Александр Мирер - Обсидиановый нож

• Название: Обсидиановый нож
• Автор: Александр Мирер
• Издательство: Параллель
• Жанр: Научная Фантастика
• Год: 1995
• ISBN: 5-86067-032-Х

Александр Мирер — выдающийся мастер современной фантастики. Великолепно выстроенный сюжет, нетривиальность идей, отточенный стиль, глубина осмысления образов по праву ставят Мирера-фантаста в первые ряды отечественной, а скорее, мировой НФ.

Авторский однотомник «Обсидиановый нож», открывающий новую серию отечественной фантастики, включает все произведения А. Мирера, созданные в этом жанре, за исключением «детской» повести «Субмарина „Голубой кит“» и некоторых рассказов.

Роман «Дом скитальцев» сразу после выхода стал бестселлером, и найти его на книжных прилавках и полках библиотек практически невозможно. Впервые публикуется полный вариант романа «У меня девять жизней»; повествующего об экспедиции в Совмещенные Пространства и о трагической судьбе обнаруженной там биологической цивилизации. Также ранее не издавалась написанная в жанре фантастического детектива повесть «Остров Мадагаскар». Завершают том рассказы «Дождь в лицо» (печатался в сильно сокращенном варианте под названием «Будет хороший день»), «Обсидиановый нож» и «Знак равенства».

---

В слоновнике тоже не все спали. Сменялись Охотники, охранявшие подступы к питомнику. Дежурные Хранители наблюдали за работой ночных обезьян, подтаскивавших пищу для слонят. Где-то Врачи принимали тяжелые роды у слонихи, и на темной дороге, плясал и горячился жеребец — молодой Хранитель мчался в ночь, от избытка сил, неведомо куда. Он вздыбил жеребца перед Ахукой и поздоровался с радостным удивлением:

— Э-э! Привет тебе, гонец, во имя Равновесия! Только что мы проводили пятерых гонцов, а вот и полудюжина! Отвести тебя к домам гостей, Охотник?

— Пять гонцов здесь было? — переспросил Ахука. — Не обсчитался ли ты?

Юноша засмеялся во весь рот, как самой остроумной шутке. Он качался на попоне от смеха, а конь его вздрагивал и косился на Рокх, важно шагающую по пятам за Ахукой.

— Я не войду в дом; Птица голодна, мне же следует торопиться. 

— Хорошо. Я принесу ей орехов. Будешь ли ты пить и есть, Охотник?

— Нет.

Юноша уложил коня под деревом и вошел в дом. «Пять Птиц, — думал Ахука, — кто же пятый?» Он знал совершенно точно, по интонации молодого Хранителя он понял, что все пять гонцов прилетели вместе, и вместе же улетели. «Кто был пятым? Случайный попутчик? Нет… В питомнике Рокх ничего не знали об этом гонце на шестой пост, а ни один разумный гонец не присоединится к стае, если ему надо спуститься где-то по пути. Рокх не захочет отделиться от стаи».

— Вот, корми свою Птицу, Охотник… Не позволишь ли мне полетать на ней немного? — он снова захохотал, приплясывая и поднимая руки. — Охотник, Охотник! Так прекрасно петь стихи в такую ночь! Поскачем со мной — на первом посту девушки затеяли праздник Белой Земли!

Ахука на стал объяснять ему, что кормленная Птица должна взлететь немедленно, да юноша и сам это знал. Просто он был очень молод.

— Ты испытал себя для работы в питомнике, Хранитель?

— Нет еще. Наверно, не останусь в питомнике. Я люблю петь и беспокою слонят. И я беспечен.

— Кого ждала твоя мать — Певца или Управляющего Равновесием? — Ахука видел, что юноша не обижается и даже рад его расспросам.

— Никого! — засмеялся юноша. — Никого! Слыхивал ли ты о подобном? Я сам узнал об этом, когда закончилось мое Воспитание!

— Может статься, твоя мать и очень мудра…

Юноша благодарно посмотрел на него, и Ахука спросил о том, что его интересовало:

— Не скажешь ли, куда направлялись гонцы?

— На шестой пост, Охотник, но я видел только одного из них — Птицы сели на Большой дороге. За пищей приходил один из них, почтенный Управляющий Равновесием, — весело рассказывал юноша. — Мы удивились, неужто он был младшим из пяти гонцов?

Почтенный Управляющий Равновесием… Неужели старый учитель Ахуки доверил кому-то Нарану и полетел сопровождать пришельцев?

— А куда летишь ты, Охотник?

— На шестой пост… но ты смешлив, как ребенок! Как выглядел тот почтенный?

— Обыкновенно, как все… Улетаешь, Охотник?

— Да. Теплой полуночи, друг.

Ахука направил Птицу против ветра и улегся.

— Теплой полуночи и меткого выстрела, Охо-отни-ик!

Они снова летели. Прошумели деревья, исчезла тонкая фигура певца, отражение Белой Земли замелькало в воде, затопившей пустующий выгон; питомник уже оставался позади, и снова Рокх взбиралась наверх по невидимому наклонному стволу, к звездам, которых не мог видеть Ахука — Немигающий отражал небосвод в своих огромных глазах. «Откуда же взялся пятый? Это не был старший Хранитель Нараны — певец запомнил бы его маленькое, скрюченное тело». Ахука летел и чувствовал себя опустошенным, как выгон, с которого увели слонов, чтобы на нем выросла новая трава и молодые побеги. Но вырастет ли в Ахуке новая поросль знания, когда схлынет волна сомнений и беспокойств?

…Давно уже осталось позади облако холодного воздуха над Рагангой. Сухой, легкий воздух донесся до ноздрей Ахуки, и он проснулся, прислушался к тихому «ц-ц-ц-ц-ц…» Немигающего. Так привычно, славно было в ночном полете, над пряными запахами плоскогорья, под чистым летним небом — а как тяжко летать в период дождей… «О-a, мы одеты привычками, как черепаха собственным скелетом, — подумал Ахука. — Брось свой скелет, черепаха!»

Он размял пальцы, поднял руку и отбил короткую дробь по грудке Немигающего. «Ц-ц-ц-ц…» Зверек задергал передними ногами, он как бы вскапывал шею Рокх. Это был приказ Птице: вверх, вверх, еще вверх! Она замедлила полет, набирая высоту. Тогда Ахука сам, своими ладонями приказал ей убыстрить полет до предела. И глупая тварь сделала первый шаг к гибели. Защелкала перевязь на спине Ахуки. Горизонт рывками пошел вниз, отрываясь от бесстрастного лика Белой Земли.

Время перевалило за полночь. Уже почернел под крыльями Птицы обитаемый лес — там, под деревьями и на дорогах, для немногих бодрствующих уже зашла Белая Земля. Прищурив слезящиеся глаза, Ахука смотрел вперед, мимо взъерошенной головы Птицы, и увидел: пять светлых точек висели в ровной черной пелене.

Теперь — вниз, вдогонку, и не свободным полетом, но всею мощью крыльев… Это был второй шаг, и Птица уже задыхалась, но понеслась вниз, к стае Рокх, и Ахука тоже задыхался от ветра. Они догнали стаю при последнем свете, при крае лимонного диска… Все складывалось удачно для Ахуки! Пятый гонец подвернулся вовремя, он летел впереди, за ним Раф-фаи, Толстый, Адвеста, и последней — Дхарма… Раф-фаи лежит под попоной — все, все предусмотрели слуги Нараны!

Влево, влево, Птица… полукругом… и быстро. Теперь вправо. Когда Рокх наклонила крыло при повороте, он увидел справа и внизу лицо Дхармы — узнала, хорошо! Продев руки в упряжь, Ахука скрестил их над головой в знак бедствия — Дхарма ответила, повторив знак. Теперь она последует за ним, что бы не случилось… хорошо!

Он выровнял Птицу, подвесив ее над стаей, между Адвестой и Дхармой, прикинул расстояние и легким движением послал Птицу вниз, с поворотом влево, между Толстым и Адвестой, и дальше вниз и влево, под прямым углом. Сделано. Теперь летели две стаи, по три Птицы в каждой, причем одна из стай продолжала путь к посту, а другая, ведомая Ахукой, спускалась на Большую дорогу. Птицы неумелых пришельцев следовали за передней Рокх.

Птицы любят следовать за стаей.

А люди любят следовать за стаей?

Сели на дорогу. Ахука свистнул ночным обезьянам — он был голоден. Усталые Птицы прилегли на животы вдоль обочины. В бледном, диком свете неба едва различалось бледное тело пришельца. Он боязливо слез со спины Рокх и топтался на дороге, ухая. Над дорогой висело, наклонившись, Семизвездие.

— Ты заболел, Ахука? — послышался неуверенный шепот Дхармы.

— Нет. Пробирайся сюда, к Адвесте.

— Птица твоя больна? — спрашивала девушка.

— Почему ты не пришел, Ахука? — Это пришелец.

— Я пришел, Адвеста… Сядь вот здесь. И ты, Дхарма, — он еще раз свистнул обезьян. — Ешьте, друзья. Я не ел и не пил с утра.

Он знал Дхарму, ее стремительный и неудержимый характер. Она должна быть неудержима в любви, как и в работе. И велико ее стремление к пришельцу, — подумал Ахука, ибо девушка молчала. Не призвала его к ответу — молчала. Слышно было, как она скусывает хрусткую верхушку маину.

— Выпей маину, Адвеста… не хочешь? Он укрепит твои силы.

Пришелец задрал бороду к небу, глотая сок маину, и хрипло вскрикнул. Дхарма прыгнула к нему.

— Что, что, Адвеста?

Непонятные слова говорил пришелец. «Полышая медыветьса», — повторял он, указывая на Семизвездие, а затем сказал на раджана:

— Все же это Земля!

Синей долгой вспышкой эти слова проникли в память Ахуки. Как он мог усомниться в том, что пришельцы — земляне? «О, недогадливый! — ликующе звенело в его мозгу.  Они живут подо льдами, на, краю земли, где Птицы не в силах летать. Он останется и вернется к себе с нашей помощью!» Он знал — эта мысль еще прорастет, оденется вторыми и третьими выводами, как строительное дерево обрастает ветвями и листьями.

— Да, это необычайная ночь, — пробормотал Ахука.

— Пора догонять стаю, — сказала Дхарма.

— Подожди… Мы поем одну песню. Слушай, Адвеста, и отвечай: сколько может ожидать вас железный дом? — он услышал короткий вздох девушки, — нет, не ошибся он!

— Не знаю, Ахука. Думаю, что не более одной ночи. Если уже не поздно.

— Я хотел бы, чтобы вы остались в Равновесии, — осторожно сказал Наблюдающий Небо, — чтобы остался хотя бы Адвеста…

— И мне хотелось бы, Ахука, но это невозможно, если уже не свершилось.

Ахука переспросил:

— Но как это уже могло свершиться?

— Ах, черт, — сказал Колька. — Как да как… (Пришелец проворчал непонятное — услышал Ахука).

— Сила, друг… В железном доме заложена сила, перемещающая его в пространстве, ты понял меня?

— Понял.

— Сила эта вытекает со временем, а для возвращения она нужна вся, без остатка. Потому мы и спешили вернуться. Теперь мы не знаем, достаточно ли силы сохранилось в железном доме.