Карл Вагнер - Кейн. Ветер ночи

• Название: Кейн. Ветер ночи
• Автор: Карл Вагнер
• Издательство: Азбука
• Жанр: Героическая фантастика
• Год: 1996
• ISBN: 5-7684-0115-6

Один из лучших мастеров фэнтези Карл Эдвард Вагнер в книге «Ветер ночи» рассказывает об удивительных приключениях воина-колдуна Кейна. Коварная женщина-сирена, доисторический саблезубый тигр, безымянное чудовище Хаоса, безжалостные наемники и не знающие пощады завоеватели — никто не может противостоять Кейну Миротворцу.

---

Раньше в большей части фэнтези авторы заставляли героев ехать на лошадях по дубовым и сосновым лесам, охотиться с гончими на единорогов и так далее.

Вспомните великолепную сцену охоты на единорога в «Дочери эльфийского короля». Конечно, весь смысл романа Дансени в том, что он делает единорогов, магию и эльфов частью мира людей. Но строго говоря, так поступать ошибочно, и этого можно избежать, если писатель желает взять на себя такой труд.

Некоторые писатели согласны с этим и избегают подобных ошибок любыми способами. Берроуз, например, создал уникальную, оригинальную биосферу для своей версии Марса. Вместо лошадей его персонажи ездят на восьминогих млекопитающих, названных им «тотами»; вместо тяжелых вьючных животных он изобретает мастодонтов — «зитидаров». Его надо похвалить за то, что он довел свое решение до логического конца. На Бар-суме нет даже кошек и собак, вместо этих домашних животных Берроуз вводит «капота» и «со-рака».

В ходе написания марсианской серии, Берроуз пополнил свой барсумский бестиарий. В нем есть «апт» — арктический зверь с белым мехом и шестью лапами, безволосый, похожий на льва «бенс» и иные твари — «дарсин», «орлук» и так далее. Они по большей своей части хорошо выписаны и оригинальны. В основном той же практики Берроуз придерживался в книгах о Венере и Пеллюсидаре.

Тем, как Берроуз использует эту технику, можно только восхищаться. Он проектирует и выдумывает новых зверей, а не сует на Марс обыкновенных лошадей и называет их тотами. Взять, к примеру, его «калота». Этот марсианский пес так впервые представлен в «Принцессе Марса»[9].

«В ответ на ее зов я впервые увидел новое чудо Марса. Оно вошло, покачиваясь на десяти тоненьких ножках, и село на корточки перед девушкой, подобно послушному щенку. Чудовище было ростом с шотландского пони, но голова его несколько напоминала голову лягушки, за исключением того, что челюсти его были снабжены тремя рядами острых, длинных клыков».

Марсианка поручает зверюге стеречь берроузовского героя-землянина Джона Картера. Тот играючи убегает от свирепого на вид зверя, и на него нападают чудища, похожие на обезьян. Марсианский сторожевой пес, Вула, следует за своим подопечным и сражается с гориллойдом, который чуть-чуть не убивает его. Картер наблюдает за схваткой и обнаруживает, что проникся странным сочувствием к этому верному, хоть и страшному сторожевому псу.

«Я видел, что глаза моего зверя совершенно вылезли из орбит, а из ноздрей течет кровь. Было совершенно очевидно, что он слабеет… и огромные глаза его не отрываясь глядели на меня с выражением мольбы и защиты. Я не мог противостоять этому взгляду…»

Картер берется за оружие и сам вступает в бой с гориллойдом. Позже подбегают на помощь его зеленокожие марсиане. Они готовы без всякого сожаления прикончить раненого сторожевого пса, но Картер не дает им пристрелить верного калота.

«В конце концов, на Марсе у меня оказалось двое друзей — молодая женщина и безгласный зверь, в бедной, уродливой оболочке которого было больше любви, нежели у всех зеленых марсиан, скитавшихся по мертвым морям Марса».

Хотя этот абзац и может показаться некоторым излишне сентиментальным, всякий, у кого была собака, знает, на какую глубокую привязанность и любовь способен этот зверь. Берроуз здесь делает не что иное, как очень умно демонстрирует сущность «пса» и рисует Вулу, «верного марсианского пса», перенеся в него качества земного зверя.

Более того, Берроуз нашел для него надлежащее имя. Турид, бенс, тот, зитидар — в таких названиях есть внутреняя правильность, ее легко почувствовать и узнать, но никак нельзя объяснить. По контрасту с берроузовской пригодностью названий и имен даже самый лучший его современник-подражатель Отис Адельберт Клайн выглядит намного хуже, по крайней мере в этом отношении. Просмотрим один из романов Клайна, выбранный наугад. «Принц опасности» демонстрирует, как Клайн, ничуть не стараясь, лепит имена и названия. Вслушайтесь. Зверь «ордзук»!.. И вообще венерианский словарь Клайна показывает, как мало времени он отводит на создание имен и названий: Зовил, Зинло, скарбо, кова, Ург, Укспо, Азпок, Ропок, Рогвиз — эти имена и названия просто ужасны. У них тоскливое, двусложное строение, одинаковое звучание и какая-то неотесанная уродливость.[10]

В своих книгах о Лемурии я следовал примеру Берроуза, создавая биосферу и пытаясь привести вид и звучание названий в соответствие с природой зверя. «Фондл» кажется мне превосходным названием для толстенького газелеобразного создания; «кротер» — мое название лемурийского аналога лошади, а «зампф» — неуклюжего, похожего на трицератонса вьючного животного. Доволен я также такими названиями, как «деодас» — свирепый кошкодракон джунглей Ковии, «поа» — плотоядный речной змей, и «вандар» — разновидность величественного черногривого лемурийского льва. Однако иногда лемурийские названия меня не удовлетворяют. «Гракк» — мое название для птеродактиля, «дварк» — огромный динозавр джунглей и «ларе» — какой-то плезиозавр. Эти названия кажутся мне столь же неуклюжими и плохо выдуманными, как и наихудшие творения Клайна.

В создании и поддержании «внутренней сущности реальности», о которой говорит Толкин, писателю обязательно поможет его система вымышленных названий, протянувшаяся через весь роман. В мире, где вместо лошадей бегают «кротеры» и «замфы», должны быть также вымышленные цветы, деревья, металлы и драгоценные камни. Мне кажется, вы выполните только половину работы, если после изобретения аналогов львов, лошадей, собак и коров станете упоминать дубы, розы и изумруды.

Берроуз, кстати, выдумал для своего Барсума новые деревья: «сорапус», «скилл». Неужели в этом есть что-то особенно трудное?

Некоторые писатели признавали это и заселили свои вымышленные ландшафты интересными новыми названиями. Примером служит Лавкрафт с его «шантак-птицами», «ночными гонтами» и «дхолами». Дансени богат почти столь же изощренно выдуманными названиями в рассказе «В Заккарате», где упоминаются «факелы, пропитанные редкими биринийскими маслами», которые горели, «испуская аромат блетани», В другом его рассказе «Бетмура» упоминается вино, сделанное из «сирабубы», В рассказах о крае света появляются новые музыкальные инструменты — «люди били в тамбанги и титтибуки, мелодично дудели на зутиборах». В «Праздных днях на Янусе» появляются новые монеты под названием «пиффеки», так же как «тумарундские ковры» и не то еда, не то питье под названием «толлуб».[11]

Стало быть, это можно сделать, и я не вижу никаких причин избегать этого.

Новому миру пристало быть новым во всех отношениях, так сказать вымышленным и выдуманным с магмы до неба. «Сделай его новым», — советует Эзра Паунд, говоря о стихотворении. Это пожелание имеет смысл и когда говорят о прозе, по крайней мере в контексте того жанра, который мы тут обсуждаем.

Фриц Лейбер привлекает очевидными ошибками в этой теории. Рецензируя мою антологию «Новые миры для старого» в журнале Тэда Уайта «Фантастик», он заметил:

«У метода Лина Картера есть по крайней мере один непредсказуемый недостаток: сколько б ни обитало в таком мире странных животных и негуманоидных разумных племен, главными его обитателями должны быть, особенно в фэнтези, люди или же существа, похожие на людей».

Верное наблюдение, но не из тех, с какими я обязательно должен согласиться. Яйцекладущие прекрасные марсианки Берроуза и его же здоровенные четырехрукие зеленые тарки достаточно непохожи на гомо сапиенс, чтобы предположить, что их создатель намекал на куда большую чуждость, нежели нарисованная им.

У Эддисона житери меркурийской страны демонов с их полированными рожками (а их противники обладают рудоментарными хвостиками) могут быть менее человекоподобны, чем мы думаем. Этот символический отход от земной нормы предполагает большую чужеродность, оставленную за скобками.

Можно написать роман меча-и-магии, где действие происходит на другой планете, разумные обитатели которой происходят, скажем, не от млекопитающих, а от рептилий. Чтобы провернуть такой фокус, потребуется долго изучать половую жизнь, диету и другие схожие детали, относящиеся к меньшим плотоядным эпохи миоцена. Но это можно сделать…

Что-то в таком роде будет в моем «Химериуме». У обитателей Истарорфа, как я теперь думаю, будут рудиментарные рожки, как у меркурианЦев Эддисона. Возможно, это неразумно с моей стороны, но я, кажется, пленен этой идеей, ибо к своему удовольствию я разглядел, что рога есть почти у всех млекопитающих Истарорфа. Следовательно, они должны быть и у «людей» того мира. Хотя такая идея может привести и к катастрофе. Хотя бы потому, что обязательно заставит некоторых читателей критиковать меня за подражание Эддисону. Но меня и так не раз уже обвиняли в том, что я — рядовой подражатель, так что в этом не будет ничего нового. Суть в том, что мои герои будут не просто так рогатыми, а оттого, что рога есть у всех млекопитающих биосферы «Химериума».