Валерий Попов - В городе Ю.: Повести и рассказы

• Название: В городе Ю.: Повести и рассказы
• Автор: Валерий Попов
• Издательство: Локид
• Жанр: Юмористическая проза
• Год: 1997
• ISBN: 5-320-00230-0

Великолепная проза Валерия Попова продолжает лучшие традиции российской литературы. Сквозь иронию и смех автора угадывается его бесконечное удивление — неужели мир, в котором мы жили и живем, настолько странен? Гоголевский «смех сквозь слезы» обуревает и нас, читателей. Мы смотрим в зеркало сквозь увеличительное стекло художественного слова — и видим такое! Новая книга Валерия Попова «В городе Ю.» — это памятник нашему времени, последним десятилетиям XX века и тысячелетия. Какое время, таков и памятник!

---

Возвращался я промороженный, бодрый и, войдя на лестницу, снова не мог не восхититься благороднейшим поступком корейца. Ведь можно жить хорошо!

Навстречу спускалась жена с мусорным ведром.

С Новым годом!

Где мусор — там жизнь!

Дома было тепло, сухо. Ну, все! Изнуряющий труд! И аскетизм. Молоко и ко-ко-ко!

Вошла радостная жена.

— Ты знаешь, кого я сейчас видела на помойке?

— Кота?

— Кой-чего получше!

— Что может быть лучше?

— Пятерых котят! И все абсолютно такие же рыжие, как он!

Еще один большой успех прошедшего года!

Жена вдруг выдернула из холодильника гирлянду сосисок.

— Э! Куда?

— Но они же наши!

Замечательно! Значит, семья увеличилась еще на пять ртов!

От машинки меня отвлек знакомый, уже привычный шум: завывание мотора, скрип, потом гулкий удар опрокинутого бака.

Вот это да! И в выходные работают!

Очередной бак вывалил мусор внутрь машины, она заурчала, поглощая дозу, и тут же сверху на эту гору коршуном обрушился человек в комбинезоне. Он прыгал на мусоре, почти плясал, страстно утрамбовывая его — и при этом уходя в медленную мусорную воронку все глубже, успевая одновременно рвать в клочья огромные картонные коробки, ломать с треском доски. Он погрузился уже почти по шейку, как настоящий виртуоз, довел свое действо до последней грани — и в самое последнее мгновение успел выскочить, вывинтить себя, но почему-то не поднял победно руки, хотя и мог бы,— только затопал своими бахилами по гулкой крыше цистерны, стряхивая прах.

Надеюсь, я такой же.

Стремясь вслед за ним к совершенству, я направился в ванную, чтобы побриться, и невольно залюбовался прыщом во лбу, удивительным по мощи и красоте… Значит — есть еще силы в организме?

…И наконец пришло солнце — но, как всегда, с дикими морозами.

Лучший из худших Повесть

Путь к саркофагу

Все трое в штатском, с ног до головы в белом, мы вышли из ворот дружественной нам воинской части. Тормознувший таксист-египтянин, однако, мгновенно сообразил, что к чему, и стал на бойком русском говорить, как он любит русских военных, что с ними вместе воевал в семьдесят втором на Суэцком канале и что у него есть русский друг, летчик Карапетян, который научил его летать и сбивать.

И, несмотря на эту пылкую дружбу, нагрел нас по-черному. Под его болтовню мы проехали темный душный город с нависшей над ним мусульманской цитаделью, с людьми в белых бурнусах, отрешенно-сомнамбулически шагающими из темноты под фары, и оказались вдруг — вместо заказанных нами пирамид — среди какой-то современной разрухи: ржавые трубы, корыта с засохшим цементом.

— Пирамиды? — строго спросил Грунин.

— Да-да! Пирамиды! Здесь, здесь! — К нам спешил, масляно улыбаясь, толстяк в белом бурнусе.— Здесь — всего за десять долларов с человека — вы увидите все. Там,— он пренебрежительно указал рукой куда-то вдаль,— за двадцать долларов вы не увидите ничего!

В результате мы смотрели ночную феерию у пирамид из его двора, повиснув на заборе, как мальчишки в кинотеатре, видя лишь самые вершины вспыхивающих таинственным светом пирамид, лишь слыша глухой голос рябого сфинкса, рассказывающего историю Египта, но не видя его.

Когда сфинкс глухо рассказывал о завоевании Египта гиксосами, сзади как раз послышался нарастающий клекот копыт — мы обернулись: арабские тачанки возвращались из города, где весь день катали туристов, однако ночью в этом нарастающем топоте было что-то грозное.

Наконец пирамиды погасли, голос сфинкса затих. На огромное поле перед пирамидами опустилась тьма, завыли собаки. Раскорячась, расправляя затекшие члены, сползли с забора, и тут же подкатил наш друг таксист, усадил, умчал на бешеной скорости. Мы были обобраны, обмануты — он же сиял, ликовал, как и его толстый друг, провожавший нас торжествующей усмешкой: для них нет более святого дела, чем надуть неверных.

Однако тут они просчитались: скоро мы снова нагрянули к ним в гости. Мелкий хищник попался в лапы большому. В результате — мы ходили по ночам в пирамиды именно этой дорогой. И мое последнее погружение шло так же: я простился с нашими и перелез через забор…

Оказывается, полная тьма тоже бывает разной. Такой тяжелой, глухой, безразличной к тебе темноты, как в этом самом большом сооружении человеческих рук, не было никогда.

Вытянувшись, я стал нащупывать ногой первую ступеньку… Нету! А ведь была на свету! Но глупо думать, что во тьме то же, что на свету: тьма расставляет все свое! И все громче пел во мне ее голос.

…Божественная энергия нисходит от богов на вершину пирамиды, которая обозначает собой перевернутое дерево.

Это не обсерватория, а первый храм мистерий, хранилище тайн. Через мистические проходы и камеры великой пирамиды проходили инициированные — они входили как люди, а выходили как боги!

…Да… неплохой тут холодильничек после долгой жары!

Конечно, перед уходом сюда я погулял как следует, с упорством командировочного требуя наслаждений.

— Эй, девчонки! Откуда такие шапки?

— Ведите себя сдержанней! — цедил Алехин.

— Тормози! Отличная вроде блондинка!

— То не блондинка — то старушка в платочке! — Геныч хохотал.

— Ну, тогда ладно! — Я вдруг загрустил.

Как страшно лезть в эту, самую глубокую в мире могилу!

Глухой камень уже трет и слева, и справа и давит сверху!

«Лишь тот, кто прошел перед этим три ступени инициации, допускался к этому обряду!»

…Имеем стаж! Удостоверение показать?

«Способ, которым инициируемый лишается в пирамиде земной жизни, составляет одну из глубочайших ее тайн!»

С трудом уже пролезаю, хотя неделю не ел! Пора уже, пора быть развилке: лаз вниз — в камеру Царицы, вверх — в камеру Царя!

Вот наконец забрезжила. И тут еще больший ужас пронзил меня! Оказывается, и ужас имеет оттенки! Вижу! Значит — тут Свет? Кто же там встречает меня?!

Да Геныч, конечно, кто же еще? Небось в шубе своей в этой холодрыге! «Нашли тайну!» Я рванулся вперед — и жахнулся головой о выступ!

…Постепенно, «выплывая», я разглядел, что свет идет снизу, из камеры Царицы!.. Она?!

Свет вдруг начал удаляться.

«…в то время когда тело неофита лежит в гробу, душа его парит, как человек с головой сокола в небесных просторах, открывая для себя вечность Жизни, Света и Истины и иллюзорность Смерти, Мрака и Греха!»

…Надеюсь — последнее испытание, надеюсь, на солнце, бля, не пошлют?!

Чтобы не умереть тут от страха прежде времени, стал перебирать, как четки, дорогу, что привела меня сюда…

Саркофаг

Сначала мы на советского «фараона» работали…

Вагон спецсвязи, Саркофаг, как мы звали его, имел семь слоев обшивки и, в принципе, должен был спасать от ядерного взрыва, любого холода и любой жары. На солнце мог бы лететь!

И предназначен он был на случай Конца Света, тогда наш советский Фараон должен был появиться здесь и указать всем Путь к Спасению, послав отсюда сигнал. А пока Конец Света испытывали на нас: терпимо ли?

Подгоняли вагон вплотную к Столовой горе, и она на наших глазах поднималась метров на пять — и снова опускалась, «переварив» атомную бомбу.

Потом, конечно, тщательное медицинское обследование. Интересно им было: а не опасен ли Конец Света? Как мне, рядовому Сане Познанскому, все эти радости?

Кстати, пикантная деталь: поскольку я «временно заменял» какого-то члена Политбюро, то мне полагался и личный врач… Ромка Долбин, как и я, вылетевший из вуза, только медицинского.

Развлекались с ним:

— Посмотги-ка, гогубчик, что-то у меня чешется между лопаток — не пгыщик ли?

— Никак нет, ваше высокопревосходительство,— у вас там десантный нож всажен, по самую рукоятку!

— А-а.

А после ядерного взрыва интересно им стало — смогут ли они возвестить Путь к Спасению в песчаную бурю, когда песок всюду проникает, даже в мозг? Сработает ли связь?

Основной принцип был у нас: умри, но связь сделай!

Не случайно над пультом у нас висел плакат с портретом рядового Пермитина и описанием его подвига: умирая, сжал зубами разорванный провод и восстановил связь. Ромка, наш главный насмешник, «взволнованно» спрашивал у Геныча: почему же тогда у рядового Пермитина на портрете провода изо рта не торчат? Геныч в ответ лишь катал по крутой своей морде желваки. Начальство! При нем такие разговоры были чреваты!

Единственное, что во время дежурства было можно: забраться на часок в тень, под вагон, и покемарить там на овечьей шкурке. На нее ни фаланга, ни каракурт не лезли — боялись овечьего запаха: овцы их хрумкают почем зря!

Наш конкретный вагончик был закреплен за каким-то определенным членом Политбюро, но за каким — пока тайна. И не раз, вглядываясь в их ровные лица на плакате, думал с волнением: который — мой? Хотелось бы поближе познакомиться уже сейчас! И спросить: а как остальным жить после Конца Света?