Пантелеймон Кулиш - История воссоединения Руси. Том 1

• Название: История воссоединения Руси. Том 1
• Автор: Пантелеймон Кулиш
• Издательство: Товарищество "Общественная польза"
• Жанр: История
• Год: 1874

К этому желчному и острому на язык писателю лучше всего подходит определение: свой среди чужих, чужой среди своих. С одной стороны – ярый казакофил и собиратель народного фольклора. С другой – его же беспощаднейший критик, назвавший всех кобзарей скопом «п’яними і темними», а их творчество – «п’яницькою бреходурнопеєю про людожерів-казаків».

П.А. Кулиш (1819-1897) остается фаворитом "української національної ідеології”, многочисленные творцы которой охотно цитируют его ранние произведения, переполненные антирусскими выпадами. Как и другие представители первой волны украинофильства, он начал свою деятельность в 1840-е годы с этнографических и литературных изысков, сделавших его "апостолом нац-вiдродження”. В тогдашних произведениях Кулиш, по словам советской энциклопедии, "идеализировал гетманско-казацкую верхушку”. Мифологизированная и поэтизированная украинская история начала ХIХ в. произвела на молодого учителя слишком сильное впечатление. Но более глубокое изучение предмета со временем привело его к радикальной смене взглядов. Неоднократно побывав в 1850-1880-е годы в Галиции, Кулиш наглядно убедился в том, что враждебные силы превращают Червонную Русь в оплот украинства-антирусизма. Борьбе с этими разрушительными тенденциями Кулиш посвятил конец своей жизни. Отныне Кулиш не видел ничего прогрессивного в запорожском казачестве, которое воспевал в молодости. Теперь казаки для него – просто бандиты и убийцы. Ни о каком государстве они не мечтали. Их идеалом было выпить и пограбить. Единственной же прогрессивной силой на Украине, покончившей и с татарскими набегами, и с ляшским засильем, вчерашний казакофил признает Российскую империю. В своих монографиях "История воссоединения Руси” (1874-77) и "Отпадение Малороссии от Польши” (1890) Кулиш убедительно показывает разлагающее влияние запорожской вольницы, этих "диких по-восточному представителей охлократии” – на судьбы Отчизны.

Кулиш, развернув широкое историческое полотно, представил казачество в таком свете, что оно ни под какие сравнения с европейскими институтами и общественными явлениями не подходит. Ни светская, ни церковная власть, ни общественный почин не причастны к образованию таких колоний, как Запорожье. Всякая попытка приписать им миссию защитников православия против ислама и католичества разбивается об исторические источники. Данные, приведенные П. Кулишем, исключают всякие сомнения на этот счет.

Оба Хмельницких, отец и сын, а после них Петр Дорошенко, признавали себя подданными султана турецкого - главы Ислама. С крымскими же татарами, этими "врагами креста Христова", казаки не столько воевали, сколько сотрудничали и вкупе ходили на польские и на московские украины.

На Кулиша сердились за такое развенчание, но опорочить его аргументацию и собранный им документальный материал не могли. Нет ничего удивительного, что с такими мыслями даже в независимой Украине Кулиш остается полузапретным автором. «Черная рада» включена в школьную программу. Но уже предисловие к ней, где автор говорит о политическом ничтожестве гетманов, ученикам не показывают. Что же касается исторических сочинений Кулиша, то их попросту боятся издавать.

Обращение к нему и по сей день обязательно для всякого, кто хочет понять истинную сущность казачества. 

---

И казалось пограничникам, что у них не будет другой тягости, кроме убожества, прогонявшего казаков из дому на опасный промысел, — что у них не будет другой беды, кроме той, которая постоянно грозила им из-за степных могил и сторожевых шанцев. Но паны, охватившие своими имениями весь юго-восток за Киевом, Каневом, Черкасами, Белою-Церковью и далее до пограничного со стороны Молдавии Каменца Подольского, мало-помалу начали делать ощутительным присутствие польского права в Украине. Казаки вначале не обращали внимания на ту власть, которая сеймовым постановлением 1590 года давалась над ними местной шляхте, и не завидовали размножению в Украине панских имений. Местная шляхта тянула тогда в один гуж с казаками, жила с ними за панибрата, хаживала казацким обычаем на военный промысел, а её имения, при обилии незанятых никем земель в Украине, вовсе не стесняли казаков, напротив, еще обеспечивали их семействам безопасность от татарских набегов. Но заселение украинских пустынь шло с быстротою невероятною; панские села и местечки густели с каждым годом; земля чаще и чаще делалась между пограничными жителями предметом кровавых споров; недвижимая собственность дорожала, а вместе с тем изменились и прежние отношения между панами и казаками. Украинские дворяне с каждым годом более и более обособлялись от казаков в своем быту и интересах; сельское хозяйство, на плодоносной почве, вознаграждало их за труды вернее, чем хождение с казаками на военный промысел; с улучшением общественного быта, явилась потребность в более строгой администрации; на поветовых сеймиках изыскивались меры к обузданию всякого своевольства, а всего больше — казацкаго; наконец, явилась настоятельная надобность в рабочих руках для множества новых колоний, сгущавшихся на пограничье; от свободных поселян, составлявших казацкие семейства, землевладельцы-паны стали требовать чиншей и панщины, а старинные казацкие займища называли землею панскою. Этого мало: из панской земли, на которой очутился не знавший над собою пана украинец, ему, как подданому панскому, запрещали выходить, когда понадобится, за Пороги и в дикие поля. Вслед за тем паны-землевладельцы начали увеличивать медовые и другие дани, ввели поволовщину от стад и покуховщину от варенья напитков, стали брать плату с жерновов, отдавать в аренду рыболовные места, взимать мыто при вїезде в город и села на ярмарки. Словом — устроили в Украине новую Польшу. Старосты королевских имений были те же помещики и действовали в староствах, как и в своих наследственных селах, а что было всего обиднее для селян — распоряжались не сами лично, а предоставляли свою власть наместникам, мелким державцам и арендаторам, которые, по словам украинской летописи, "их же салом по их шкуре мазали, отнявши у мужика, панам давали." То, от чего отцы и деды украинских поселян уходили из глубины шляхетчины, по их следам пришло в Украину. Из Украины переселенцам некуда было уходить далее, разве в татарскую и турецкую неволю. Оставалось — или подчиниться панским порядкам, то есть польскому, панскому, так-названному княжескому праву, или отстаивать некодифицированную равноправность, во что бы то ни стало. Местные условия и современное положение дел благоприятствовали последнему.

ГЛАВА VI.

Казацкий самосуд и распространение казацкого присуду на низшие слои общества. — Остатки княжеских дружин в Украине — конные и путные бояре. — Наплыв в Украину польской неоседлой шляхты и её роль. — Представители знатных русских фамилий в составе первобытного казачества. — Переход добровольной ассоциации труда в невольную. — Низовое казачество заслоняет королевские и панские имения от татарских набегов.

Ссоры между казаками и шляхтою начались, можно сказать, со времен незапамятных. Повод к ним подавал уже один противоположный взгляд той и другой стороны на право владения землею. Не раз казацкая займанщина должна была соприкоснуться с займанщиною панскою, по мере того как гуще и гуще делались панские слободы в Украине. Казаки, не зная по книгам, но сознавая в душе jus primi occupantis, отстаивали свои пастбища и ланы против притязаний шляхты, которая сперва владела ими de jure, а потом захотела владеть и de facto. Шляхта, искони воинственная на пограничье, на спускала казакам и, отличаясь превосходством военных средств, легко брала над ними перевес. За всякою победою над сословием, которому польское право отказывало в землевладении, она делалась полным собственником некоторой части старинных займищ казацких и, следовательно, налагала тягость подданства на их обитателей. Так говорит, по дошедшим до него преданиям, венгерско-польский историк Грондский, но прибавляет, что шляхте нелегко было утвердить это подданство за собою, так как и перед самой Хмельнитчиною всё еще оставалось много пустых, недоступных для шляхты земель, куда покоренные уходили по примеру своих предков и устраивали там новые и вольные "осады".

Польские моралисты нашего времени упрекают казаков старого века в том, что они, будучи издавна народом свободным и, по своему рыцарскому значению относительно борьбы с неверными близко подходившим к характеру шляхты, не вошли с нею в такое единение, как жители литовско-русских "застенков", с которыми польская шляхта еще при Сигизмунде-Августе поделилась гербовыми своими знаками и привилегиями. Это потому, говорят они, что полудикие казаки ни на что не хотели променять своей разбойничьей и хищной жизни. Но едвали не будет справедливее сказать, что идея шляхетства была чужда казакам не по хищническому роду их жизни, а потому, что она противоречила основным понятиям народной массы украинской. Вечевое право удельного периода, по которому квязья были не вотчинниками, не владельцами земли, а только правителями, не государями, а только господами, преобразилось у этой массы в право копное, далеко опередившее, даже по дошедшим до нас памятникам, появление княжеского или польского права в Украине; а копные суды, вызывавшие к ответу самого дидича, то есть землевладельца, наравне с крестьянами, отозвались потом, при посредстве магдебургского права, в образовании судов церковно-братских, по которым власть духовенства контролировалась мирянами, и недостойный своего сана епископ мог быть удален братством от управления епархиею. Все эти черты самосуда и самоуправления приняли самые выразительные формы в устройстве казацкой корпорации, основанной на идее полного равенства перед законом или перед олицетворением завона в предводителях, избранных вольными голосами. "Где два казака, там они третьяго судят"; эта народная аксиома распространялась не на одно военное, так сказать, привилегированное сословие в Украине (казак был только конкретным выражением того, чем каждый мог быть и, вслучае надобности, должен был быть). Она, очевидно, старее того казачества, которое известно нам по письменным преданиям [67]. Вкоренившееся веками признание одинаковых человеческих прав за каждым членом их общества делало казаков неспособными даже и к такой нобилитации, какую представляет придуманный панами выбор из них "лучших людей" для вписания в реестр казацкий. Казаки пользовались этим отличием только для получения назначенного им по реестру жалованья; в сущности же число их определялось не войсковым списком, а интересом предстоявшего похода, и сами короли содействовали, под нужду, свободному развитию казачества так называемыми приповедными листами, приглашавшими под казацкие хоругви людей всякого рода и звания. Когда понятие о равенстве притупилось в разбогатевших казацких старшинах, которые поладили с панами и стали смотреть свысока на Запорожье, — казаки начали сперва тайно, а потом явно нобилитоваться, и даже в договор с московским царем включили статью о том шляхетстве, которое пошло в казаки против шляхты польской; но то было уже начало разложения казачества по почину самого их предводителя, пожелавшого быть наследственным князем, под видом равноправного гетмана.

Каковы бы, впрочем, ни были причины их задоров и ссор с панами, но панские порядки в Украине и панские стремления сделать из Украины то, что уже было сделано из других польских провинций, были главными стихиями, из которых казаки с одной стороны, а шляхта с другой — черпали свою взаимную недоверчивость, неприязнь и, наконец, ожесточенную вражду. Защищая панов, как колонизаторов опустошенной татарами страны, польские моралисты воображают защищать в их лице деятелей цивилизации против степных варваров, чуждавшихся её благ. Действительно, цивилизация много потеряла от казацких восстаний. Жаль нам тех многочисленных пасек, тех фруктовых и даже виноградных садов, о которых сохранились предания, того земледелия и скотоводства, которое начало-было принимать в Украине такие громадные размеры, и, наконец, ремесел, которые естественно процветают в богатой местными продуктами стране [68]. Но нас успокаивает мысль, что с польской культурой было неразлучно рабовладение; что от казацких восстаний пострадала не та цивилизация, которая приходит к народу путем экономического и умственного развития массы, а та, которая, развивая удобства жизни, политические идеи и вкус к изящному в одном сословии на счет других, приводит все гражданское общество к деморализации. Знали казаки, или нет, к чему именно пришли бы они, подчинясь польскому праву, нам не известно. Они, по отношению к потомству, которому оставили так мало письмен своих, делали свое дело, можно сказать, молча. Зато не только в своих осадах и куренях управлялись собственными, от самих себя поставленными властями, и не только не признавали над собой никакого другого права [69], но еще вводили свою форму суда и в городах. Они — выражаясь тогдашним термином — не хотели знать "присуду" королевских старост и забирали городских и сельских жителей под собственный казацкий присуд так что, где были казаки, там королевская администрация делалась недействительною [70]. Освобождение городов от казацкой юрисдикции составляло предмет постоянных забот представителей шляхты на сеймах; меры принимались за мерами, одни других безуспешнее, так как исполнительная власть не соответствовала законодательной; наконец, в 1638 году, за десять лет до начала Хмельнитчины, запрещено было мещанам отдавать дочерей своих в замужество за казаков и продавать казакам какую бы то ни было недвижимую собственность. Казаки между тем крепли — и как военная корпорация, и как полумещанское сословие. Утвердясь на Низу, они свою Сечь сделали школою рыцарства для всех недовольных панскими порядками в Украине, для всех завистников панского благоденствия, для всех обиженных панами в качестве претендентов на владение батькивщиною, то есть батьковским займищем.