Карел Мандер - Книга о художниках

• Название: Книга о художниках
• Автор: Карел Мандер
• Издательство: Азбука-классика
• Жанр: Научпоп
• Год: 2007
• ISBN: 978-5-352-02171-2

В течение вот уже четырех столетий «Книга о художниках», написанная «северным Вазари», живописцем и литератором Карелом ван Мандером, является важнейшим источником для изучения истории искусства Нидерландов. В 1940 году она впервые вышла в свет в русском переводе В. М. Минорского. За прошедшие с тех пор десятилетия это издание заметно устарело. Выявились многочисленные неточности как в переводе авторского текста, так и в справочном разделе; возникла потребность в отражении нового уровня знаний о нидерландском искусстве XV–XVI веков. Настоящее издание снабжено вступительной статьей, подробными комментариями к биографиям, уточнены имена художников и топонимы, их написание приведено в соответствие с принятыми в наши дни правилами и сложившейся традицией.

---

Вскоре после того перед королем предстал принесенный на носилках раненый граф, весь избитый и в бинтах; он жалостно стонал и прерывающимся голосом жаловался на жестоко его избившего живописца. При этом он, утаивая долю истины в происшедшем случае, сильно преувеличивал в своем гневе ту долю правды, которая служила во вред Гольбейну, что и не ускользнуло от внимания короля. Окончив свою жалобу, граф потребовал, чтобы король подверг живописца такому наказанию, какого тот заслуживал за причиненные его особе страдания. Но когда, несмотря на свой гнев, он заметил, что король оставался равнодушным и продолжал настойчиво расспрашивать о причине, вызвавшей несчастный случай, из чего было видно, что он вовсе не был склонен наказывать за происшедшее так строго, как того хотел граф, этот последний выразился довольно внятно, что при случае он и сам доставит себе удовлетворение. Тогда король, разгневанный, что граф в его присутствии в такой степени забывал о всяком к нему уважении и так смело говорил о том, что хочет заступить его место, грозно сказал ему: «Теперь ты будешь иметь дело не с Гольбейном, а с моей королевской особой» и, между прочим, еще крикнул: «Ты думаешь, что я так мало дорожу этим человеком? Я вот что скажу тебе, граф: если мне захочется, я из семи мужиков могу сделать семь графов; но из семи графов я не могу сделать ни одного Ганса Гольбейна или подобного выдающегося художника». Такой ответ очень испугал графа, и он стал молить о прощении, обещаясь исполнить все, что прикажет король. Тогда король поставил ему в условие, что он никогда ни сам, ни через других не станет пытаться мстить Гольбейну за причиненную обиду, в противном случае он подвергнется такому наказанию, как если бы он предпринял что-либо против самого короля. На этом ссора из-за падения и закончилась.

Что касается теперь произведений, исполненных Гольбейном для короля, то на первом месте должен быть поставлен великолепный, в натуральную величину и в полный рост, портрет Генриха VIII[138], написанный так живо, что любой видевший его пугался, ибо казалось, что он двигается совсем натурально. И теперь еще это произведение, делающее честь творцу и показывающее, что он был вторым Апеллесом, можно видеть в Уайтхолле.

Так же искусно, тонко и чисто он написал портреты троих, еще совсем юных детей названного короля, а именно: Эдуарда, Марии и Елизаветы[139]; эти портреты можно видеть в том же самом замке. Кроме того, и многие вельможи и знатные дамы были написаны его искусной рукой как живые.

В Зале хирургов в Лондоне находится великолепная картина его работы, изображающая получение старшинами этой гильдии грамоты на привилегии[140]. Здесь тот же король Генрих, представленный в натуральную величину, величественно сидит в богато убранном кресле, с пышным ковром под ногами; по обеим сторонам его стоят на коленях старшины, которым он правой рукой передает грамоту, принимаемую одним из них с глубочайшим почтением.

Некоторые думают, что Гольбейн не успел вполне окончить это произведение и что после его смерти оно было докончено другим живописцем. Если это так, то продолжатель с таким совершенством умел подражать Гольбейну, что теперь никто из художников и знатоков не может заметить разных рук в этом произведении.

Затем еще в различных знатных домах можно видеть целое множество превосходных портретов его старательной руки. Число их так велико, что удивляешься, как мог он написать в течение своей жизни еще так много прекрасно исполненных картин, помимо всего, что он нарисовал в столь большом количестве и с такой тщательностью для золотых дел мастеров, художников, граверов, скульпторов, резчиков по дереву и других и всего, что он так изумительно прекрасно в тонко вылепил из воска. В этом последнем искусстве он также как человек, умевший ко всему применяться, стоял на большой высоте и одинаково был превосходным мастером и в масляной и клеевой живописи, и в миниатюре. До поступления на службу к королю он совсем не писал в технике миниатюры; но когда при дворе короля встретился с одним живописцем, по имени Лука, который был одним из самых искусных и знаменитых мастеров этого рода живописи, он подружился с ним и лишь только увидел, как тот работает, тотчас же все и усвоил. Потом он превзошел его настолько, насколько, можно сказать, свет солнца превосходит свет луны, так как был несравненно выше и в рисунке, и в живописи, и в композиции.

В пиршественном зале Ганзейского дома на Стальном дворе в Лондоне находятся две большие, великолепные, писанные водяными красками на полотне картины Гольбейна, одинаково замечательные как по живописи, так и по исполнению. Одна из них представляет триумф богатства, а другая, в противоположность ей, триумф бедности[141]. Олицетворением богатства является бог Плутос, или Дий, представленный в образе плешивого старика, сидящего на красивой золотой, античного вида колеснице и одной рукой достающего из сундука деньги, а другой разбрасывающего золотые и серебряные монеты. Его окружают Фортуна и Фама, или Счастье и Слава; возле него на колеснице стоит множество мешков с золотом; позади колесницы видна толпа людей, кидающихся подбирать сыплющееся золото. По сторонам колесницы шествуют цари древности, прославившиеся своими богатствами, каковы Крез, Мидас и другие. Колесницу везут четыре великолепные белые лошади, которых ведут четыре женщины, обозначенные именами, написанными то сверху, над их головами, то снизу, под ногами. Фигуры женщин изображают те качества, которыми достигается богатство и которые служат пояснением аллегории. Все обнаженные части их тел — головы, руки и ноги — написаны краской телесного цвета, а все одежды — гризайлью, причем каймы и украшения вырисованы золотом из раковин. Точку зрения на обоих полотнах мастер очень обдуманно взял в уровень с землей, отчего все фигуры видны снизу.

На другой картине, «Бедность», изображено следующее: бедность в образе изморенной голодом, сухощавой старухи сидит на развалившейся телеге, на связке соломы, под балдахином, или крышей, забранной сверху пучком старой соломы; вид ее очень плачевный, и одета она в убогое, протертое и заштопанное платье. Ее телегу влекут жалкая кляча и такой же жалкий осел. Перед телегой идут мужчина и женщина, одинаково изнуренные и исхудалые, в отрепьях, ломая руки и издавая жалобные стоны. Мужчина несет лопату и молоток. Спереди на телеге сидит Надежда, с трогательным выражением в лице, обращающая свои взоры к небу. Кроме этих видно еще много и других второстепенных фигур. Одним словом, это есть прекрасное аллегорическое изображение, поэтичное по мысли и замечательное по своей композиции, отменному рисунку и превосходной живописи.

Федерико Цуккаро[142], бывший около 1574 года в Англии, собственноручно очень старательно скопировал их пером и оттушевал, причем он объявил, что картины исполнены так хорошо и красиво, как будто их писал сам Рафаэль Урбинский, а между тем итальянцы слишком ревнивы к славе своих соотечественников, для того чтобы присудить другим народам пальму первенства в искусстве.

Тот же Федерико Цуккаро в беседе с посетившим его в Риме Голциусом зашел еще дальше, когда разговор коснулся Ганса Гольбейна и его живописных работ в Англии. Он сказал, что они лучше произведений Рафаэля Урбинского, а это, конечно, есть весьма высокое свидетельство и смелое суждение из уст человека, очень сведущего в искусстве; так как, если бы Италия не обладала именем, славой и творениями Рафаэля, она потеряла бы одну из самых значительных веток своего венка славы в живописи. И как бы это ни понимали, а подобное свидетельство доказывает, что Гольбейн был совершенно выдающимся мастером в живописи.

Федерико также чрезвычайно восторгался портретом одной графини, изображенной во весь рост, в черном атласном платье, который был необыкновенно тщательно и тонко написан искусной рукой Гольбейна. Этот портрет находился в Лондоне, у лорда Пембрука, куда Цуккаро ездил смотреть его вместе с некоторыми живописцами и любителями. Восхищаясь портретом, он сказал, что ему никогда не приходилось видеть в Риме ничего подобного ни по искусству, ни по тонкости исполнения, и уехал оттуда под самым сильным впечатлением.

В Лондоне жил большой любитель живописи по имени Андреас де Лоо, который скупал все, какие только ему попадались, произведения Гольбейна. Он собрал потом целое множество замечательно хороших портретов этого мастера. В числе других у него был поясной, в натуральную величину, портрет одного мужчины, сидевшего за столом и окруженного всевозможными весьма тщательно написанными астрономическими инструментами. Это был портрет королевского астронома по имени Никлас[143], родом германца или нидерландца, который жил в Англии более тридцати лет. Когда однажды король спросил его в шутку, отчего он так дурно говорит по-английски, Никлас отвечал: «Простите меня, ваше величество, но разве много можно узнать в английском языке, учась ему только тридцать лет?» Этот ответ заставил от всей души рассмеяться и короля, и всех окружающих его лиц. Портрет был великолепен и мастерски написан.