Ян Карский - Я свидетельствую перед миром

• Название: Я свидетельствую перед миром
• Автор: Ян Карский
• Издательство: Астрель: Corpus
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2012
• ISBN: 978-5-271-45446-2

Книга Яна Карского, легендарного курьера польского антигитлеровского Сопротивления, впервые вышла в 1944 г. и потрясла мир. Это уникальное свидетельство участника событий, происходивших в оккупированной Польше, разделенной между Германией и СССР по пакту Молотова — Риббентропа. Мобилизованный 24 августа 1939 г., молодой поручик Ян Козелевский (Карский — его подпольный псевдоним) сначала испытал ужас поражения от немцев, а затем оказался в советскому плену. Чудом избежав Катыни, он вернулся в Варшаву и стал работать в подполье. Он первым принес союзникам и польскому правительству в Лондоне весть о массовом уничтожении евреев нацистами. Однако не все захотели ее услышать…

Награжденный в годы войны Крестом храбрых и дважды — орденом Воинской доблести, Карский не принял просоветский режим в Польше и остался жить в США. Лишь в 1995 г. он был признан героем на родине и принял из рук Леха Валенсы орден Белого орла. А в 2012 г. Ян Карский, почетный доктор нескольких университетов, получивший от Израиля звание Праведника мира, был посмертно награжден высшим знаком отличия, присуждаемом в США гражданским лицам, — Президентской медалью Свободы.

---

В принципе такого парня, как Тадек, ни за что не взяли бы в училище, где были очень высоки требования к моральным и физическим качествам претендентов. Помогло мое заступничество и его собственные заслуги как связного.

Одновременно он вступил в организацию, которая называлась «Волчата» и идеально подходила к его характеру. Это было объединение молодежи под руководством «экспертов», ставившая своей задачей всячески дразнить, бесить и изводить немцев.

В основном именно ее члены писали несмывающимися красками «Отомстим за Освенцим», «Гитлер капут», «СС — бешеные псы» на стенах варшавских домов, трамваях, принадлежащих немцам автомобилях, захваченных ими особняках и даже прилепляли такие надписи им на спины. У немецких машин постоянно прокалывались шины, потому что «волчата» усыпали дороги битым стеклом, резаной колючей проволокой и килограммами гвоздей.

Еще они развешивали повсюду карикатуры со смешными подписями, над которыми потешался весь город. Свора неутомимых чертенят много сделала для того, чтобы оккупантов окружало всеобщее презрение, а дух сопротивления не угасал. Когда осенью сорок второго года власти Генерал-губернаторства реквизировали у поляков все меховые и шерстяные вещи для отправки на Восточный фронт, «волчата» нарисовали на эту тему целую серию блестящих карикатур. Например, стоит унылый худющий немец, закутанный в женское горностаевое манто и с муфтой из чернобурки. А внизу подпись: «Наконец согрелся — теперь умирать за фюрера будет одно удовольствие».

Разумеется, в лучшие варшавские кафе, кинотеатры и гостиницы не пускали никого, кроме немцев. Поэтому везде висели намозолившие глаза таблички «Только для немцев». Так вот «волчата» украли огромное количество этих табличек, да еще и сами наделали таких же. И в одно прекрасное утро горожане увидели, что на сотнях фонарных столбов и деревьев красуются надписи «Только для немцев». Это имело особый смысл, если вспомнить, что немцы часто казнили своих жертв как раз на таких уличных виселицах.

Немцы разрушили все памятники, воздвигнутые в честь польских героев и великих событий в национальной истории. Поляки же сговорились демонстративно приносить цветы и свечи на опустевшие площади, как будто там все еще стояли монументы. Там даже молились. А «волчата» первыми возлагали цветы и венки к символическим подножиям. Так же, как на места массовых казней и к братским могилам.

«Волчата» не знали устали, фантазия их была неистощима, а все их проделки необычайно досаждали врагу и сразу приобретали широкую известность. Тадек Лисовский стал одним из этих лихих ребят[134].

В тот день, когда Тадеку пришло время отправляться в партизанский отряд, он, словно чувствуя себя в чем-то виноватым, принялся горячо благодарить меня за все, что я для него сделал. Под конец он попросил меня не говорить матери, в чем будет заключаться его новая работа, — пусть она думает, что он все еще при мне. Мне не очень нравилась эта идея, но Тадек меня уломал. Я понял, что он не хочет, чтобы мать тревожилась за него, узнав, каким опасным делом он теперь занимается. Мы расстались добрыми друзьями. «Я уверен, — сказал я, — что не услышу о тебе ничего, кроме хорошего, и что ты всегда будешь достойно выполнять свой долг». Тадек был растроган.

Больше мы не виделись.

Педагогический успех с Тадеком побудил меня испробовать свои учительские способности на ком-нибудь из своих юных родственников. Но опыт оказался не слишком успешным. И только одна кузина Зося вознаградила мои старания.

Ей было лет восемнадцать, отец ее — а мой дядя — в 1940-м году овдовел. Жили они скромно — дядя был мелким служащим, — Зосе приходилось вести хозяйство и взять на себя все материальные хлопоты.

Она была некрасивой, неловкой, угловатой, с соломенными волосами и землистым лицом. Но ее энергичность и живой ум заставляли забыть об этих недостатках. Несмотря на тяжелую домашнюю работу, она находила силы и время, чтобы посещать по вечерам подпольный лицей.

Система образования подпольного государства в сорок втором году, когда Зося получила свой аттестат зрелости, достигла максимальных успехов[135]. Только в Варшавском округе подпольное образование получали более восьмидесяти пяти тысяч детей и подростков. В тот год было выдано тысяча семьсот аттестатов зрелости.

Ученики тайно собирались у кого-нибудь на дому группами от трех до шести человек под разными предлогами: будто бы они пришли поиграть в шахматы, поработать или просто в гости. Большой опасности подвергались преподаватели. Дети любопытны, им трудно было помешать докопаться, как по-настоящему зовут их учителя, в какой школе он работал до войны, где он живет и т. д., — все то, что опасно было сообщать не только ребенку, но и взрослому. Одно неосторожное слово, вырвавшееся у ученика или родителя, обрекало учителя на пытки и смерть; немало педагогов попадало за свою столь полезную деятельность в гестапо.

Зося сдавала выпускные экзамены в сентябре сорок второго. И уже за месяц до намеченной даты ни о чем другом не говорила. Я с удивлением узнал, что уровень требований остался почти таким же, как и до войны. Зосе предстояло сдавать письменные и устные экзамены по польскому, английскому и латыни и еще устные по физике и математике.

Меня она подрядила в репетиторы по английскому. Мы занимались по вечерам, допоздна. Мне разрешили присутствовать на английском экзамене, поскольку я вскоре должен был ехать в Англию с докладом о Польше.

Перед началом экзамена председатель комиссии произнес небольшую речь, в которой напомнил ученикам, что всем им предстоит мужественно противостоять намерению нацистов уничтожить Польшу.

Мне не хотелось долго ждать, поэтому я воспользовался минуткой, когда учитель чуть задремал, и передал Зосе записку, в которой написал, что буду ждать ее после экзамена у нее дома. Но в этот самый момент экзаменатор проснулся, и Зося страшно побледнела. Учитель бросил на меня укоризненный взгляд, взял у нее записку и прочел вслух. Пристыженный, я поспешил улизнуть.

Вечером, когда Зося вернулась, я спросил ее, какое она писала сочинение.

— Тема независимости в польской романтической литературе, — с воодушевлением сказала она. — Я накатала шестнадцать страниц, а могла бы и больше.

Я от души рассмеялся. Темы не менялись. В мое время давали такие же… Правда, ныне они приобрели новое звучание.

Зося успешно выдержала испытания. В качестве аттестата она получила обычную визитную карточку с псевдонимом учителя. На обратной стороне было написано:

Благодарю за любезный визит 29 сентября 1942 г. Все прошло отлично. Вы рассказали мне много интересного. Браво.

Теперь Зося должна была бережно хранить драгоценную карточку. После войны в освобожденной Польше тысячи таких бумажек обменяют на официальные аттестаты. Я же, едва увидев карточку, загорелся желанием приобщить ее к своей коллекции подпольных документов. И стал как мог упрашивать племянницу:

— Зося, дорогая, отдай мне карточку, я тебе за это подарю после войны десяток секретных бумаг Делегатуры. Идет?

— С ума ты сошел! — возмутилась она.

— Ну погоди. Хочешь, прибавлю еще несколько приказов командующего АК и смертных приговоров, вынесенных немцам…

Зося перебила меня:

— Да ты не просто сумасшедший, но еще и негодяй!

Проблема молодежи, лишенной образования и падкой на соблазны, которые предлагали ей оккупанты, всегда волновала меня. За таких, как Тадек и Зося, я был спокоен. Воспитание и образование, которое они получили, и опыт работы в подполье заставили их рано повзрослеть и развили чувство ответственности. Но множество их сверстников в Польше и других странах, надолго прервавших учебу, внушают серьезные опасения. Это будет одна из самых главных проблем послевоенной Европы.

Глава XXVIII Заседание подпольного парламента

Благодаря специфике деятельности, которой я довольно долго занимался в подпольном движении, я имел представление обо всей его структуре и в целом о положении дел в Польше. Главнокомандующий АК и глава Делегатуры приняли решение использовать эти знания иначе.

Они послали меня в Лондон, в распоряжение польского правительства в изгнании, чтобы через него связаться с властями союзников, в первую очередь англичан и американцев. Мне было поручено сообщить им то, что я знал, о нашей деятельности и обо всем, что здесь происходит. Приготовления к отъезду заняли несколько недель. Прежде всего нужно было раздобыть необходимые документы. Идти через Венгрию на этот раз не имело смысла — в Англию оттуда не попадешь. Лучше было попробовать добраться до Испании или Португалии через Францию и желательно с хорошими документами.

Достать бумаги, удостоверяющие личность, оказалось не так сложно. Я занялся этим сам. Опыт подпольной работы приучил меня больше полагаться на себя, чем на других, и я составил план, решив воспользоваться тем, что в Польше в то время было немало иностранных, в том числе французских, работников. Только в Варшаве на немцев работало более двух тысяч французов. Результат коллаборационистской политики французского правительства, охотно снабжавшего Третий рейх рабочей силой. Среди них были инженеры, техники и простые рабочие. С одним из таких техников, Полем Тьенпоном, я был знаком — случайно встретился с ним в семействе Бурдо, потомков осевших в Польше еще в XIX веке французов. Мы отлично поладили. Поль был веселый, смешливый малый, любитель хорошо пожить и поболтать, однако, когда надо, он умел держать язык за зубами. Кроме того, он не упускал случая урвать деньжат и торговал из-под полы чем попало: контрабандными продуктами из Франции и даже морфием и кокаином. В основном его клиентами были немцы, но бывало, что и Сопротивление по каким-то причинам прибегало к его услугам. На его жадность я и рассчитывал. Вообще, как я много раз убеждался, гораздо легче перехитрить того, кто почитает себя умником, чем простодушного, наивного парня.