Иннокентий Федоров-Омулевский - Шаг за шагом

• Название: Шаг за шагом
• Автор: Иннокентий Федоров-Омулевский
• Издательство: Новосибирское книжное издательство
• Жанр: Классическая проза
• Год: 1960

---

   -- Теперь -- поздравьте меня! -- с некоторой торжественностью обратился Анемподист Михайлыч в зале к Светлову, Варгунину и Анюте, тревожно ожидавшим, что он скажет,-- наша больная вне всякой опасности; ей нужен только покой, покой и покой. Вот этого могучего врага побороть весело! -- продолжал доктор, самодовольно потирая руки.-- Н-ну, да уж и натура же у нее!.. Молодец-барыня!

   Светлов молча обнял и поцеловал товарища; Варгунин и Анюта радостно пожали доктору руку.

   -- Да и вы молодчина, батенька! -- восторженно заметил ему при этом Матвей Николаич.

   -- Ну, Анна Николаевна, я чувствую дьявольский аппетит и сознаю, что на этот раз покормить меня стоит,-- весело обратился Анемподист Михайлыч к Орловой,-- вот бы вы удружили-то мне, кабы угостили этак... бифштекцем.

   Ельников последние два-три дня обедал наскоро и чем попало.

   -- С кровью? -- рассмеялась Анюта, знавшая уже его привычки.

   -- С кровью, с солью, с перцем -- со всякими штуками,-- шутливо подтвердил доктор.

   Анемподист Михайлыч, схватив свечу, отправился к детям. Он осторожно разбудил их, поздравил с благополучным исходом болезни матери, растолковал, как они должны вести себя у нее и потом уже повел их к больной вместе с Анютой.

   Нечего и говорить, до какой степени были обрадованы дети, видя, что мать узнает их. Сашенька выказала при этом примерную твердость: поцеловав Лизавету Михайловну и услышав от нее "только одно словечко", она первая сейчас же ушла, как ни хотелось ей посидеть с матерью; Гриша и Калерия невольно последовали ее примеру. В заключение Анемподист Михайлыч нашел возможным показать больной даже Варгунина.

   -- Там, у нас, пойдет теперь пир горой, а вы пока усните,-- сказал ей на прощанье доктор.

   С следующего дня выздоровление Лизаветы Михайловны видимо пошло очень быстро. Покой и внимание, которыми все в доме, начиная с детей и кончая прислугой, старались окружить ее, много способствовали этому. Каждый вечер около постели больной собирался известный нам тесный кружок друзей, шли толки и споры до тех пор, пока она не начинала дремать; бывал и Любимов, но ненадолго: у него все "опасные больные на руках, изволите ли видеть", оказывались. Иногда, по желанию Прозоровой, ей передавали подробности ее бессознательного поведения в течение одиннадцати суток, причем каждый раз, как разговор касался участия Светлова в деятельности Ельникова, она украдкой взглядывала на Александра Васильича и краснела, подобно шестнадцатилетней девушке. В характере ее, однако ж, произошла значительная перемена. Нельзя было не заметить, например, что прежняя робость Лизаветы Михайловны как будто исчезла; она свободно говорила обо всем, выражалась метко и смело. Не меньше заметна была в ней теперь еще и другая особенность: в ее манерах и словах появилась какая-то порывистость, горячность, точно она спешила все куда-то, точно принимала все близко к сердцу. Даже и в мыслях Прозоровой обнаружилось нечто подобное: они получили теперь какой-то новый, более высокий, полет; большую глубину и силу. -- Знаете что, господа? -- заметила она однажды Светлову и Ельникову, сидевшим у ее изголовья,-- это мне и самой кажется странно: ныне, после болезни, я смотрю на вас, как будто на товарищей, точно в одном университете с вами курс кончила...

   И она была, пожалуй, права.

   Что же такое испытывала в действительности Лизавета Михайловна? Да она и сама не могла бы ответить на это хорошенько: водворившаяся в ее внутреннем мире гармония не поддавалась никакому анализу. Но в тот день, когда Прозорова, в первый раз после болезни, выехала из дому, чтобы сделать визит старушке Светловой,-- она невыразимо ясно и бестрепетно почувствовала, что связь ее с прошлым разорвана навсегда...

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ

I МЫСЛЬ СВЕТЛОВА ОСУЩЕСТВИЛАСЬ

   Наконец-то осуществилась давно лелеемая мысль Александра Васильича: вот уже третья неделя пошла с тех пор, как школа его открыта. Василий Андреич, отправляясь, по обыкновению, утром на рынок, каждый день встречает у своих ворот очень бедно одетых мальчиков и девочек, с узелками и сумочками в руках. Иные из этих детей так плохо защищены от осеннего холода, что, смотря на их съежившиеся фигурки и красные руки, старику Светлову становится иногда жутко пройти мимо без ласкового слова.

   -- Опять ребяты попались мне навстречу... Экие ведь все голыши какие! -- сообщает он, вернувшись домой, жене.

   -- Да уж и холода же, батюшка, ноне стоят, как зима точно,-- скажет в ответ на это Ирина Васильевна и пойдет придумывать, не найдется ли у нее и еще какого-нибудь старенького платья либо бурнуса, годных для превращения в детский гардероб.

   Много уж таких платьев и бурнусов пустила старушка в ход в последнее время, соболезнуя ученикам и ученицам сына.

   -- Ты уж лучше все из дому-то вынеси! -- нахмурившись, замечал ей муж, когда она, торопливо всунув под мышку которому-нибудь из уходивших домой детей тот либо другой плод своих неусыпных изысканий, так же торопливо возвращалась в комнаты с крыльца большого дома, куда теперь переселились Светловы.

   -- Это, батюшка, все равно, что самому Христу подаешь,-- давала отпор старушка.

   -- У тебя все -- Христос! Этак и Вольдюшке нашему не в чем будет скоро в гимназию ходить. Уж этот мне Сашка со своими затеями! Разорит меня парень совсем...-- ворчал Василий Андреич.

   Но на другой же день, порывшись у себя в старом платье, старик приносил из кабинета к жене какую-нибудь старомодную шинель, говоря:

   -- На вот еще... может, пригодится.

   Однако, хотя и сказано в писании, что "рука дающего не оскудеет", тем не менее Ирина Васильевна, глубоко верившая этому изречению, вскоре заметила, что запас различного старья совершенно оскудел в их доме. Еше-бы, когда в школу приходило ежедневно до тридцати человек детей обоего пола! Однажды утром старушка заглянула туда минут на пять -- и ничего не поняла: обучение грамоте по звуковой методе поставило ее в совершенный тупик. -- Ну, уж мудрен нынче народ стал! -- заметила она мужу, вернувшись оттуда, и покачала головой.

   -- А что, мать? -- спросил, будто равнодушно, старик.

   -- Да ничего, батюшка, не разберешь у них: буквы как-то на доске передвигают,-- мучат ли, учат ли -- кто их знает. И девчонки эти и мальчишки -- все знать ничего не хотят, точно и не в школе; тот спросит, другой спросит -- всякому отвечай. Уж чего это Санька выдумал, право так я и не знаю!

   Василий Андреич соблазнился и на другой же день сам зашел в школу. Его тоже поразило, прежде всего, свободное обращение детей с учителем, которым в тот день была Прозорова.

   Лизавета Михайловна сама вызвалась нести эту обязанность, предложив Александру Васильичу свои услуги три раза в неделю, через день, и просила только познакомить ее прежде с приемами преподавания. Она усвоила все необыкновенно быстро и была теперь общей любимицей детей, в особенности девочек. Короткие, еще не успевшие отрасти после болезни, волосы чрезвычайно шли к ее заметно похудевшему лицу, хотя молодой Светлов и уверял, что с косой она была гораздо привлекательнее.

   Василий Андреич пришел в школу довольно поздно и потому застал немногое. Пока он сидел да соображал, стараясь понять, в чем дело, урок уже кончился. Ребятишки, поскакав со скамеек, целой гурьбой окружили учительницу, предлагая ей наперерыв различные вопросы; но никто из них не обнаруживал особенного желания убежать поскорее домой.

   Это невольно бросилось в глаза старику и чрезвычайно удивило его.

   "Вишь ведь, разбойники, и домой не хотят! Мой Володька теперь бы уж давно дул из гимназии во все лопатки",-- подумал он, и его точно смутило что-то.

   -- Потише, ребятушки, потише! -- мягко унимала между тем Прозорова все больше и больше напиравшую на нею юную толпу, пробираясь, чтобы поздороваться, к Василию Андреичу, с которым она познакомилась в то время, когда была после болезни с визитом у Ирины Васильевны.

   Светлов старомодно расшаркался с ней.

   -- Не надоедают-с?-- осведомился он с обязательной улыбкой.

   -- Бывает грех, да что же делать -- дети! -- чуть-чуть повела она плечами.-- Впрочем, я как-то скоро привыкла,-- у меня ведь своих трое.

   -- Ну, эти-то не в счет-с. А и то сказать, у меня у самого тоже только трое всего, да и с теми не справлюсь...

   Прозорова улыбнулась.

   -- Ну, вам-то, кажется, теперь приходится иметь дело только с одним,-- заметила она.

   -- Ка-а-кой с одним! Старшие, думаете, лучше? То-о-же вертопрахи! -- шутливо махнул рукой Василий Андреич и, уходя, опять расшаркался.

   Дома, на расспросы жены, что он думает о школе, старик сдержанно ответил:

   -- Кто их знает! может, и путное что выйдет...

   Однако, как ни темны были представления стариков об этом предмете, они в ту ночь уснули оба с одинаковой мыслью: "А ведь Санька-то, кажись, и вправду доброе дело делает".