Бен-Цион Динур - Мир, которого не стало

• Название: Мир, которого не стало
• Автор: Бен-Цион Динур
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2008
• ISBN: 978-5-93273-282-2

Воспоминания выдающегося израильского историка и общественного деятеля Б.-Ц.Динура, впервые опубликованные на иврите в 1958 г., охватывают период с начала 1880-х гг. до первой половины 1910-х гг. Основываясь на личных записях этого времени, автор воссоздает подробную картину еврейской религиозно-общинной, культурной и общественно-политической жизни в Российской империи и Германии. Уникальный исторический материал, представленный в воспоминаниях Динура, позволяет русскому читателю по-новому взглянуть на жизнь различных слоев российского общества на рубеже веков.

---

В комментариях Раци брат обосновывал наш отъезд из Тельши, а в дополнениях ха-Рахбада я приводил дополнительные соображения и доказательства. Наше длинное сочинение мы отправили еще перед отъездом и в нем сообщили о нашем желании остаться дома на зиму, однако письмо не только не помогло, но и причинило нам много неприятностей: его сочли «ерничаньем» и попыткой скрыть наш провал. И лишь один из замыслов моего брата, который нам удалось частично осуществить, «спас» нашу честь и смягчил плохое впечатление от письма.

Брат предложил по дороге домой обратиться за советом к лучшим из раввинов и найти себе «наставника и учителя», которому мы скажем: «К тебе прилепилась душа наша, и у тебя мы хотим изучать Тору…» Согласно этому замыслу, в начале пути мы должны были остановиться в Шауляе у р. Йосефа-Захарии Штерна{248}, а в конце пути – в Бобруйске у р. Рафаэля Шапиро. Наш замысел нам удалось воплотить лишь частично: мы заехали в Шауляй к раввину Йосефу-Захарии Штерну. Прибыли мы в час утренней молитвы. Ребе болел и лежал в соседней комнате, а в его рабочем кабинете проводилась молитва. Мы дождались конца молитвы и попросили о встрече с ребе, сказав, что мы приехали прямо из Тельши и что, поскольку мы из Полтавской губернии, нет уверенности в том, что мы когда-нибудь сюда вернемся, поэтому и просим о личной встрече. Наши слова передали ребе, и он повелел впустить нас. У окна, рядом с кроватью ребе, стоял низкий столик, заваленный книгами. Ребе обратил к нам вытянувшееся лицо, бледность которого еще больше подчеркивалась его горящим взглядом. Посмотрев на нас взглядом пронзительным и проницательным, он протянул нам руку: «Я вас приветствую». И я, и брат почувствовали себя испуганными, обиженными, несчастными и дрожали. Наконец у рабби пробудилась жалость, и он спросил: «Из Тельши?» – «Да». – «Сколько времени вы учились в йешиве?» – «Два года». – «В каком классе?» – «Перешли в третий». – «А помимо «Кцот ха-хошен» вы изучали Гемару?» – «Конечно». И вдруг он повернулся ко мне: «А сколько листов Гемары ты вообще в жизни изучал?» Я испугался. Ребе словно читал мои мысли, как открытую книгу. И вдруг я ужасно смутился. Я почувствовал, что если скажу ему, что выучил около ТЫСЯЧИ ПЯТИСОТ листов Гемары, – со мной произойдет ТО же, что и когда я поступал в йешиву в Тельши. И я сказал только, что учил «Брахот» и «Моэд» (я знал, что книга «Зехер Йехусаф», написанная равом, включает в себя в основном нововведения к «Брахот» и к разделу «Моэд»!), а также несколько трактатов из «Нашим» и «Незикин».

Рав нисколько не удивился. Сказанное мной показалось ему как нельзя более естественным: ученик, который проходит то, что ему полагается. «А ты?» – обратился он к брату. – «Я изучал в основном "Незикин", "Шаббат" в разделе "Моэд" и о левиратном браке в разделе "Нашим"». – «Ты, – сказал ему рав, – больше тельшайец, чем твой брат». А потом, облокотившись на подушку, он задал нам несколько вопросов: «сомнение не выводит из несомненности» – где упоминается это правило и как им пользоваться? Каковы различия между «всякой вещью, у которой есть дозволения», и «всякой вещью, у которой нет дозволений»? И можем ли мы уточнить, где и по какому поводу приведены эти высказывания и как они сформулированы? Мы подробно ответили. Кроме того, я привел формулировку из трактата, который мы не изучали, – трактата «Недарин»{249}. «Вы учили „Недарин“ с комментариями Харана{250}?» – «Нет, не учили!» – «Так ты, – сказал он мне, – любишь подглядывать в Масорет ха-Шас во время учебы?» «Да», – ответил я, и он рассмеялся. А потом он спросил: «А правило „дела, которые в сердце, не являются делами“ всегда работает?» Мы и на это ответили. «А вы много занимались „Кцот ха-хошен“ и слушали лекции р. Йосеф-Лейба?» – и опять рассмеялся. Мы были поражены.

Мы объяснили р. Йосефу-Захарии Штерну цель нашего визита и рассказали о наших планах. Он сразу же позвал одного из своих близких – то ли судью, то ли писца – и приказал ему написать для нас подходящее письмо, в котором он свидетельствует о наших знаниях. Затем он спросил, как нас зовут, как зовут нашего отца, сведущ ли он в Торе – и удостоил его звания «рабани»; и засвидетельствовал, что он узнал характер «обоих этих юношей», братьев, талмудические знания их проверил и нашел, что «оба юноши… усердно учились, воодушевлены Торой, быстры в проявлении своей эрудиции и прекрасно обосновывают суждения», и этим он сообщает, что согласен помогать нам, чтобы мы продолжили наше обучение в его бейт-мидраше под его присмотром, в той мере, в которой ему позволит здоровье, и закрепил сказанное своей подписью. Мы попрощались дружески и с благодарностью. Приближенные рава пожелали нам всего хорошего и даже поблагодарили нас, сказав, что они не помнят, чтобы рав был в таком хорошем настроении, и по его распоряжению дали нам три рубля на дорожные расходы… на обратный путь в Шауляй! Когда мы отказались их взять (хотя на самом деле очень в них нуждались!), нам сказали: «Не стоит отказывать великому». Брат был счастлив. Он сказал мне: «Весь план был направлен на то, чтобы получить такое вот письмо!» Приближенные рава сказали, что они не помнят, чтобы рав так к кому-то отнесся; нам показалось, что это мы привели рава в состояние душевного спокойствия, и он сразу проникся нашим состоянием, учебой и стремлениями. А дома я сказал, что если бы нечто подобное произошло у хасидов, то о нем бы стали рассказывать как о чуде. Когда я некоторое время спустя читал стихотворение «Хвостик йуда» Йехуды-Лейба Гордона{251} и узнал, что в образе раввина Вапси ха-Кузари, «душа которого, несомненно, раздвоена», автор хотел вывести р. Йосефа-Захарию Штерна, который боролся против «реформирования религии», – то почувствовал себя сильно оскорбленным за р. Йосефа-Захарию. Мне тогда казалось, что те высказывания, по которым он нас экзаменовал, были также призваны выявить у нас «причастность к Гаскале»: он подозревал, что мы «заглянули в неведомое». Но из наших ответов он сделал вывод, что ошибался в своих подозрениях, и это его очень порадовало.

Последняя станция перед Хоралом – Ромодан. Поезд прибыл туда в три часа ночи. Мы ехали без билетов – договорившись с кондуктором, заплатив ему некоторую сумму, то ли в два, то ли в три раза меньше, чем стоимость билета. Мой брат был мастером в таких делах. Он сказал, что мы едем до станции Кременчуг, то есть четвертой станции после Хорала.

Мне он объяснил, что поступает в соответствии с «Книгой хасидов»{252}: нельзя называть гою точное место, в которое ты едешь, нужно сказать, что тебе нужно гораздо дальше, чтобы если он захочет причинить тебе зло, то пусть думает, что у него еще есть время… Однако кондуктор, по-видимому, не очень хорошо знал «Книгу хасидов» и решил, что мы просто-напросто его обманываем – хотим сойти в Хорале и не заплатить то, что ему причитается. Он рассердился, не захотел брать у нас деньги и ссадил нас на предыдущей станции перед Хоралом.

На наше несчастье, в тот момент на перроне сидел умалишенный еврей, который сбежал из сумасшедшего дома. У него в руке была железная палка, и, увидев нас, он закричал: «Вот, вот они! Пришли по мою душу! Вот они – убийцы!» Нас охватил ужас. Целый час он гонялся за нами вокруг вокзала, пока наконец на наш крик не вышли вокзальные служащие, чтобы «утихомирить сцепившихся молодых жидов», о которых нельзя сказать, «кто из них действительно сумасшедший».

Через час прибыл товарный состав – и мы в него сели благодаря служащим, которые опасались за нас: этот сумасшедший, даже после того, как его успокоили, говорил, что непременно убьет нас где-нибудь в вагоне. Через три часа, в семь утра, мы, усталые, разбитые и напуганные, приехали домой.

Глава 9. Йешива «Кнессет Ицхак» и общество «Черное бюро» (лето 1899 года)

Зиму 1899 года мы провели дома, стараясь исполнить взятые на себя обязательства. Учились мы очень усердно; рассказали о своих планах нашему дяде-раввину, и он их одобрил. Вместе с братом мы изучали «Недарин», а помимо этого каждый из нас изучал еще один трактат: я изучал «Санхедрин» (стремясь его закончить), а брат – трактат «Авода Зара»{253}.Я помню, как один из молодых хасидов, сын судьи Шмуэля Гурарье, говорил, издеваясь: «Вот, они учились в Тельши и дошли до „всех идолов“…» По совету раввина мы изучали также Рамбама («Яд ха-хазака»{254}). Он нам посоветовал изучать также «Сефер мишпатим»{255}, однако мы решили изучать последнюю книгу, «Шофтим»{256}, и начали с «Хилхот Санхедрин»{257}; дядя на это сказал, что, в сущности, мы продолжаем все время «Хилхот мамрим»{258}. У нас не было никаких оснований жаловаться на свои успехи – они были более чем удовлетворительны и в изучении Рамбама с обращением к законодательным источникам, содержащимся в Талмуде, и в изучении трактата «Недарин» с комментариями Харана.

И даже дядя, который частенько беседовал с нами о Торе, как-то заметил, что прошли те времена, когда жители местечка позволяли себе экзаменовать нас, и даже он не станет злоупотреблять этим. Тем не менее в ту зиму мне не удалось полностью осуществить свои намерения. Изо дня в день страсть к учебе у меня ослабевала, а чтение – сильнейшее желание читать – поглотило меня. В тот год стали появляться книги серии «Еврейская библиотека»{259}, которую основало издательство «Тушия»{260}. Первые книги «Библиотеки» – рассказы Зангвиля{261}, «Пьесы гетто», биографии Аристотеля (Тавьева{262}) и Магомета (Бернфельда{263}) и в особенности «История вер и религий» Мензиса{264} в переводе Яакова Френкеля – произвели на меня огромное впечатление. А кроме того, в городе забурлила сионистская жизнь. Разумеется, мой дядя-раввин, а также главы наиболее уважаемых домов резко возражали против сионизма; вместе с тем в городе было немало молодых людей, которые хотели создать сионистскую организацию. И вот мы собрались; и с нами был Лейб Гельфанд, наш родственник, один из активистов организации «Бней Моше»{265} в Полтаве, а до того в городке Малая Перещепина, что неподалеку от Полтавы, – пламенный сионист. И еще «проповедник» Й.-Ц. Евзаров, известный как «второй после Маслянского». Возможности говорить в синагоге никому из них не дали, и они ограничились небольшим собранием, которое устроили в бейт-мидраше. На этом собрании был и я. Решения принимались в духе времени – вплоть до создания профсоюза, продажи акций Еврейского колониального банка{266}, Еврейского поселенческого фонда – однако эти замыслы не увенчались успехом…