Яков Резник - Сотворение брони

• Название: Сотворение брони
• Автор: Яков Резник
• Издательство: Средне-Уральское книжное издательство
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1988
• ISBN: 5-7529-0018-2

«Еще девять месяцев оставалось до нападения фашистов на нашу страну, а Михаил Ильич Кошкин уже пал за ее свободу — пал первым солдатом Великой Отечественной войны…»

Трудно, порой драматично складывалась судьба главного героя этой книги — одного из тех, кто в годы первых пятилеток выковывал броневую мощь державы. В центре повествования — история создания Т-34, лучшего танка второй мировой войны, история того, как в суровую военную пору было налажено производство боевых машин на Урале.

Без преувеличения можно сказать: «Сотворение брони» — самое известное из произведений свердловского писателя Якова Резника. Повесть трижды издавалась в Свердловске и Москве.

А недавно пришло сообщение: «Сотворение брони» переводится на болгарский и чешский языки.

К сожалению, Яков Лазаревич Резник не увидел нового издания своей книги. Писатель скончался в феврале 1988 года на семьдесят шестом году жизни.

---

Съезд считает необходимым особое внимание сосредоточить на следующих важнейших стройках.

В машиностроении — окончание начатых строительством в первой пятилетке Уральского завода тяжелого машиностроения мощностью в 100 тысяч тонн и Краматорского в 150 тысяч тонн продукции; Уральского вагоностроительного завода на 54 тысячи четырехосных вагонов…

В черной металлургии — завершение строительства Магнитогорского завода на 2,7 миллиона тонн чугуна, Кузнецкого, Запорожского, Нижнетагильского…

Из резолюции XVII съезда ВКП(б). КПСС в резолюциях. М.: Политиздат, 1953, ч. 2, с. 756—759.

Уральский характер

1

Задумчиво стоял Серго у окна салон-вагона. Мимо проносились живописные лесистые горы, чистые, как капли росы, озера; и среди этой южноуральской красоты — прокопченные веками недоростки-домны и вросшие в землю черные, как сама земля, корпуса мартеновских и прокатных цехов.

Сколько таких заводиков на Урале! Первоклассный выплавляют чугун на древесном угле и сталь добротную, но мало, безбожно мало. А металла требуется все больше и больше. Правда, эти заводики немного увеличивают производство после реконструкции, но это капля в море. Главная нагрузка падает на новые гиганты — и прежде всего на Магнитку…

Магнитка! Дня не проходило, чтобы Серго о ней не думал, не занимался ею.

К первому его приезду сюда, в тридцать третьем году, в строительство комбината уже было вложено полмиллиарда рублей, а стали, проката — ни тонны. На доменных печах — авария за аварией. На электростанции, в цехах, в бараках поселка — невероятная грязь. Это возмущало Серго: новейшая техника, ее освоить нужно как можно быстрее, а тут ни чистоты, ни элементарной производственной культуры.

Что же он увидит сейчас?

От работников наркомата, которые непрерывно сменяли друг друга на Магнитке, Серго знал, что происходило на объектах. Он каждую ночь разговаривал по телефону с директором комбината, нередко — с начальниками цехов, иной раз и с рабочими. По общему впечатлению, дела шли лучше. И блюминг работал, и крупносортный стан «500», и шесть мартеновских печей. Доменщики приближались к американским коэффициентам использования полезного объема своих агрегатов. Но Серго чувствовал себя словно бы виноватым, что лично не мог вникнуть в здешние дела, порой очень трудные и сложные.

Что же он увидит сейчас, летом тридцать четвертого, через год после первой встречи с Магниткой?..

Старший консультант американской фирмы «Мак-Ки» мистер Харингтон возвращался с трехдневной охоты. Километрах в двадцати от поселка иссякло горючее. Харингтон оставил шофера дожидаться, пока он пришлет бензин, и налегке зашагал к заводу.

С перекинутой за плечи двустволкой, в кожаной куртке с «молнией» и высоких, с отворотами, сапогах, он шагал пружинисто, насвистывая песенку своей юности. Голова под синим беретом была вскинута, загорелое сухощавое лицо выражало удовольствие.

Чем ближе к поселку, тем гуще застилали небо желтовато-красные, бурые, пепельно-серые дымы. Сквозь их рваные клубы Харингтон различал бочкообразную громаду газгольдера и стену коксовых батарей. Еще километра два, и американцу показалось, что он находится в окрестностях родного Питсбурга. Как и там, небо подпирают четырехугольные короны домен, круглые шапки башен каупера, острые свечи труб мартеновских печей. Как и там, металл хлещет в ковши и воздух плавится от жарких всполохов. И домны, самые лучшие в мире домны, здесь, как и там, возведены при его, Харингтона, непосредственном участии. «Незаменим, в обоих полушариях незаменим!» — подумал он горделиво и громко рассмеялся.

Из высокого ковыля взметнулся ястреб. Харингтон вскинул ружье, но гашетку не нажал; хищник с размашистыми, гибкими, словно из пружинной стали, крыльями круто подался к синеющей на горизонте дымке гор.

За спиной раздался захлебывающийся от нетерпения сигнал. Харингтон посторонился, увидел директорский «линкольн». Качнув продолговатым овальным корпусом, автомобиль остановился. Директора в нем не было. Рядом с шофером сидел широкоплечий человек в белом кителе, белой фуражке военного покроя с красноармейской звездочкой на околыше. С живостью и быстротой выскочил он из машины.

— Мистер Харингтон?!

— Мистер Орджоникидзе?!

Они улыбались друг другу с искренней доброжелательностью.

Познакомились они в начале 1932 года, когда Серго пригласил Харингтона в Москву, чтобы поблагодарить за участие в пуске домны и поздравить с награждением советским орденом. В других обстоятельствах Харингтон вряд ли удостоился бы подобного приема: он, как и другие иностранные инженеры, получал от Советского государства большие деньги, и консультировать строительство и пуск домны было его обязанностью. Но Харингтон выполнял свои обязанности в условиях необычных, в какой-то мере исключительных. Вице-президент компании «Мак-Ки» — главный ее представитель на строительстве металлургического гиганта — считал недопустимым задувать печь зимой, предсказывал гибель домны и снял с фирмы всякую ответственность за пуск. Поначалу Харингтон колебался: не простое это дело — идти против своей фирмы. И все же пошел. Эксперимент привлекал его отважностью, верой русских в свои силы и в печь. Шесть домен такой мощности пускал Харингтон в Соединенных Штатах — пускал всегда в теплое время. Кризис потушил их, и если б не стройка седьмой такой домны в России, Харингтон, вероятно, оказался бы на положении полубезработного. Мог ли он отказаться от участия в пуске? Это было бы предательством по отношению к самому себе. И Харингтон пренебрег запретом вице-президента. Когда в морозный январский день домна дохнула на людей живым пламенем, он ликовал вместе с русскими — не мог, не захотел сдерживаться, хотя это как будто и не к лицу респектабельному инженеру почтенной американской фирмы.

С любопытством оглядывая Серго, Харингтон заметил рыжие пылинки в его усах.

— Вы посещали вредный шамотный цех? — Харингтон уже неплохо объяснялся по-русски.

— Говорят, вы тоже бываете там.

— Я — инженер, вы — государственный деятель. Американский министр не ходит на вредное производство.

— Американский… — Серго переменил тему: — Удачно охотились?

— Удачно, очень удачно, — обрадовался Харингтон возможности повторить часто встречающееся в разговоре русских слово. — Пять тетеревов, три утки.

Глаза Серго блеснули мечтательно.

— Встретил бы вас на Кавказе, обязательно на горную косулю и кабана пошли бы. Эх и охотился когда-то! Молод был, джигитом был.

— Джигитом? Как понимать — джигитом? — И, не дожидаясь объяснения, Харингтон извлек из накладного кармана куртки миниатюрный русско-английский словарь. Перелистал, такого слова не нашел и вопросительно уставился на Серго.

— Джигит — хороший наездник, ловкий человек, — объяснил Серго. — А где ваша машина, мистер Харингтон?

— Там, у озера. — Американец показал на северо-запад. — Бензин кончился.

— Сеня, слетай! Одна нога здесь, другая там!

«Линкольн» развернулся, помчался к озеру.

— Одна нога здесь, другая там — как это можно, мистер Орджоникидзе? — И Харингтон заулыбался, узнав, что это означает «как можно быстрее». — Великолепный язык! Я охотно изучаю русский язык!

— Не боитесь американской прессы, мистер Харингтон? Узнают, что увлекаетесь русским языком, снова придерутся. Слышал, газеты поругивали вас за домну и наш орден.

— О-о, глупая пресса. Писала: Харингтон не работает на фирму «Мак-Ки», работает на фирму Орджоникидзе.

Оба засмеялись, неторопливо пошли в сторону завода.

— Протеста американской прессе не посылали?

— Нет. Мне нравится служить фирме «Мак-Ки» и фирме Орджоникидзе. Фирмы надежные.

— У нас говорят: одной рукой два арбуза не поднимешь; вероятно, вам нелегко угодить двум фирмам сразу. Не так ли произошло у вас с мартенами? — намекнул Серго на недавние неприятности между советскими организациями и владельцами «Мак-Ки».

Советский Союз попросил спроектировать не сто двадцати пятитонные мартеновские печи, как было предварительно согласовано, а сто пятидесяти тонные. Разница не столь большая, и за рамки контракта просьба не выходила. Все же владельцы фирмы, отказались, доказывая, что сто двадцати пяти тонные печи являются самыми экономичными и производительными. Харингтон понимал: это отговорка, хозяева просто не желают поставить русским более мощные мартены, чем имеют США. «Понимал и молчал, — подумал Харингтон. — Боялся вторично идти против фирмы, боялся, как бы она не скинула с руки бархатную перчатку, не показала железный кулак… Куда бы ты делся в кризис, Харингтон?»

Серго прервал затянувшуюся паузу: