Вадим Дамье - Стальной век: Социальная история советского общества

• Название: Стальной век: Социальная история советского общества
• Автор: Вадим Дамье
• Жанр: История

Настоящая книга посвящена социальной истории России со времени революции 1917-1921 гг. до распада Советского Союза в 1991 г. Основное внимание уделяется развитию общества в контексте политики форсированной индустриальной модернизации, которую проводили российские правительства в XX веке, и социальному сопротивлению народных масс навязанному «сверху» курсу. Автор прослеживает эволюцию форм самоорганизации и сопротивления наемных работников и крестьянства, показывает их силу и слабость. Значительное место в книге уделено также изменениям в правящем классе советского общества, его фрагментации и роли этих процессов в размывании и разрушении монолитной индустриально-капиталистической модели «концерна СССР».

Книга адресована как профессиональным историкам, так и активистам общественных движений, а также школьникам и студентам, изучающим историю России, и всем, кто интересуется вопросом о характере советского общества.

---

~ « 279

важнейший источник «первоначального социалистического накопления» . При этом «левые» предлагали возложить основную нагрузку на зажиточ­ные слои деревни, предоставив более бедным слоям различные льготы. Облегчить положение сельской бедноты должно было и поощрение коо­перации. Но в первую очередь «левые» объявляли себя защитниками со­циальных и материальных интересов городских рабочих.

Представители оппозиции (Н.Осинский, Е.А.Преображенский, Г.Л.Пя- таков) добивались усиления директивного планирования «сверху» при на­личии свободно устанавливаемых государственными трестами оптовых цен для «достижения наибольшей прибыли», открытия рынка дешевым загра­ничным промышленным товарам («торговой интервенции») и ужесточения кредитной монополии. Троцкий отдавал себе отчет в том, что отстаивае­мые меры не в состоянии привести к кардинальному решению проблем страны. Но он надеялся на то, что в обозримом будущем все же наступит победа «мировой революции», и это выведет Россию из экономического тупика. Важно было продержаться до этого момента, поддерживая высо­кие темпы развития, пока можно.

В большевистском руководстве, однако, усиливались позиции привер­женцев иного варианта - «правого» (Н.И.Бухарина, А.И.Рыкова и группы молодых экономистов). Те обращали внимание на то, что основными по­ставщиками товарного хлеба были крупные хозяйства капиталистического типа («кулацкие»): весной 1926 г. почти 60% предназначенного для про­дажи хлеба было в руках 6% крестьянских хозяйств[281]. С точки зрения «правых», именно на них, а не на работавшие на самообеспечение мелкие хозяйства в деревне, и следовало делать ставку. На основе окрепшего сельского хозяйства, способного создать в деревне значительный «приба­вочный продукт», предполагалось как накормить население, так и принес­ти в страну капиталы, благодаря расширению экспорта аграрной продук­ции. Что касается промышленности, то упор, по мнению «правых», нужно было сделать, в первую очередь, на производство предметов широкого потребления, а затем уже - поднимать тяжелую промышленность. Они обвиняли «левых» в том, что предлагаемое ими ускоренное развитие тя­желой промышленности в рамках индустриализации приведет, напротив, к снижению уровня жизни трудящихся.

Программа «правых» предусматривала также дальнейшее развитие ча­стной торговли. «Наша задача - полное использование частного капитала, отнюдь не ставка на его уничтожение...», - объяснял руководитель ВСНХ Дзержинский в 1925 г.[282]

Именно «правые» выступили инициаторами расширения НЭПа в 1925 г., разрешения аренды земли и использования наемного труда в деревне и ограничения общинных переделов земли. Характерно, что Сталин и его сторонники в этот период поддерживали их начинания. В 1925 г. на во­прос журналиста, «не было ли бы целесообразным... закрепить за каждым крестьянином обрабатываемый им участок земли на десять лет», Сталин ответил: «Даже и на 40 лет». В Грузии, по его инициативе, нарком земле­делия выступил с идеей фактической денационализации земли[283]. А в июле 1928 г. правительство под председательством Рыкова приняло программу расширения концессий, предусматривавшую огромные льготы для концес­сионеров.

Планы «правых» были рассчитаны на десятилетия, и в них не входили катастрофические повороты и виражи. Это соображение стало одним из под­спудных мотивов провозглашенного Сталиным и Бухариным в 1924 -1925 г.

тезиса о «построении социализма в одной стране». Второй мотив коре­нился в мироощущении и настроениях партийно-государственного аппа­рата, который стремился увековечить свои привилегии, а не поступаться ими на благо революции в других странах. Тезис Сталина и Бухарина не­медленно вызвал резкие возражения Троцкого и его сторонников, а затем и обострение внутрипартийной борьбы.

Еще в 1924 г. в борьбе с Троцким была образована неофициальная правящая группировка - «семерка», в состав которой вошли ведущие большевистские лидеры - члены Политбюро Н.И.Бухарин, Г.Е.Зиновьев, Л.Б.Каменев, А.И.Рыков, И.В.Сталин, М.П.Томский и председатель Цен­тральной контрольной комиссии партии В.В.Куйбышев. Но уже в 1925 г. этот блок начал распадаться. Зиновьев и Каменев, возглавлявшие Советы крупнейших рабочих центров - Ленинграда и Москвы и контролировавшие партийные организации этих регионов, не могли игнорировать растущее недовольство городских трудящихся тяжелыми социально-экономическими последствиями НЭПа. «Классовый протест рабочих, - замечал Троцкий, - совпал с сановной фрондой Зиновьева»[284][285].

Кроме того, Зиновьев воспринял тезис о построении «социализма в одной стране», как умаление возглавляемого им «ведомства мировой ре­волюции» - Коминтерна. Он и Каменев начали с критики именно этого пункта, а затем перешли к обличению «кулацкого уклона» и хозяйственной политики. В борьбе против Сталина и Бухарина они опирались на мест­ные интересы партаппарата Ленинграда, пытаясь вести ту же бюрократи­ческую игру, что и Сталин, но с куда меньшим успехом. «Здесь столкну­лись два... уровня политической организации, - объясняет историк Пав- люченков. - У Зиновьева вся постройка держалась на принципе подбора кланового характера и все в конечном счете зависело от степени личной преданности... Сталинская группировка олицетворяла более высокую сте­пень организации - госаппарат в его кадровой сердцевине. Это была уже

284

государственная система...» .

«Новая оппозиция» потерпела тяжелое поражение на XIV съезде большевистской партии в конце 1925 г., поскольку делегаты от большин­ства регионов были представителями сталинского партаппарата. В январе 1926 г. Зиновьев утратил контроль над Ленинградской парторганизацией; возглавивший ее сторонник Сталина С.М.Киров развернул широкую чист­ку оппозиционеров.

Бывшие союзники Сталина Зиновьев и Каменев теперь предлагали со­юз «левым». Несмотря на опасения и возражения некоторых членов «левой оппозиции», Троцкий счел нужным принять это предложение, хотя отме­чал, что «ленинградский режим» Зиновьева ничуть не менее бюрократи­ческий и аппаратный, чем сталинский. Новый блок, получивший название «объединенной оппозиции», направил в мае 1927 г. письмо в ЦК партии («заявление 83-х»), в котором потребовали пересмотра социально-эконо­мической и внешней политики. Его представители обвиняли руководство партии в «термидорианском» перерождении и «бюрократическом извраще­нии» «рабочего государства»[286]. Они выступали на оппозиционных пар­тийных собраниях, а 7 ноября 1927 года, в 10-летнюю годовщину Октябрь­ской революции, организовали демонстрации в Москве и Ленинграде. От­ветный удар последовал немедленно: Л.Д.Троцкий, Г.Е.Зиновьев, Л.Б.Ка- менев, ГЛ.Пятаков, К.Б.Радек, Х.Г.Раковский и другие лидеры оппозиции были смещены со всех постов и исключены из партии. За ними последова­ли тысячи их сторонников. Сам Троцкий в начале 1928 г. был сослан в Ал­ма-Ату, а в 1929 г. выслан из страны.

Характерно, что, осуждая внутрипартийный бюрократический режим и требуя расширения «рабочей демократии», оппозиция так и не осмели­лась апеллировать к широким внепартийным массам трудящихся. Больше всего на свете она опасалась народной революции, которая могла бы сме­сти большевистский режим. Такое развитие событий воспринималось ею как «контрреволюция». Уже в эмиграции Троцкий по-прежнему заявлял: «Эсеровско-анархистские Советы могли бы только послужить ступенькой от пролетарской диктатуры к капиталистической реставрации. Никакой другой роли они сыграть неспособны были, каковы бы ни были «идеи» их участников»[287]. Задачи оппозиции в 1920-х гг., по его словам, состояли в том, «чтобы опереться на пролетарский авангард и через нее - на народные массы и обуздать бюрократию в целом, очистить ее от чуждых элементов, обеспечить над нею бдительный контроль трудящихся...»[288]. Из такого подхода неизбежно вытекала и неверная оценка расстановки сил, пагубная для оппозиционеров: большинство из них считали группировку Сталина «центристской» (в отличие от «правой» фракции Бухарина). Лишь немно­гие видели главную опасность в Сталине, повторяя анекдот: в России все идет, как в «Пиковой даме» у Пушкина: «тройка», «семерка», «туз»...

После 1928 г. большая часть лидеров «левой оппозиции» поддержала Сталина, сочтя его ссору с группировкой Бухарина - Рыкова и ориентацию на огосударствление экономики «левым поворотом». Тем более, что ста­линцы заимствовали ряд лозунгов и предложений оппозиции, таких как усиление нажима на кулака и ускорение темпов развития промышленности (но, конечно же, не расширение внутрипартийной демократии). Неприми­римость проявили лишь немногие молодые активисты, по словам биографа Троцкого Исаака Дойчера, «заклятые враги бюрократии и фанатики анти­сталинизма», которые были привлечены «к оппозиции ее призывом к про­летарской демократии, а не экономическими и социальными пожелания­ми»[289]. Несмотря на неодобрение лидеров, они сблизились со сторонника­ми группы «демократического централизма» («децистами»), заявлявшими о том, что в России больше нет «пролетарской диктатуры». Наконец, са­мую крайнюю позицию занял бывший «децист» Владимир Смирнов. Как вспоминал югославский левый коммунист А.Цилига, автор нашумевшей книги о сталинском СССР «В стране великой лжи», Смирнов «заходил на­столько далеко, что заявлял: «в России никогда не было ни пролетарской революции, ни диктатуры пролетариата, была лишь «народная революция» снизу и диктатура сверху. Ленин никогда не был идеологом пролетариата. С самого начала до конца он был идеологом интеллигенции». Эти идеи были связаны с более общим взглядом, что мир идет к новой форме обще­ства - государственному капитализму, в котором правящим классом явля­ется бюрократия. Он ставил на один и тот же уровень Советскую Россию, кемалистскую Турцию, шедшую к гитлеризму Германию и Америку Гуве­ра-Рузвельта. «Коммунизм - это крайний фашизм, фашизм - это умерен­ный коммунизм», писал он в своей статье «Комфашизм»»[290]. Его соратники по фракции осудили взгляды Смирнова и исключили его.