Карло Гинзбург - Сыр и черви. Картина мира одного мельника жившего в XVI веке

• Название: Сыр и черви. Картина мира одного мельника жившего в XVI веке
• Автор: Карло Гинзбург
• Издательство: Российская политическая энциклопедия
• Жанр: Философия
• Год: 2000
• ISBN: 5-8243-0132-8

Известный итальянский историк, один из основателей «микроистории» реконструирует биографию и духовный мир «диссидента» XVI века — фриульского мельника, осмелившегося в эпоху жесткого идеологического диктата выступить со своим мнением по всем кардинальным вопросам бытия. Фактографическая тщательность сочетается в книге Карло Гинзбурга с умелой беллетризацией — сочетание этих качеств сообщило ей весьма высокую популярность.

Для всех интересующихся историей.

---

Путь, который она проделала, был долгим и непрямым133. Для начала нам нужно обратиться к спорам о бессмертии души, которые велись в начале XVI века в кругах итальянских аверроистов, то есть главным образом среди профессоров Падуанского университета, находившихся под влиянием идей Помпонацци134. Эти философы и врачи открыто полагали, что со смертью тела индивидуальная душа — не тождественная аверроистскому активному интеллекту — должна погибнуть. Разрабатывая эти идеи в религиозном ключе, францисканец Джироламо Галатео (учившийся в Падуе и затем по обвинению в ереси приговоренный к пожизненному заключению) утверждал, что души, которым уготовано блаженство, после смерти спят вплоть до Страшного суда. Возможно, следуя за ним, бывший францисканец Паоло Риччи, более известный под именем Камилло Ренато, защищал теорию сна душ, вводя различение между «anima», обреченной на гибель вместе с телом, и «animus», которому суждено воскреснуть в конце времен. Под прямым влиянием Ренато, жившего в изгнании в Вальтеллине, эта теория была воспринята, хотя и не без некоторого сопротивления, венетскими анабаптистами135, полагавшими, «что душа это жизнь и что, когда человек умирает, тот дух, который поддерживает в человеке жизнь, отправляется к Богу, а жизнь идет в землю, и там спит, не сознавая ни добра, ни зла, пока не наступит судный день и все не воскреснут по воле Господа»136, — кроме отверженных, для которых никакой будущей жизни не существует. Поэтому «нет иного ада, кроме могилы»137.

Профессора Падуанского университета и фриульский мельник — связь между ними кажется невозможной и все же она есть, при всей ее исторической уникальности. В этой цепи влияний и контактов нам даже известно последнее звено — священник из Польчениго, Джован Даниэле Мелькиори, друг Меноккио с детства. В 1579–1580 годах, за несколько лет до процесса Меноккио, он также был привлечен к инквизиционному суду в Конкордии и оставлен под подозрением в еретических мыслях. Обвинения в его адрес со стороны прихожан были многочисленны и разнообразны: от «сводничества и распутства» до неуважительного отношения к предметам культа (например, к освященным гостиям). Но для нас интересно другое: в разговоре, на деревенской площади Мелькиори утверждал, что души «отправляются в рай только в судный день». На суде Мелькиори эти слова отрицал, но признал другое, а именно, что указывал на разницу между смертью телесной и смертью духовной, основываясь на прочитанной им книге «одного священника из Фано» — имени автора он не помнил, а книга называлась «Руководство к чтению проповедей». И воспользовавшись случаем, Мелькиори не без некоторого апломба прочел инквизиторам самую настоящую проповедь: «Я хорошо помню, как говорил о смерти телесной и духовной и о том, что есть два вида смерти, весьма друг от друга отличающихся. Ибо телесная смерть постигает каждого, духовная же смерть — лишь лиходеев; телесная смерть похищает у нас. жизнь, духовная — жизнь и благодать; телесная смерть разлучает нас с друзьями, духовная — со святыми и ангелами; телесная смерть отлучает нас от благ земных, духовная — от небесных; телесная смерть лишает нас земных прибытков, духовная — всех даров Иисуса Христа, спасителя нашего; телесная смерть изгоняет нас из царства земного, духовная — из царства небесного; телесная смерть оставляет нас без ощущений, духовная — без ощущений и разума; телесная смерть обрекает нас на телесную неподвижность, духовная — превращает в подобие камня; в телесной смерти издает зловоние тело, в духовной — душа; телесная смерть отдает тело земле, духовная — душу аду; смерть нечестивых зовется наигорчайшею, как читаем в псалме Давида: «mors peccatorum pessima»*, смерть праведных — драгоценною, как читаем там же: «pretiosa in conspettu Domine mors sanctorum ems»**; смерть нечестивых именуется смертью, смерть праведных — сном, как читаем у Иоанна-евангелиста: «Lazzarus amicus noster dormit»***, — и в другом месте: «non est mortua puella sed dormit»****, нечестивые боятся смерти и не хотят умирать, праведные не боятся смерти, но говорят вслед за св. Павлом: «cupio dissolvi et esse cum Christo*****». И о таковом различии между смертью телесной и смертью духовной я рассуждал и проповедовал; ежели я в этом ошибался, то готов покаяться и вину свою искупить».

Хотя Мелькиори не имел под рукой книги, на которую ссылался, он превосходно помнил ее содержание. Его речь почти слово в слово воспроизводит тридцать четвертую проповедь из «Руководства к чтению проповедей во утверждение христианского жития», весьма популярного учебника для проповедников, написанного монахом-августинцем (священником он не был) Себастьяно Аммиани из Фано138. При этом за игрой невинных риторических оппозиций совершенно пропало высказывание, которое вполне можно было квалифицировать как еретическое: «смерть нечестивых именуется смертью, смерть праведных — сном». Без сомнения, Мелькиори, утверждавший, что души «отправляются в рай только в судный день», отдавал себе отчет в его неортодоксальности. Инквизиторы же определенно испытывали замешательство. К какой ереси причислить воззрения Мелькиори? О затруднениях судей свидетельствует и текст обвинения: Мелькиори вменялось в вину, что он склоняется к «ad perfidam, impiam, eroneam, falsam et pravam hereticorum sectam... nempe Armenorum, nee non Valdensium et Ioannis Vicleff»*139. Об анабаптистских корнях учения о сне душ инквизиторы из Конкордии явно не подозревали. Столкнувшись с подозрительными, но незнакомыми им мыслями, они вытащили из своих справочников определения вековой давности. То же самое, как мы увидим в дальнейшем, произошло и с Меноккио.

В материалах процесса Мелькиори ни слова не говорится о раздельности смертной «души» и бессмертного «духа», а ведь как раз на этой их раздельности держится тезис о душах, спящих вплоть до Страшного суда. Идею о тем, что «душа» и «дух» не одно и то же, Меноккио должен был почерпнуть из бесед с польченигским викарием.

38. Противоречия

«Я думаю, что наш дух, который и есть душа, возвращается к Богу, который нам его дал», — сказал Меноккио 16 февраля (на втором допросе). «Со смертью тела умирает душа, но дух остается», — поправился он 22 февраля (на третьем допросе). Утром 1 мая (шестой допрос) он вроде бы вернулся к первоначальному утверждению: «душа и дух — одно и то же».

Его спросили о Христе: «Кто был Сын Божий — человек, ангел или истинный Бог?». «Человек, — ответил Меноккио, — но в нем был дух». И добавил: «В Христе либо была душа одного из ангелов, рожденных в древние времена, либо его душа была сызнова создана Святым Духом из четырех элементов, либо произошла из природы. Нельзя ничего сотворить доброго, иначе как втроем, и потому Бог как Святому Духу, так и Христу даровал знание, волю и могущество, так что им было отрадно вместе... Когда двое в чем-то несогласны, то и третий туда же, а когда согласны двое, то заодно с ними и третий; и потому Отец даровал волю, знание и могущество Христу, чтобы и он имел суждение...»

Уже перевалило за полдень: вскоре объявят перерыв и допрос возобновится после обеда. Меноккио говорил без остановки, сыпал пословицами и цитатами из «Цветов Библии», захлебывался в словах. Он устал. Он уже несколько месяцев провел в тюрьме и надеялся, что суд вскоре закончится. Но при этом его опьяняло сознание того, что его с таким вниманием слушают ученые монахи (и есть даже нотарий, который записывает его ответы) — до сих пор его аудиторию составляли полуграмотные крестьяне и ремесленники. Инквизиторы это, конечно, не папа, не король, не князья, перед которыми он мечтал высказаться, но тоже неплохо. Меноккио повторялся, добавлял новые подробности, забывал о том, что говорил раньше, запутывался в противоречиях. Христос «был человеком, как мы, родившимся, как мы, от отца и матери..., но Бог через Духа Святого избрал его себе в сыновья... Бог избрал его своим пророком и даровал ему великую мудрость через Духа Святого, и я думаю, что он творил чудеса... Я думаю, что у него был такой же дух, как у нас, потому что душа и дух — одно и то же». Но что это значит: душа и дух — одно и то же? «Раньше вы говорили, — прервал его инквизитор, — что со смертью тела умирает и душа; потому ответьте, умерла ли душа Христа с его смертью?» Меноккио засуетился, начал перечислять души, которые Бог дал человеку: разум, память и т.д. На вечернем заседании судьи вернулись к этому вопросу: у Христа со смертью тела погибли также его разум, Память и воля или нет? «Да, погибли, потому что на небесах нет надобности в их работе». Так значит, Меноккио отказался от идеи неподвластного смерти духа и полностью отождествил его с душой, обреченной на гибель вместе с телом? Нет, не отказался: вскоре, заговорив о Страшном суде, он скажет, что «эти сиденья были заняты духами небесными, а будут заняты духами земными, избранными из наилучших», и среди них будет дух Христа, «потому что у Христа, сына его, дух земной». И как все это понимать?

Полностью распутать все эти головоломки невозможно, да, наверное, не надо и пытаться. Но дело в том, что за противоречиями словесными у Меноккио скрывалось противоречие по существу.