Александр Мирер - Обсидиановый нож

• Название: Обсидиановый нож
• Автор: Александр Мирер
• Издательство: Параллель
• Жанр: Научная Фантастика
• Год: 1995
• ISBN: 5-86067-032-Х

Александр Мирер — выдающийся мастер современной фантастики. Великолепно выстроенный сюжет, нетривиальность идей, отточенный стиль, глубина осмысления образов по праву ставят Мирера-фантаста в первые ряды отечественной, а скорее, мировой НФ.

Авторский однотомник «Обсидиановый нож», открывающий новую серию отечественной фантастики, включает все произведения А. Мирера, созданные в этом жанре, за исключением «детской» повести «Субмарина „Голубой кит“» и некоторых рассказов.

Роман «Дом скитальцев» сразу после выхода стал бестселлером, и найти его на книжных прилавках и полках библиотек практически невозможно. Впервые публикуется полный вариант романа «У меня девять жизней»; повествующего об экспедиции в Совмещенные Пространства и о трагической судьбе обнаруженной там биологической цивилизации. Также ранее не издавалась написанная в жанре фантастического детектива повесть «Остров Мадагаскар». Завершают том рассказы «Дождь в лицо» (печатался в сильно сокращенном варианте под названием «Будет хороший день»), «Обсидиановый нож» и «Знак равенства».

---

Длинный ряд корзинок стоял на лежанке. Уже в середине ряда Лахи перестал хмуриться и начал пошучивать. Наконец, разогнулся и объявил:

— Здоровье твое вне опасности, пришелец! Здесь, — он постучал по груди, — здесь нечто не совсем обычное. Дым ваших кузниц очень силен, остается в дыхательных пузырях… э, Лахи прозорлив!

Как ему объяснить с куревом? Лучше не пробовать.

— А ты, Врач Дхарма! Почему ты прыгаешь и кричишь, как оранжево-голубая морда? Пришелец твой здоров… — Дальше Лахи понес такую цветистую околесицу, что понять его было невозможно, а Дхарма покраснела и ответила, что ты, мол, сам — голубая морда по своей болтливости, неприличной ученому.

Голубые морды в оранжевых баках были у длинноруких услужающих обезьян, действительно, редкостных болтунов.

Колька тоскливо спросил:

— Как насчет раздвоения? Почему я раздваиваюсь?

Лахи чесался и хихикал, изображая обезьяну — оторопел, замер с рукой подмышкой.

— Э-э-э! Он не знает раздвоения!

Дхарма кивнула: о том и речь. Лахи казался шокированным, но опомнился очень быстро.

— Говорю я и утверждаю: все вы трусы! Молчаливы, как водные змеи, — прорычал он. — Удались, Дхарма, я же потолкую с Адвестой.

Конечно, Дхарма не ушла. Лахи грузно присел на корточки перед Колькой, взялся за подбородок и в точных выражениях объяснил, что мозг состоит из двух половин — знает ли это пришелец? Знает. У всех животных одна половина мозга работает мало, а другая много — и это он знает, очень хорошо. Головастому трудно обойтись одной половиной для ученого труда, особенная нужда в передних, лобовых частях мозга, в них складывается высшее мышление. Колька подтвердил, что и это ему известно. «Что же тебе не известно, пришелец?» — «Почему я раздваиваюсь».

— «Э-хе-хе, — сказал Лахи. — У нас другие лекарства. Когда мы, Врачи, даем Головастому бахуш-рит, в мозгу Головастого сливаются обе половины, и обе мыслят, но в неравной степени, и более или менее несамостоятельно». Это Колька не понял, пришлось переспросить. Лахи изменил формулировку: — «После приема бахуш-рит весь мозг Головастого мыслит. Но каждая половина выращивает свои мысли. Это и ощущается, как раздвоение…»

— Черт знает что, — сказал Колька.

Из интонаций Лахи было ясно — Врач извинялся за несовершенство своих медикаментов.

— Каков же бахуш, употребляемый вами, Адвеста? — почтительно спросил Лахи.

Колька сказал:

— Поймите меня, Врачи. В нашем Равновесии нет подобных лекарств. Наши врачи не умеют этого. Не умеют присоединять вторую половину. — Колька постучал по черепу.

Но Лахи пытался отспорить, объясниться:

— На твою голову бахуш-рит действует так же, как на мою и на ее, — он показал на Дхарму. — Не шутишь ли ты, Адвеста? Не шути, во имя великих рек! Ваше Железное Равновесие не пользуется раздвоением?

Эге, теперь и он казался серым — самоуверенный Лахи побледнел… Господи, знали бы они, что паршивый перелом у нас срастается два месяца!

И было это непонятно и жутко. Оба они, и Лахи, и Дхарма, смотрели умными, живыми глазами, и так были красивы, крупны — налитые! — и с болезненными усилиями заставляли себя выспрашивать, как милостыню просить. С мучительными усилиями — Лахи даже заводил глаза под лоб — страшноватое зрелище…

Но Дхарма была Дхармой, тигрицей, хотя имя ее значило «белка». Она сказала:

— Э-э, Лахи! Поиграем в обезьяну на дереве! — и молниеносно, пяткой, ударила его в грудь, сшибла на землю, и мигом оба они оказались на полянке.

Колька выскочил за ними буквально через секунду — какое там! Дхарма как игрушка-дергунчик лезла по гладкому стволу, уже на высоте десятка метров, Лахи за нею, а на окрестных деревьях бушевал обезьяний хор. Услужающие болтались на руках и хвостах и подбадривали хозяев: «И-хи-хи-хи!» — гремело наверху. На шатучем изгибе ствола Лахи поймал девушку за пятку, взорал басом, и еще через несколько секунд они спрыгнули мокрые, как выкупанные, побежали к ручью. Колька поплескался заодно с ними. На сквозном, темном фоне перистой листвы в ручье стояли две белые цапли, надменно поглядывали на людей. Вернулись в лечилище, посмотрели друг на друга — помрачнели. Да, люди — не цапли… Один выясненный вопрос рождал два новых. Почему они так боятся разговоров на отвлеченные темы? Лахи проговорил страдальческим голосом:

— Снабжены раздвоением, но не открывают его… Быть может, Нараны снабдили их раздвоением без их ведома?

— В их Равновесии нет Наран, — мрачно ответила девушка.

— О полуночная дорога! Пусть бросят меня полосатым, — пытался шутить Врач. — Равновесие без Великих? Что у вас заменяет Нарану, Адвеста?

Колька сформулировал:

— Рисованные слова: памятные рисунки, изображающие каждый звук в отдельности.

— Рисунки я видел у стеклоглазога, — сказал Врач. — Они заменяют память, а не высшее научение. Кто сделал вас Головастыми?

— Черт знает что… Кто сделал нас Головастыми? — Он поискал слово «эволюция». — Равновесие, Лахи.

— О-хо-хо-хо! — загрохотал Врач. — Я понимаю! Но в исходный миг времени кто научил вас изменять мозг?

— Я тебя не понимаю, — сказал Колька. — У вас что, не такой мозг, как у нас?

— Во имя первой Великой! Твоя голова, Адвеста, не отличается от… — Лахи оглянулся, — от тех, что сегодня еще пожирают знания в воспиталищах. Не понимаешь? Ты не был Врачом в своем Равновесии, твои знания неполны — пусть будет так… Дхарма!!! — рявкнул Лахи. — Принеси бахуш-рит, пока мы не потеряли разум!

Съели тминный бахуш. Дхарму била крупная дрожь, Лахи ворчал и нервно почесывался. Но облегчение проступало на их лицах: Адвеста не Врач, путается в своих словах, разговор окончен.

— Тхшорт снаит ш-то, — сказала Дхарма. — Т-хшор-рт снаит што!

— Смеющийся крепок, как буйвол, — похвалил ее старший Врач. — От смеха в нас нарождается бахуш! — Он пытался улыбаться, глаза были испуганные.

«Нет, шалите, не выпущу», — подумал Колька.

— Объясни, Врач Лахи, почему вы Головастые…

Он похвалил себя за ловкий ход. Спрашивать им невыносимо, как и получать неожиданные ответы. Другое дело — самим объяснять прописные истины. И правда, Лахи, уставившись бычьими глазищами, стал излагать.

Получалось нехорошо, получалось, что в древности первая Нарана научила малоголовых людей применять бахуш-ниса. Они послушались и на протяжении многих поколений ели бахуш-ниса, пока не стали такими, как сейчас, Головастыми. Более того, по совету Наран сравнительно недавно люди стали появляться на свет с «зеленым мозгом», то есть без врожденных навыков и без речи! И еще позже, в последней дюжине поколений, мозг приспособили к раздвоению…

— Следовательно, вы непрерывно и до сих пор изменяете мозг? — Колька выкатил глаза не хуже, чем Лахи. — Бахушем? Черт знает что, действительно…

Получалось скверно. «Если моя голова, — соображал Колька, — принимает раздвоение так же, как и у них, тогда был кто-то в предыдущих поколениях, приспособивший своих потомков, и меня в том числе, к раздвоению… Б-р-р-р-р!» Лахи и Дхарма наверняка его не разыгрывали — как она закричала: «Почему вы — Головастые?»

Здравый смысл летел кувырком, все летело кувырком. Две одинаковые планеты в пространствах-временах кое-как еще можно было смоделировать. Одинаковые белковые и генетические структуры — ладно, подобное в подобном… Но чтобы в одном случае мозг был выведен искусственно, а в другом нормальным эволюционным путем, и чтобы во всех подробностях результаты совпадали? Это было чересчур. Это было настолько чересчур, что появилась соблазнительная мысль. Здесь не Ш, не другое пространство, а другое время, наше прошлое.

«Вернуться во времени нельзя, — сурово напомнил тот Карпов, у которого имелся портрет Эйнштейна. — Нельзя. Нарушение причинности. Сверх того, здесь биологическая цивилизация. Не может ее быть в нашей эволюции. Не было.»

Едва он успел так подумать, как подействовал бахуш-рит, и Лахи начал задавать ему вопрос за вопросом, и бил в одну точку, страстно искал логики: что вам предшествовало? Колька рассказал об археологических находках, о первых кроманьонских стойбищах, давностью в тридцать тысяч лет, или сорок тысяч, он как следует не помнил, конечно. Важно было, что между последними «малоголовыми» — неандертальцами в нашей терминологии — и первыми «Головастыми» — кроманьонцами — не было никакой цивилизации, не было Врачей — наши предки камни обтесывали, да охотились.

Лахи слушал в исступлений, настолько его потрясла такая нелепость — без многовекового труда, автоматически, «Железное Равновесие» получило то, над чем они бьются дюжины и дюжины поколений!

Так понимал его Николай Карпов. Мягко тюкала успокоительная мысль: эти люди живут в мифе, созданном Нараной. Воображают, что умеют воздействовать на мозг, а на деле-то бахуш «работает», как ЛСД, как стимулятор временной шизофрении. Двойное сознание? Нет его, есть временное помешательство, утонченный морфинизм… Это успокаивало. Его гнусные штучки при «раздвоении» становились неответственными, с психа много не возьмешь — тик-так.