Иннокентий Федоров-Омулевский - Шаг за шагом

• Название: Шаг за шагом
• Автор: Иннокентий Федоров-Омулевский
• Издательство: Новосибирское книжное издательство
• Жанр: Классическая проза
• Год: 1960

---

   В начале настоящей главы мы сказали, что в последнее время у Лизаветы Михайловны редко удавались минуты, когда она могла свободно беседовать с глазу на глаз с собственными мыслями. Тем не менее Прозорова еще с большей жадностью пользовалась этими редкими минутами. Теперь -- быть может, благодаря их редкости -- ее задумчивость проявлялась еще заметнее, была еще глубже, сосредоточеннее. Особенно это резко бросалось в глаза с самого утра того дня, когда Светлов так странно объяснился с госпожой Рябковой. Во время урока у Прозоровых Александр Васильич с первого же взгляда подметил на лице хозяйки какое-то напряженное выражение, как будто она все собирается спросить его о чем-то, и он должен был признаться, что никогда еще не видал ее более задумчивой и прекрасной. Когда Светлов уходил, она не оставляла его, по обыкновению, обедать у себя, а только сказала ему просто:

   -- Если у вас сегодня вечером нет особенно важного.. дела -- приходите к нам: мне нужно посоветоваться с вами...

   Но видно было по всему, что просьба ее очень серьезна.

   И действительно, Лизавета Михайловна с лихорадочным нетерпением ждала вечера. Сейчас же после обеда она отправила Гришу к Ельникову с запиской, в которой просила Анемподиста Михайловича удержать мальчика у себя, если можно, на целый вечер. "Сегодня я не буду рада видеть вас у нас,-- прибавляла она в конце,-- а завтра -- милости просим; кстати и объяснение этому получите". Проводив сына, Прозорова поехала с девочками к Анюте Орловой; она заказала перед тем горничной, если кто-нибудь зайдет к ним, то говорить всем, что "хозяйка не скоро вернется", Александра Васильича же просить "непременно дождаться" ее возвращения. Лизавета Михайловна просидела у Анюты с час времени, сказала, что попозже вечерком сама заедет за детьми, и уехала одна. Вернувшись домой и не застав у себя Светлова, Прозорова снова торопливо распорядилась, чтоб, кроме него, никого не принимали.

   -- Кто бы ни зашел -- говорите: все уехали в гости,-- раза два по крайней мере повторила она удивленной горничной.

   Около семи часов вечера Лизавета Михайловна, сидевшая до того времени впотьмах, приказала подать свечи. Нетерпение хозяйки стало заметно усиливаться теперь с каждой минутой, а тени глубокой думы все гуще и гуще ложились на ее озабоченном лице; несколько раз она взволнованно принималась ходить взад и вперед по комнате, на минуту садилась, задумывалась и опять ходила. Раздавшийся в половине восьмого звонок в передней, как ни ждала его Прозорова, заставил ее вздрогнуть.

   Вошел Светлов.

   -- Наконец-то!..-- радостно протянула она ему обе руки,-- а я уж думала, что вы не придете.

   "Какая огромная разница между этим "наконец-то!" и тем пошлым, каким попотчевала меня сегодня утром Рябкова",-- мелькнуло в голове Светлова.

   -- Извините, Лизавета Михайловна,-- сказал он, дружески здороваясь с хозяйкой,-- я сегодня с утра был в таком скверном настроении духа, что мне пришлось прежде значительно проветриться, чтоб предстать перед вами в порядочном виде. Я только что от Варгунина,-- не застал: наш седой юноша ускакал куда-то в деревню. Что это у вас такая тишина сегодня? А где же дети?

   -- Девочки уехали к Орловым, а Гриша у Ельникова... А что? вам их надо зачем-нибудь? -- ответила она смущенно.

   -- Нет, я так спросил. А ведь вот вам ни за что не угадать, Лизавета Михайловна, как и кто испортил у меня сегодня фунта два крови?

   Светлов сел и, смеясь, рассказал хозяйке о своем визите к Рябковой,-- утром, во время урока, он едва успел переброситься с Лизаветой Михайловной двумя-тремя словами. Несмотря на то, однако ж, что Александр Васильич рассказывал очень остроумно, обнаруживая бездну наблюдательности, Прозорова выслушала его с какой-то принужденной полуулыбкой. Она порывисто воспользовалась первой удобной минутой, чтобы прервать гостя, и тревожно сказала ему:

   -- Александр Васильич!.. у меня большое горе и... большая к вам просьба....

   При слове "горе" лицо Светлова мгновенно изменилось: на нем не осталось и тени прежней веселости.

   -- Располагайте всем мной... как другом,-- тихо сказал он, слегка наклоняя голову, и придвинул к хозяйке свое кресло.

   -- Я хотела серьезно поговорить с вами, откровенно... именно как с другом,-- подтвердила она так же тихо и тоже наклонила голову.-- Мне это необходимо. Будете ли вы... вполне искренни со мною?

   -- Лизавета Михайловна! -- сказал торжественно Светлов, почувствовав в себе какую-то непривычную тревогу, и голос его зазвучал мягко-мягко,-- когда вы удостаиваете меня таким высоким званием и доверием, вы смело можете не сомневаться во мне ни на минуту.

   -- Я вам верю... не могу вам не верить... и эта уверенность больше всего нужна мне теперь и дорога...-- заметила Прозорова еще тише, и на реснице у ней навернулась и блеснула крупная слезинка.

   Светлов молчал: то ли он хотел дать ей высказаться вполне, то ли залюбовался на эту милую, неожиданную слезинку.

   -- Без этой уверенности в вашей искренности,-- продолжала она,-- я никогда бы не решилась заговорить с вами о том, что мучило мою душу всю жизнь, и что еще больше мучит меня со вчерашнего вечера... Скажите мне, Александр Васильич,-- это очень, очень серьезный вопрос, не забудьте, -- считаете ли вы меня... честной женщиной?

   Голос ее дрожал, когда она говорила это.

   -- Вы меня обижаете, Лизавета Михайловна!.. -- молвил только Светлов, озадаченный неожиданностью ее вопроса.

   -- Нет, я не хочу обижать вас: не хочу думать, что вы сказали сейчас... фразу; но мне нужно прямого ответа, Александр Васильич.

   -- Лизавета Михайловна! -- сказал Светлов, быстро подавая ей руку, и голос его снова зазвучал торжественно,-- я вас считаю вполне честной женщиной, в самом лучшем значении этого слова; я... я покуда не нахожу слов выразить вам мою мысль яснее.

   -- И не надо: я поняла, что вы хотели сказать; благодарю вас, -- крепко пожала ему руку хозяйка.-- Но я не могу понять... но как же... но почему же меня вы считаете честной женщиной, когда вы сами согласились вчера с Ельниковым, что женщина, живущая на средства нелюбимого человека, не может быть названа, в строгом смысле, честной женщиной, что она... Я не могу выговорить со вчерашнего дня этого ужасного слова... Лизавета Михайловна вся вспыхнула.

   -- Содержанка? -- договорил за нее Светлов, краснея почему-то и сам.-- Совершенная правда. Но что же вы находите общего в себе с подобной женщиной?

   -- Да разве я сама не живу за счет моего мужа, которого я... никогда... не любила, даже не уважаю? -- спросила Прозорова с замирающим сердцем и, делая это признание чужому человеку, она снова вся вспыхнула.

   -- Видите ли, в чем дело, дорогая,-- сказал Светлов и положил ей на руку свою руку,-- вчерашний разговор наш шел о таких женщинах, которые нисколько не стремятся выйти из своего рабского положения, даже и тогда, когда разглядят всю его мерзость, нисколько не тяготятся им. Мы говорили о женщинах, слишком испорченных этим положением, слишком избалованных им, чтоб подняться на борьбу, на вольный труд... слишком втянувшихся в готовые, вполне обеспечивающие их средства, чтоб оставить свои удобства для скудного и, к сожалению, часто неверного заработка; а главное -- эти женщины, спокойно пользуясь всем, даже не хотят исполнять, как умеют, обязанностей, налагаемых на них помощью мужей. Вы -- совсем другое дело; наш теперешний разговор -- лучшее доказательство этому. Позвольте мне иметь дерзость порыться одну минуту в вашей душе. Вы, я уверен, сперва совсем не понимали ложности своего положения; вы, быть может, только предчувствовали ее. Этого, конечно, было слишком мало для серьезного движения с вашей стороны. Потом, под влиянием книг, под влиянием... да мало ли чего, в вас вспыхнула искорка сознания; но и ее было недостаточно для взрыва. Однако вы не затушили в себе этой искорки выгодными, пошлыми успокоениями, как поступают на вашем месте другие; напротив, вы давали ей постоянно новый горючий материал,-- и вспышка полного сознания не могла не последовать. Немудрено, что она опалила вас: заряд был многолетний. Но гул и действие выстрела не одномоментны со вспышкой, между ними существует промежуток. В жизни этот промежуток бывает иногда очень долог, Лизавета Михайловна... Я глубоко радуюсь за вас; радуюсь и за себя, что мне выпало сегодня счастье быть, так сказать, восприемником первого мгновения подобной вспышки -- вашего возрождения. Честная ли вы женщина? спрашиваете вы. Да! повторяю еще смелее, вы честная женщина. Я мог бы, впрочем, сказать вам то же самое и несколькими днями раньше: чужая внутренняя борьба не может оставаться незаметной для того... для тех, кто сам борется, может быть, уже несколько лет...

   Светлов был очень взволнован и все время, пока говорил, держал Лизавету Михайловну за руку, крепко пожимая ее. Прозорова внимательно и детски нетерпеливо слушала его, опустя голову, не отнимая своей руки. Когда он умолк, Лизавета Михайловна еще несколько минут оставалась молча в этом положении.