спала, что мне и самому захотелось прислониться к дереву и вздремнуть по соседству. Теперь уже не сможешь заснуть?

Нэфисэ легко вскочила и отряхнула платье.

— Конечно, не смогу!.. Значит, ни свет ни заря ходим подсматриваем, как спят солдатки?.. Ну как, понравилось?.. Ай-ай-ай, лейтенант!..

Хайдар смотрел на нее виноватыми глазами.

— Да я же мимоходом, Нэфисэ, — сказал он, срывая цветок. — Честное слово, смотрел, вот как на этот цветок... Неужели нельзя?.. Не сердишься, а?

Близился восход солнца. Надо было поднимать бригаду, да и как бы Хайдар не вздумал оказать еще что-нибудь.

— На этот раз так и быть — сердиться не буду, вовремя разбудил, — ответила она и, оставив его, поспешила на стан. Взяв знамя, полученное вчера, она пошла к делянке, которую нужно было сегодня сжать, и воткнула древко в копну.

Потом, как бы давая понять, что разговаривать им больше не о чем, молча прошла мимо Хайдара в лес к ручейку.

В сущности, ничего ведь не произошло. Она нечаянно заснула под липой. Хайдар, проходя мимо, нечаянно разбудил ее. Что же из этого? И все же даже после бессонной ночи она чувствовала какую-то необыкновенную легкость во всем теле, а сердце почему-то радостно трепетало и никак не хотело успокоиться.

Уже скрывшись в лесу, Нэфисэ обернулась и посмотрела между деревьями. Хайдар, опираясь на свою металлическую палочку, прихрамывая, шел к домику.

Подойдя к ручейку, Нэфисэ постояла минутку, будто прислушиваясь к какому-то внутреннему голосу, покачала головой и тихо рассмеялась:

— Ну и глупая же я!.. Ну и глупая!..

Она зачерпнула пригоршню холодной прозрачной воды и принялась старательно умывать разгоряченное лицо и бронзовые от загара руки.

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

1

Повидавшись с матерью, Хайдар медленно пошел вверх по опушке леса, протаптывая на росной траве узкую зеленую тропку.

Где-то совсем близко, спеша встретить песней встающее солнце, вспархивали и кружили жаворонки. На опушке, опустив отяжелевшие влажные листья, чинно стояли старые липы, и он опять, как наяву, увидел Нэфисэ, сладко спавшую, прислонясь к стволу вот такой же старой развесистой липы. Как бы пытаясь отмахнуться от воспоминаний о ней, Хайдар мотал головой, хмурил брови, но она опять и опять появлялась перед ним. Бледное при утреннем свете милое лицо и тонкие, чуть приметно двигающиеся брови... Она так притягивала его, что лейтенант не выдержал и обернулся. Он прекрасно знал, что ее участок скрыт копнами и скирдами, что отсюда можно увидеть только лес, темнеющий на той стороне, но желание посмотреть на Нэфисэ было так сильно, что он даже поверил на миг в возможность этого и ждал, что вот-вот между копен мелькнет ее голубой платок.

Простояв некоторое время, он сам посмеялся над собой: «Эх ты, взрослый ребенок, Салам Турхан![34]» — и пошел, все же счастливый и довольный. Весь мир казался ему теперь согретым ласковой улыбкой солнца.

А на том берегу Волги действительно поднялся огнисто-желтый диск солнца и, повеяв легким крылом над зеленой купой леса, над лугами и полями, одним взмахом одел в золото деревья. Листья и травы, затрепетав, блеснули тысячами алмазных искр. А впереди, в окутанной туманом долине, будто свершилось чудо: сразу в разных местах зажглись золотистые огни, и, как сказочный городок, сверкая, встал из тумана Байтирак.

Чем выше поднимался Хайдар, тем яснее вырисовывались перед ним родные места. Все было близко, знакомо с самого детства. Закроешь глаза и увидишь: лес на берегу Волги, луга, овражки, деревцо в поле.

Справа, словно большая птица, взмахивая крыльями, вынырнула из низины жнейка, в сторонке два старика, слегка пригибаясь, что-то косили. По большаку, спускавшемуся к Волге, то и дело проезжали подводы или машины с зерном.

Хайдар шел все вперед и видел, как из-под кустиков на опушке леса с любопытством глядела на него раскрасневшаяся костяника, надвинув низко шляпы, провожали его грибы, извиваясь, прямо из-под ног выползали ужи, прыгали в траве маленькие лягушата.

Позабыв о боли в ноге, Хайдар шагал легко, мурлыча какую-то песенку. И хотелось ему, как в далеком детстве, когда ездил он в ночное, крикнуть сейчас: «Э-ге-гей!»

Казалось — крикни он вот так, и эхо отзовется ржанием коней, звоном бубенчиков, а из лесу выбегут навстречу друзья-мальчишки...

2

Был Хайдар в детстве мальчиком живым, непоседливым. Попадало ему за шалости немало: и за выкупанных в бочке цыплят, и за многое другое. Деревенские старушки, зажав голову мальчишки меж колен, не однажды секли его по мягкому месту, злые старики рвали ему уши. А он оставался все тем же. Попадался он изредка отцу в руки. Тогда, ухватившись за волосы, готовый считать, сколько раз хлестнут его, он часто моргал глазами, а красивые, как у матери, ноздри его начинали вздрагивать. Отец, ударив сына, останавливался, дивясь деловито нахмуренному лицу и терпению малыша. Вторично рука у отца уже не поднималась, и он стоял над сыном, смущенный, будто сам провинился, и кричал:

— Вон с глаз моих, непутевый мальчишка!

Худощавый малыш вылетал из избы, только пятки успевали сверкнуть. Отец сразу же остывал, глаза его мягко щурились, в усах пряталась довольная улыбка: «Весь в меня!»

Для мальчика настоящая жизнь, собственно, начиналась за воротами.