Гурам Батиашвили - Человек из Вавилона

• Название: Человек из Вавилона
• Автор: Гурам Батиашвили
• Издательство: Текст
• Жанр: Историческая проза
• Год: 2007
• ISBN: 978-5-7516-0671-Х

Гурам Батиашвили — писатель, драматург, редактор выходящего в Грузии журнала «Театр и жизнь», основатель и редактор еврейской газеты «Менора», издающейся в Тбилиси на грузинском языке, лауреат Государственной премии Грузии по литературе (1998 г.). Пьесы Г. Батиашвили идут в театрах Грузии и России, романы переводились на русский язык и иврит.

Исторический роман «Человек из Вавилона» известного грузинского писателя Гурама Батиашвили переносит читателя в конец XII века, когда Грузия, пережив владычество иноземных захватчиков, вступила в пору экономического и культурного расцвета. Высшие сановники государства заняты решением весьма важного вопроса — поиском мужа для молодой царицы Тамар. И когда подходящая кандидатура — русский князь Юрий Боголюбский — найдена, важная роль переговорщика достается еврею Занкану…

---

Занкан внимательно выслушал Эуду.

— Сегодня сделаешь то же самое. Не своди с него глаз, скоро он проснется, — после некоторого раздумья сказал Занкан.

То, что рассказал Занкану на другой день Эуда, было точным повторением предыдущего отчета.

Еще семь дней и семь ночей ходил хвостом за княжичем Эуда, и его донесения тревожили Занкану душу. Наконец он решил сам проследить за Юрием — бывало, до самого рассвета длилась слежка. И Занкан Зорабабели, сын Мордехая, всерьез задумался: царский дарбази поручил ему немедля привезти в Тбилиси Юрия Боголюбского, но, увидев, как предается княжич бражничеству, засомневался, стоило ли обращаться к этому поклоннику Бахуса с предложением стать зятем всех грузин? С другой стороны, царский дарбази послал Занкана не на разведку, а с весьма определенным заданием — привезти Юрия в Грузию.

Как ему быть, что делать?!

В пятницу утром, закончив молитву, он послал к Боголюбским Эуду с дарами, а потом заявился и сам — хотел поговорить с княжичем.

Княжич встретил Занкана с улыбкой, был вежлив и предупредителен, но беседы не получилось — потухший взор, замедленная реакция, неспособность поддержать беседу не располагали к разговору.

А Занкан заговорил о придуманной им причине своего визита — не посоветуют ли они ему, к кому в земле русской можно обратиться, кто мог бы помочь ему в закупке пушнины, ибо он, Занкан, хочет открыть торговлю русской пушниной в Византии. Княжич пустыми глазами смотрел на Занкана. Сидел, как бы одеревенев. «Похоже, он не понял меня, — подумал Занкан и добавил: — В ваших краях замечательные меха».

Екатерина Ивановна сидела молча, понурившись. Княжич покачал головой — все, мол, понятно, но не произнес ни слова. Спустя некоторое время княгиня подняла голову.

— Ныне там — только наши враги, — грустно проговорила она. — Друзья у нас были, пока мы правили.

«О возвращении престола они и не мечтают», — подумал Занкан. Княжич хлопнул в ладоши, и слуга внес напитки. Княжич дрожащей рукой наполнил деревянный кубок, что-то пробурчал про себя и залпом осушил его.

— Неужели никого из прежних друзей не осталось? — подивился Занкан.

— Остались, но нас избегают, чураются, — ответила Екатерина Ивановна.

Занкан смотрел на княжича. Взгляд у того зажегся, щеки порозовели.

— Так-то! — проговорил он и снова наполнил кубок. — Так-то! Не желают знаться с нами — не надо! Разве мы что-нибудь теряем от этого?! Будем здоровы! — и снова залпом осушил кубок.

Екатерина Ивановна тяжело вздохнула:

— Мы и не смотрим в ту сторону.

«Нет, они уже распрощались с мыслью о троне!» — снова подумал Занкан.

— Дядя мой — человек недоверчивый, если что заподозрит — не простит… И здесь нас достанет, — разговорился княжич, снова наполняя кубок, — так что надо сидеть тише мыши, никуда не соваться, никому не мешать, это главное. — Он улыбнулся, выпил, зажмурился и, через несколько секунд открыв глаза, снова улыбнулся.

— Нам здесь неплохо живется, местный правитель благоволит к нам, — виновато улыбнулась Екатерина Ивановна, — у кипчаков есть обычай: если уж они приняли тебя, будут верны до гробовой доски.

— Выходит, трон… — Занкан прервал себя, пожалев, что произнес это слово, и, улыбнувшись, сказал совершенно иное, — впрочем, все может повернуться по-другому.

— Трон не возвращают с помощью водки! — со злостью произнесла бывшая государыня и, хлопнув в ладони, вызвала слугу, велела вынести напитки. Княжич быстро опорожнил свой кубок, который держал в руке. Слуга положил пустой кубок на поднос и уставился на нетронутый сосуд Занкана.

— Этот оставь, остальное унеси! — приказала княгиня.

Княжич развалился на стуле и затянул песню — непонятную для Занкана, заунывную, тоскливую.

Занкан удрученно, с грустью смотрел на княжича, а перед его глазами стояла солнцеликая Тамар.

Совет вельмож

Абуласан не находил себе места. Он послал трех гонцов к трем членам царского дарбази:

— Ежели они сидят, пусть немедленно встанут и поспешат сюда, ежели они на ногах, пусть не садятся и, не теряя времени, едут сюда!

Вот уже сколько времени, как гонцы умчались выполнять его поручение, а этих троих все нет и нет.

Абуласан в плохом настроении, и это понятно: сколько раз он читал-перечитывал послание Занкана Зорабабели, но так ничего и не понял. Не понял он и того, почему, с какой целью Занкан прислал это письмо, что хотел им сказать? Он еще раз пробежал его глазами: «Достопочтенный державный Абуласан, амир Картли и правитель Тбилиси, член царского дарбази, могущество царицы Тамар…» Абуласан вновь перечитал эту фразу. Что она означает, что он хотел ею сказать? На что намекает? Нет, он ничего не понимает! И Абуласан продолжил чтение: «Благожелатель ваш и по-прежнему верный вам Занкан Зорабабели шлет привет из земли кипчаков. По-прежнему желаю вам бодрости, силы, уничтожения врагов страны и ваших лично и считаю надобным сообщить вам: видел княжича Юрия Боголюбского, все такого же статного, лицом благообразного, но мужеством ослабевшего, поелику предался он пагубной привычке — бражничанью каждый Божий день, что, увы…»

Вошел Тимотэ, и Абуласан оторвался от письма.

— Они явились, батоно!

— Чего же ждешь, зови!

Тимотэ вышел, и в зал вошли вельможи — три члена царского дарбази.

— Привет Абуласану! Надеемся, все в порядке?! — сдержанно, с некоторым почтением осведомился Джорджикисдзе.

— Похоже, войну начинаем, иначе зачем такая спешка! — с удовольствием опустился в кресло Парнавазисдзе.

— Читайте! — Абуласан протянул им послание Занкана.

— Что-нибудь случилось? — встревожился Габаон, беря письмо.

— Читайте, читайте!

Джорджикисдзе подошел к Габаону, и они оба уткнулись в послание.

— Чуть выше подними! — попросил один другого.

— Можно подумать, не видишь! — заартачился второй.

Парнавазисдзе не выдержал, поднялся с кресла, подошел к Габаону с другого бока и тоже принялся читать. В зале воцарилась тишина. Абуласан нервно ходил из угла в угол, потом вернулся к креслу и спросил:

— Что скажете? Как объяснить это послание?

Ответом ему было молчание.

— Ну что тебе сказать, Абуласан, — после раздумья как бы про себя проговорил Парнавазисдзе, — плохой из него вестник, — добавил он, устраиваясь в кресле.

— Вы должны помнить, — горячо начал Джорджикисдзе, — я с самого начала был против, не нравится мне этот Зорабабели, объясните, почему мы должны были посылать его? — Но ответа он не услышал. — Почему молчите, скажите наконец правду!

«Правду ему подавай, — думал Абуласан, — они полагают, что правда — это одинокое яблоко, висящее на дереве, и не ведают того, что у истины, как у плода фаната, масса зерен». А вслух произнес:

— Разве это главное в настоящий момент? Может быть, поговорим о том, что нам делать, что предпринять?

— А что мы можем предпринять? — спросил Габаон.

— Надо ответить Зорабабели — везти Боголюбского или нет.

— А мне кажется, сперва мы должны уяснить себе, зачем он написал это письмо! С какой целью? Что он задумал? — все так же страстно вопрошал Джорджикисдзе.

Это был тот вопрос, который мучил Абуласана с момента получения послания от Занкана. Он не знал на него ответа, поэтому внимательно смотрел на Джорджикисдзе. А тот умолк, словно язык проглотил.

— И все же почему, с какой целью прислал он это письмо? — спросил Габаон.

Джорджикисдзе продолжал хранить молчание. Он как бы раздумывал над своими же словами, мысленно спорил с собой. Наконец сказал:

— Может быть, потому, что… потому, что этот рос действительно предался бражничанью, тогда это будет предательством по отношению к царице, но может быть… — тут он сделал паузу, — может быть, верный человек Абуласана хочет сорвать нам это дело! — Он замолчал на какое-то время, а потом глаза его зажглись сумасшедшим огнем. — А не потому ли верный человек Абуласана написал это письмо, что сговорился с Саурмагом Павнели?! А Саурмаг Павнели…

— Нет, нет, это невозможно… — воскликнул Абуласан, вскакивая с кресла.

Джорджикисдзе сказал то, чего больше всего опасался Абуласан, что грызло его весь день, и он сам боялся признаться себе в этом. Абуласан нервно заходил по залу, но тут же сообразил, что своим волнением может вспугнуть приглашенных. Он опустился в кресло и подчеркнуто спокойно произнес:

— Нет, не думаю, чтобы это было так.

— А меня преследует совсем другая мысль, и, мне кажется, она очень важна, — негромко, как бы про себя проговорил Парнавазисдзе.

Все уставились на него. Убедившись, что Парнавазисдзе не спешит делиться своей догадкой, Габаон спросил:

— Что за мысль? Может быть, скажешь?